Сын двух отцов. Падение

~ 2 ~

Пан Заглоба и его младший брат Загреба сейчас были не вхожи в палаты князя, и только супруга Загребы прислуживала княжне Рыксе, супруге Мечеслава, одного из сыновей Болеслава.

Малгожата была женщиной очень благочестивой. Во всяком случае, так это казалось со стороны. Она постоянно твердила о Господе, подолгу молилась и требовала подобного и от других. Едва Святополк вошёл в дом, как Малгожата стала причитать:

– Господи, да покарай же ты этого злобного изверга, который изгнал тебя из отчего дома! Покарай его страшными болезнями! Порази его язвами и лиши мужского естества!

Святополк несколько поморщился, услышав голос Малгожаты. На короткое время ему стало не по себе от подобных речей.

– Да, проклятый Ярослав должен будет понести заслуженное наказание или в этом мире, или на небесах, – проговорил пан Заглоба, поддерживая супругу брата, – Господь с неба всё видит!

– Пан Заглоба, – проговорил князь Святополк, – в память о нашей дружбе, которая завязалась в теперь уже враждебном мне Киеве, позволь мне пожить некоторое время в твоём доме. Я встречусь со своим тестем, князем Болеславом, и буду просить его о помощи.

Заглоба и Загреба переглянулись. Оба брата понимали, что нахождение князя в их доме будет немало стоить. И дело вовсе не в том, что много средств уйдёт на предоставление князю всего необходимого. Куда больше серебра потребуется, чтобы обеспечить себя как подобает. Сейчас князя встретили в лучших одеждах и на стол накрыли, словно на праздник.

– Конечно! Мой дом полностью в твоём распоряжении, – проговорил Заглоба сладким голосом, – живи в нём столько, сколько потребуется. Я рад принять тебя, князь!

После трапезы, когда князь Святополк отправился отдыхать с дороги, Заглоба и Загреба остались наедине.

– Вот так повезло нам, братец! – проговорил Заглоба. – Свалился на нашу голову этот князёк. Видно, точно по свету пустить нас хочет. Знаешь, во сколько нам сегодняшний обед обошёлся? Да можно было бы неделю питаться так! Может, к вечерней трапезе подать те же блюда?

– Можно, – задумчиво проговорил Загреба, – но ежели вскроется, то стыда не избежать. Действительно, Господь испытывает нас, послав нам такую напасть. Князь Святополк, сказывают, страшный расхититель. Чтобы уважить простой люд, он, едва сел в Киеве, приказал закатить пир. Вместе со всем городом он пировал несколько недель до тех пор, пока всю казну своего покойного родителя не истощил, а уже чтобы продолжать свои беспутства, стал отбирать серебро у братьев. Троих сгубил!

Заглоба схватился обеими руками за голову и облокотился на стол. Что говорить? Видно, беда и впрямь пришла в их дом.

– Вот что, брат, давай сделаем так. Пусть к вечерней трапезе князю подадут новые блюда, а возле нас поставят старые. Так мы хоть немного сможем сберечь наше серебро.

– А звать кого-нибудь на вечернюю трапезу будем? Всё же мы, как-никак, князя Руси принимаем под своей крышей.

Пан Заглоба засопел. Выбор был не из лёгких. Конечно же, ему хотелось, чтобы другие паны видели в нём человека, облечённого властью и силой, которому не зазорно и сына самого князя Владимира принять. Или сына князя Ярополка. Сам Заглоба особо не задумывался, кто же истинный отец Святополка.

– Давай позовём, но тогда надо будет все блюда накрывать свежими. Куда старые яства денем? Полстола не съедено. Может, отдадим их челяди?

– Чтобы они совсем обленились и за нашими спинами потешались, что они едят как паны?! Нет уж. Давай лучше свиньям.

***

Епископ Краковский Ламберт был братом князя Болеслава. Это не означало, что они друзья, скорее напротив. Болеслав довольно-таки враждебно относился к своим братьям, кроме, пожалуй, одного – Владивоя, но тот почил пятнадцать лет назад.

Однако Ламберт не представлял для Болеслава никакой угрозы, так как принял монашеские обеты. Князь Болеслав после смерти епископа Краковского Поппона настоял, чтобы следующим епископом стал именно его брат.

Узнав о том, что произошло на Руси и о том, что князь Святополк прибыл в Гнёзно, Ламберт решил всё-таки вмешаться и направился прямиком в княжеские палаты.

Болеслав был сильно удивлён тому, что к нему пожаловал его брат, но не встретиться с князем Церкви он не мог. Кроме того, ему и самому было интересно, о чём же его смиренный братец решил с ним потолковать. К своему стыду, князь как раз набивал необъятный живот пирожками, и даже встреча с епископом не могла заставить его прервать это занятие.

Ламберт был почти на семь лет младше Болеслава и, в отличие от него, был худым.

– Епископ! – поприветствовал брата Болеслав, даже не подумав подняться со своего места, а напротив, запихнув себе в рот пирожок. – С того момента, как ты принял сан князя Церкви, у нас было мало времени на общение. Рад, что ты пришёл ко мне. Только не начинай обличать меня в чревоугодии! Ты, я думаю, понимаешь, что я тут не при чём. Всему виной один прохвост. Он сказал: «Лопни!» и три раза плюнул в мою сторону. Это когда я ходил на помощь князю Вацлаву. Он тогда ратался с полабскими язычниками. Вот этот прохвост был жрецом высшего разряда. Он проклял меня.

Князь Болеслав рассмеялся, хлопнув себя по животу, а затем посмотрел на брата взглядом мученика. Епископ ничего не сказал в ответ. Ламберт вообще был человеком немногословным.

– Это было так, Ламберт, слушай. Я скакал на своём жеребце, а против меня вышло несколько десятков язычников. Рядом со мной был лишь пан Хостишко и Чтибор, Царствие ему Небесное. Увидев язычников, Чтибор проговорил: «Князь, давай отступим!»

Болеслав поглядел в глаза Ламберту, пытаясь угадать, интересна ли тому его история. Епископ внимательно слушал брата.

– «Нет, мы перебьём их всех!» сказал Хостишко и пустил вперёд своего коня. Какой был жаркий бой, Ламберт! Сейчас таких сражений не бывает. Я бился по пояс в крови. Мой конь был сражён копьём, но я не сдался. В конце мы с Хостишко одолели всех, кроме одного. Именно он и был, я об этом узнал после, жрецом Чернобога. Он плюнул три раза и сказал: «Лопни!» Я забрал его жизнь и ушёл прочь с того места.

Болеслав замолчал. Он не помнил, рассказывал ли раньше эту историю Ламберту. На самом деле вскорости на помощь ему, Хостишко и Чтибору пришли около двух десятков мечников. Князь некоторое время молчал, а затем воскликнул со слезами в голосе:

– Если бы я знал, Ламберт! Если бы можно было вернуться в прошлое! Я бы сжёг тело этого языческого волхва или проткнул его колом, пригвоздив к земле. Только так можно было избавиться от проклятия.

– Господь сохраняет нас от проклятий, князь, – ответил Ламберт, – но посылает каждому свой крест. Этот, видимо, твой.

– Мой крест, – повторил Болеслав, уцепившись за слова епископа, – ты умный человек, Ламберт, и я вижу, что ты понимаешь меня. Действительно, это мой крест. Я должен есть. С этим ничего не поделаешь. Каждому свой крест. Я в силах бороться с десятью врагами, но не могу одолеть своё брюхо. Таков мой крест. По правде, мне не позавидуешь.

Ламберт стоял, переминаясь с ноги на ногу, так как Болеслав не пригласил его присесть. Болеслав, заметив это, улыбнулся, но предлагать своему брату место рядом с собой не стал.

– Епископ! Верно, сама судьба привела тебя ко мне. Мой сын Безприм проводит время пьянствуя. Я думаю, что ты сможешь унять его нрав. Я давно хотел, чтобы он посвятил свою жизнь Господу, так как из него получится плохой правитель. Пусть он живёт с тобой и примет подстриг, а после займёт твоё место, если не помрёт от пьянства раньше.

Безприм был самым старшим из детей Болеслава и самым нелюбимым. Слишком быстро он попал в пагубную зависимость от вина и хмельного мёда. Болеслав мог простить обжорство, но не пьянство. В своей жизни этот грех он простил лишь одному человеку – единокровному и единоутробному брату Владивою. Болеслав обличал брата, даже бил. После смерти Владивоя князь тех, кто имел столь пагубное пристрастие, даже за людей не считал.

– Князь, – неспешно проговорил Ламберт, – я никогда не давал тебе советов, так как не разумею в делах государственных, но сейчас я пришёл к тебе, чтобы отговорить тебя от войны с Русью.

– Отчего это? – недоверчиво спросил епископа Болеслав. – Какое дело епископу Краковскому до дел мирских?

– Эта война погубит нашу страну. Мы не сможем рататься и с римским кайзером, и с Русью.

– Сам знаю, – сказал Болеслав и хлопнул себя по животу, – думаешь, я ничего не смыслю? Вот как-то раз я осаждал одну крепость. Рядом со мной стояли Чтибор, Царствие ему Небесное, и пан Хостишко. Мы думали, как вскарабкаться на каменную стену. У нас было меньше людей, не было припасов, и мы никогда раньше не брали штурмом такие крепости. Чтибор сказал, что надо отступать, а я прямо в тот же миг спрыгнул с коня и решил вскарабкаться наверх. Увидев, что я лезу по отвесной стене, цепляясь за камни, мои люди схватили несколько лестниц и последовали за мной. На стенах, едва услышали крик «Болеслав!», побросали оружие и сдались.

– Быть может, сейчас одного твоего имени вновь хватит?

Болеслав задумался. Конечно, он за трапезой уже похвалялся, что возьмёт Киев, а Ярослава привезёт в цепях в Гнёзно, но умом он понимал, что Русь – могучее государство, овладеть которым будет нелегко.

– Что ты предлагаешь?