– Объяснил бы ей, что я твоя сестра, о существовании которой ты ничего не знал. Как в сериале. Она смотрит сериалы?
– Наверное, смотрит, – подумав, ответил Данилов. – Извини, мне нужно переодеться.
– Какой Версаль, – пробормотала Марта. Швырнула свой плед в ближайшее кресло и побрела на кухню.
Данилов всегда так разговаривал, и время от времени ее это раздражало. Сегодня особенно, потому что она нервничала и не знала, как скажет ему об этом.
Как?!
Он приехал такой усталый, такой обыкновенный, такой всегдашний Данилов, которого она знала уже пятнадцать лет, и вся ее решимость лопнула как мыльный пузырь.
Может, не говорить?
Она думала всю ночь и еще весь день, сидя на работе и сосредоточенно глядя в компьютер.
«Работаете? – игриво поинтересовался шеф, проходя мимо. – Это правильно. Работайте много, и вам воздастся».
Ему самому давно «воздалось» – «БМВ» был самой последней модели, и жена со чадами и домочадцами проживала в мирном городе Лондоне, не мешая отцу и супругу в его многотрудном деле добычи денег. Марта работала много, но ей почему-то до «БМВ» и города Лондона было далеко. Видимо, все-таки не всем воздается одинаково.
Или сказать?
Хуже всего то, что она даже представить себе не могла, как отреагирует Данилов на ее сногсшибательное сообщение. Скорее всего скажет в своей обычной манере: «Очень хорошо», и ей придется после этого повеситься.
Повздыхав, Марта зачем-то передвинула кастрюли на сверкающей эмали плиты. У Данилова было две кастрюли – красная и белая. Когда Марте приходило в голову поразить его воображение каким-нибудь кулинарным шедевром, приходилось изобретать совершенно дикие технологии. Технологии – это было его слово.
Например, в прошлый раз она запекала мясо в керамической миске, поскольку обе кастрюли, и белая, и красная, оказались заняты. Миска почему-то не треснула и не сгорела, а мясо получилось превосходным, и Марта решила, что придумала совершенно новый способ приготовления свинины.
– Данилов, ты ужинать будешь? – крикнула она, задрав вверх голову, и прислушалась. Из спальни не долетало ни звука. – А, Данилов?
– Да, спасибо, – сказал он совсем близко, и Марта вздрогнула. – Ты остаешься ночевать?
Она пожала плечами, глядя, как разгорается огонь под красной кастрюлей.
– Если остаешься, я открою вино.
– Я вполне могу тяпнуть и поехать.
– Нет, – сказал Данилов твердо, – не можешь. Снег, дороги очень плохие.
– Наплевать на дороги, – пробурчала Марта. – Давай свое вино, Данилов.
– Значит, остаешься, – подытожил он. – Что у нас? Мясо или рыба?
К рыбе полагалось белое вино, а к мясу красное. И никогда наоборот.
Правила есть правила. Запивать шампанским картошку – преступление. Локти на столе – ни в коем случае, даже дома. Пиво из горла – отвратительно.
– У нас рыба, – проинформировала Марта, – я с ней возилась целый час. Постарайся выразить что-то вроде восхищения.
– Постараюсь, – пообещал Данилов. Подумал и добавил: – Я всегда очень благодарен тебе за твои усилия. Спасибо.
– Пожалуйста.
Он осторожно вытащил пробку и посмотрел на Марту.
– Что с тобой? Ты чем-то расстроена?
– Ничем я не расстроена.
– Работа? Или… Петя? Он в Москве?
– Улетел, – сообщила Марта, – на три дня. Скоро прибудет. Просил не скучать.
– А ты скучаешь? – спросил Данилов рассеянно.
Ну как с ним разговаривать? Как?!
Марта сердито уселась за стол, немедленно поставила на него локти и залпом выпила полбокала. Вернее, не бокала, а того количества вина, что Данилов налил ей.
Данилов молча смотрел на нее.
– Я беременна, – выпалила она и допила вино. – Наливай еще.
Данилов ничего не понял.
– Ты… что?
– Я ничего, – ответила Марта злобно, – со мной все отлично. Я в интересном положении. Жду ребенка. С женщинами время от времени такое случается.
Данилов подлил ей вина. И себе подлил тоже.
– Я поздравляю тебя, – сказал он растерянно, – это хорошо. Это хорошо, да?
Хорошего было мало.
Ему не нравился ее Петя, не нравился его образ жизни, не нравилось его отношение к Марте. Ничего не нравилось.
Петя любил сало, жареную картошку и, подвыпив, заставлял всех петь хором «на тот большак, за перекресток». Кроме того, он писал стихи и декламировал их при каждом удобном и неудобном случае. В особо патетических местах голос у него дрожал и срывался – «от чувств-с», как говорил дед Данилова, когда рассказывал про очередную защиту очередной докторской, на которой ему приходилось присутствовать. Марту Петя интимно прижимал к своему боку, слегка трепал по коротким волосам и говорил задушевно, что ему «никогда не везло с женским фактором и вот наконец-то повезло».
Впервые увидев Петю, Данилов весь вечер молчал, а на следующий день спросил у Марты, откуда она взяла этого орангутанга.
Марта раскричалась и разобиделась.
«Мне надоели аристократы со следами вырождения на физиономиях, – кричала она, – мне надоели игры в высший свет! Я недавно была на одной вечеринке, там все были из «Маккензи» и «Андерсен Консалтинг»! Я думала, что сдохну от их чванливых постных морд и рассуждений о карьере! Бизнес требует, бизнес пошел, бизнес не пошел!.. Сопляки в дорогих галстуках, клерки, а морды, а речи – как будто они воротилы с Уолл-стрит! Вилки научились держать и уверены, что лучше всех!»
«А Петя? – спросил Данилов. – Он вилку не умеет держать и этим чрезвычайно горд, верно?»
После этого они не разговаривали, наверное, недели две, что случилось с ними первый раз в жизни. Потом Данилов не выдержал, позвонил и помирился.
А теперь вот оказывается, что она беременна.
Конечная станция. Дальше рельсов нет, господа пассажиры. Покорнейше просим выйти.
Марты Черниковской в жизни Данилова больше не будет.
– Когда ты об этом узнала? – спросил он сосредоточенно, как будто это имело значение.
– Вчера.
– А… Петя знает?
– Петя не знает. Давай я положу тебе рыбу, Данилов.
– Спасибо.
Некоторое время они вежливо жевали, стараясь не встречаться глазами. Потом Данилов подлил вина и вдруг спохватился:
– А тебе можно?
– Что? – спросила Марта и перестала жевать.
– Вино.
– Данилов, мне нельзя напиваться в стельку каждый день. Не в стельку и не каждый день – можно. Ты что? Теперь станешь обо мне заботиться?
Данилов пожал плечами:
– Стану.
– Ты и так зануда, Данилов, – пробормотала Марта. – А уж если начнешь проявлять заботу, я от твоего занудства погибну.
Странное дело. Необыкновенная, купленная в супермаркете форель, на которую Марта потратила чертову уйму времени, не имела никакого вкуса, как вываренная в супе капуста.
Может, у нее в организме уже начались необратимые изменения из-за беременности? Вчера, когда она не знала об этом, никаких изменений не наблюдалось.
Все дело в Данилове. В его вежливости, занудстве, сдержанности и правиле ни о чем не расспрашивать.
Если бы Марта узнала, что он беременный, она бы от него не отстала. Она бы выведала все, во всех подробностях.
К несчастью, все было наоборот. Марта фыркнула и закашлялась. Данилов – ясное дело! – немедленно вскочил, готовый в любую секунду прийти на помощь.
– «Скорую» пока не вызывай, – кашляя, попросила Марта, – может, еще рассосется.
Он сел с той же готовностью, с какой только что вскочил. Марта перестала кашлять и посмотрела на него печально.
За пятнадцать лет дружбы она так и не смогла понять – то ли он патологически равнодушен к людям и к ней в том числе, то ли умеет слишком хорошо скрывать свои чувства и заметить их со стороны вряд ли вообще возможно, то ли трусит так, что строительство оборонительных сооружений стало главной целью его жизни.
Все получилось именно так, как она и предполагала, и, видимо, ей все-таки придется сегодня повеситься.
Данилов аккуратно положил на тарелку приборы, оценил и переложил как-то еще более аккуратно.
– Ну и что, – спросил он, – вы теперь поженитесь?
– Мы – это кто? – уточнила Марта.
Данилов посмотрел на нее. Глаза у него были очень черные. Почему-то раньше она была уверена, что черные глаза – это признак темперамента, горячего, страстного, южного.
Ошиблась.
– Вы – это ты и твой Петя.
– Не знаю, – сказала Марта. Она и вправду не знала. – Вообще-то я уже большая девочка. Можно и замуж сходить.
– Сходи, – согласился Данилов.
Вот это разговор. Всем разговорам разговор. Пойди сходи – и все тут.
– И пойду, – ответила Марта упрямо.
Теперь ей захотелось плакать. Так сильно, что она не успела ничего с собой сделать, чтобы позорно не зареветь. Глаза моментально налились слезами.
Нельзя, чтобы Данилов заметил. Никак нельзя.
Она выскочила из-за стола, оставив его недоумевать, промчалась по коридору и немного постояла у входной двери, сильно и часто моргая. Ей было очень жалко себя и еще больше – ребенка. Неизвестно, почему ей было его жалко, вроде ничего такого не происходило, но тем не менее ей было жалко именно его, такого маленького и непонятного, о существовании которого она еще три дня назад и не подозревала.
Конечно, Данилов не пошел за ней. Он ни за что не поставил бы ее в неудобное положение.
Кретин.
Марта загнала обратно слезы, посмотрелась в высокое узкое зеркало, которое она недавно купила и заставила Данилова повесить, и вернулась в кухню.