Алекс, или Девушки любят негодяев

Марина Крамер

Часть 1

– Ты знаешь, что такое кровная месть?

– Нет. У нас это не принято.

– А у нас – принято. Эта женщина убила моего брата. Она и меня убила – своими писульками. Давно убила, не вчера…

– Ты уверен в этом? Никто не смог подтвердить, что она причастна, Костя.

– Артур не мог утонуть. Это она – она и ее любовник.

– Тогда почему она до сих пор жива?

– Потому что так нужно.

Черноволосый мужчина сощурил глаза и сжал в кулак правую руку. На безымянном пальце блеснуло кольцо. Собеседник уставился на него непонимающе. Перехватив этот взгляд, тот, кого называли Костей, чуть скривил в ухмылке тонко вырезанные губы:

– Что смотришь? Да, обручальное. Не думал, что так случится в жизни. Люблю ее, суку, до пелены в глазах. Три раза пытался убить – нет, не могу. Все понимаю – долг, семья, месть – а не могу.

Его собеседник только пожал плечами – ему было не совсем понятно, как такое может произойти, и как можно простить то, что сделала эта женщина. Как можно любить – после предательства? И какой же должна быть женщина, чтобы такой уважаемый человек был готов переступить через законы своего рода?

– Ты меня удивляешь, Костя-джан. Серьезный, солидный человек – и тебя за нос баба водит?

Костя грозно посмотрел на него и встал:

– Это не твоего ума дело. Она – моя жена. И я ее верну, клянусь честью. Но сперва все припомню. Недолго осталось. Знаешь, что самое сладкое в мести? Увидеть испуг в глазах, предсмертный животный ужас – и оставить жить.

«Чертовы девки. Когда я научусь не обращать внимания на них? Когда перестану бросать все и ехать-лететь-бежать им на помощь, сломя голову?»

Дорога в Прованс навевала тоску. Нет, виной были не пейзажи, не погода – с этим как раз все обстояло отлично. Причина была проста и обыденна – женщины. Две женщины, которых он любил. Так сложилось, что сидевший в вагоне поезда мужчина имел отвратительную привычку выбирать себе объектом вожделения женщин с тяжелым характером, непростой судьбой и зачастую далекой от модельных стандартов внешностью. А сейчас их было сразу две. Одна – бывшая жена, с которой Алекс – так его звали – не жил уже много лет, но при этом умудрялся постоянно быть в курсе всего происходившего в ее жизни. Вторая… вот тут сложнее. Эта девица не желала подчиняться никаким правилам, не собиралась прислушиваться к чьему бы то ни было мнению, и вообще оказалась слишком неправильной. Что, разумеется, только подстегнуло интерес Алекса к ней. Да и сошлось все как нельзя удачно – они подруги. Хотя, возможно, именно это вносило определенную сложность.

Алекс поправил тонкий черно-белый клетчатый шарф, с которым практически не расставался, сделав его частью своего весьма неоднозначного «я», чуть пошевелился, меняя позу, и взял со столика газету. На последней полосе красовалась фотография молодой женщины, сидевшей в плетеном кресле на просторной террасе загородного дома, и краткая заметка о новом романе Мэри Кавалье. Мадам Кавалье, как следовало из сухих строчек, осчастливила читающую детективные романы общественность новой душераздирающей историей о некоем Алексе – киллере и вообще мистическом персонаже. В некоторых описаниях вполне отчетливо угадывался он сам…

– Чертова безмозглая девка, – пробурчал Алекс вполголоса, раздраженно отбрасывая газету. – Нужно выйти на ближайшей станции и посмотреть в лавке – вдруг уже можно купить.

Ровно через полчаса, размяв ноги на перроне небольшой станции тихого предгорного городка, он вошел в лавку, торговавшую всякой всячиной, необходимой в поездках, и в том числе книгами в мягкой обложке. Имя Мэри моментально привлекло его взгляд – выделенное кроваво-красным на черно-белом фоне. Усмехнувшись, Алекс взял книгу.

– Интересуетесь, месье? – моментально возникла за его спиной молодая полная девушка в фирменном фартуке-накидке. – Это очень хорошая книга, я читала то, что мадам Кавалье написала раньше. Так могу сказать ответственно, месье – вы не пожалеете денег, который потратите.

– Не сомневаюсь, – иронично хмыкнул Алекс и полез в карман. – Давно не отдавал за пачку листков почти двадцать евро, – он протянул деньги девушке, не слушая, как та смущенно пробормотала что-то о высокой стоимости аренды, а про себя подумал, что Мэри, должно быть, получила бы неплохой гонорар, если бы владелец издательства не растаял в неизвестном направлении.

Хитрый жук перепродал права своему приятелю и очень здорово надул всех, кто сотрудничал с ним. В том числе и Мэри, которая рассчитывала на эти деньги, чтобы иметь возможность прооперировать ногу, сильно покалеченную в автомобильной аварии.

Вернувшись на свое место в вагоне, Алекс углубился в чтение, с удивлением отмечая, что девчонка сумела с первых страниц сделать нечто такое, что заставляло не отбросить книгу, а дочитать до конца. Вот только главный герой… очень он смущал его, очень смущал.

Она всегда отвратительно чувствовала себя с похмелья, что, собственно, неудивительно.

«Я – безмозглая идиотка, ну, зачем вчера так напилась, скажите мне? И ведь винить некого – Марго честно пыталась прекратить творящееся безобразие, но тщетно. Когда Марго удавалось справиться со мной? Да никогда».

Она привычным жестом протягивает руку и берет костыли. После операции бывшая танцовщица Мария Лащенко смогла встать на ноги, однако ходить без подпорок пока так и не научилась. Левая нога оказалась слишком искалечена в аварии, и даже кудесник-хирург из Франции ничего не смог с этим поделать. Опираться на ногу возможно, но боли… Да, главное – вот эти ужасные боли, от которых Мария буквально лезла по ночам на стену. Собственно, и алкоголь – поэтому.

Она ковыляет к большому комоду, заменяющему ей туалетный столик. Оглядев в зеркале свое бледное лицо с огромными черными тенями вокруг глаз, скептически хмыкает – хороша девушка, ничего не скажешь…

– Ты проснулась? – в дверях появляется лохматая спросонья голова Марго. Лицо чуть опухшее, сонное еще, в руке – надкушенное яблоко.

– Проснулась.

– Что – головка бо-бо? – ехидно интересуется она, входя и заваливаясь на кровать.

– Отстань, а?

– Мэри, – Марго переворачивается на живот и, откусив от яблока, смотрит на подругу серьезно и чуть озабочено. – Дорогая, мне очень не нравится тенденция…

Мэри разворачивается так, чтобы не видеть в зеркале укоризненного взгляда Марго и не чувствовать себя виноватой. Берет расческу, начинает раздирать спутанные волосы, и у Марго сдают нервы – она кидает яблоко на кровать, встает и отнимает расческу:

– Что ж ты делаешь-то?

Она сама осторожно водит по рыжим волосам, аккуратно разбирает прядь за прядью.

– Мэри, а ведь у тебя волосы седые появились…

– Да и черт с ними…

Марго решительно разворачивает совершенно безучастную к происходящему Мэри к себе, наклоняется и шипит в самое лицо:

– Так, хватит! Что случилось вчера?

«Ну, как я скажу ей, что именно случилось? Никак»…

С того самого дня, как русские девушки живут в Провансе, у Мэри регулярно что-то случается. Постоянно – просто по календарю. А вчера ей вдруг позвонил Алекс. Потерявшийся почти на три месяца Алекс. Позвонил ей – а не Марго, и теперь Мэри должна о звонке сообщить подруге, но не сделает этого ни за что. Вчера она сказала ему много лишнего – и он тоже вспылил. И ударил ниже пояса – в буквальном смысле. Так и заявил:

– Скажи спасибо своим костылям – я не опущусь до того, чтобы приехать и дать тебе пару пощечин. Тебя и так жизнь ударила.

Собственно, Мэри не особенно расстроилась – ударившая ее чуть больше года назад жизнь преподносила потом еще кучу сюрпризов, и слова Алекса уже не ранили. Но зачем Марго это знать?

– Марго… клянусь – ничего. Я работала почти до трех, потом легла…

– Ну, конечно! А перед этим ухитрилась достать из шкафа бутылку коньяка?

– Да ты ж видела!

– Видела, – согласно кивает Марго. – Но с сегодняшнего дня больше не буду видеть.

Мэри опустила глаза – значит, с сегодняшнего дня ей уже не удастся убедить Марго в том, что в состоянии легкого «подшофе» эффективнее пишется…

За этот год с небольшим Марго сумела заменить Мэри все и всех – няньку, массажистку, врача, секретаря и агента одновременно. Если бы не Марго – никто больше не услышал бы о Мэри Кавалье, а с ее помощью она продолжала писать и издаваться. Правда, теперь делала это во Франции.

А Марго, меж тем, доводит до финала свою гневную тираду, попутно заканчивая возиться с волосами подруги:

– И вообще. Ты в четверг ложишься в больницу, нужно закончить рукопись – а ты пьешь.

– Марго! Хватит! Я не буду дописывать эту книгу, сто раз говорила.

– Будешь.

Вот так – будешь, и все, спорить бесполезно. Но не в этом случае. Этот роман Мэри ни за что не хотела отдавать французам, просто Марго еще не была в курсе. Визит в больницу – последний, контрольный, так сказать, а потом…

---