Я скиталась по пустыне еще много дней. Останавливалась только ночью и в полуденный зной, когда двигаться было совсем невыносимо. Сколько – не знаю, я потеряла счет времени. Единственное, что я ощущала постоянно, – это невыносимый голод, жажду, страх и боль. Но больше всего мне не хватало мамы.

Мне уже ничего не хотелось – я оказалась не готова к свободе такой ценой. Мне не впервой было не есть и не пить несколько дней, но дольше я бы вряд ли протянула. Я ослабла и еле передвигала ноги, ступни потрескались, и каждый шаг причинял мне боль. Я сдалась. Лев казался мне избавлением от страданий. Но он не посчитал меня подходящей добычей. Не знаю, может, его отпугнули мои впалые ребра и щеки? А может, он почувствовал что-то и пожалел меня? А может, это было провидение. Не может же Аллах быть настолько жестоким, чтобы спасти меня ото льва лишь для того, чтобы позже я умерла от голода. Немного приободренная, я кое-как поднялась и побрела дальше.

И представляете, через несколько минут я набрела на пастбище верблюдов. Я отыскала верблюдицу с молоком и жадно, словно грудной ребенок, прильнула к ее сосцам. Меня заметил пастух, но я была в таком отчаянии, что меня не пугали ни его брань, ни звуки хлыста. Я успела выпить все ее молоко, прежде чем он прибежал, а потом дала деру что есть силы. Пастух только пару раз задел меня хлыстом – я была моложе и куда проворнее него, поэтому вскоре его ругань осталась далеко-далеко за горизонтом.

Жирное молоко верблюдицы вернуло мне силы. Я бежала уверенно и быстро, пока не набрела на какое-то селение. Такого мне раньше видеть не доводилось: там были дома, целые ряды домов из плотно утрамбованной земли! Между домами была широкая улица – по ней я шла, вытаращив глаза и внимательно изучая все вокруг.

– Да что с тобой, ты разве не видишь, где идешь? – окрикнула меня местная женщина. – О Аллах, что с твоими ногами! Ты должно быть из кочевья. Сойди с дороги, если хочешь жить, уйди в сторонку!

Я не поняла, в чем дело, и продолжала идти посередине дороги с низко опущенной головой. Но потом меня чуть не сбил грузовик, и все прояснилось. Это была дорога для транспорта. Я шла лицом к автомобилям и заглядывала в глаза каждого водителя, поднимала руку и мысленно молилась, чтобы хоть кто-нибудь мне помог.

В итоге мне удалось остановить один грузовик, но сейчас, даже через столько лет, я очень жалею, что не поверила своей интуиции. Я не горжусь историей, о которой я расскажу вам дальше. Но что поделать, если это случилось?

Этот грузовик перевозил необработанные камни для строительства. В кабине было двое мужчин. Один из них открыл дверцу и по-сомалийски сказал мне:

– Запрыгивай!

Подсознательно я чувствовала, что добром все не кончится, но как отказать этим мужчинам, не понимала.

– Мне нужно в Могадишо. – Я чувствовала себя абсолютно беспомощной, а внутри все сжалось от необъяснимого страха.

– Я отвезу тебя куда угодно, милая, – ответил он, ухмыляясь рыжей улыбкой. Его зубы окрасил кат – наркотическое растение, широко распространенное в Африке. Я однажды видела, как отец жевал его. Женщинам строго запрещено его употреблять, и неудивительно: он делает человека очень агрессивным и возбужденным.

Подсознательно я чувствовала, что добром все не кончится, но как отказать этим мужчинам, не понимала. Мне велели полезать в кузов – это меня немного успокоило, ведь я буду далеко от водителя. Я устроилась в уголке на груде камней и укрылась – стемнело, и в пустыне стало прохладно.

Следующая картина – спутник водителя стоит около меня на коленях. Это был самый настоящий урод – дрожь пробирает, когда я вспоминаю его лицо и жуткий плотоядный взгляд. От такого чудовища сбежали даже волосы – у него была огромная проплешина. Половины зубов у него не было, а от остальных остались покрытые рыжим налетом пеньки. Все это обрамлялось маленькими мерзкими усиками.

К тому же он был очень полным – я поняла это, когда он спустил брюки. В возбуждении он приблизился ко мне и попытался развести мои ноги в стороны.

– Прошу вас, нет, нет!

Я намертво сжала ноги, будто они приклеились. Он стал со мной бороться – все было бесполезно, я не поддавалась. Тогда он размахнулся и со всей дури ударил меня по лицу. Ночной ветер далеко в пустыню разносил мои визги.

– ДА РАЗДВИНЬ НОГИ, СУЧКА!

Он завалился на меня всей своей огромной тушей и вновь ударил меня. Тогда я поняла, что нужно сменить стратегию – силой мне точно его не победить. Этот урод явно не в первый раз насиловал девушку и точно знал, что делать. Я притворилась, что согласна.

– Хорошо, ладно, – сказала я ему ласково. – Дай я только сначала схожу пописать.

Мои слова раззадорили его еще больше (конечно, девчонка сама согласилась!), поэтому он позволил мне отойти. Я забилась в самый дальний угол кузова, опустилась на корточки и выиграла себе немного времени. Я знала, как поступлю. Я спрятала в кулаке самый большой камень, который смогла найти, и легла рядом с этим уродом.

Едва он взобрался на меня, я угостила его ударом в самый висок. Раз! В голове у него помутилось. Два! Он свалился с меня. В тот момент я чувствовала себя воином из древних легенд – казалось, я способна на все. Я еще раз ударила своего врага и заметила, что у него из уха течет кровь.

Оказалось, что за нами наблюдал его дружок из кабины.

– Твою мать, что ты делаешь! – заорал он и стал подыскивать место, где бы припарковаться.

«Если он меня схватит, мне конец», – промелькнуло в моей голове. Подождав, когда грузовик немного притормозит, я с ловкостью кошки спрыгнула с кузова и помчалась что есть сил. Вслед мне доносился хриплый голос водителя: «Ты убила его! Убила моего друга!» Он гнался за мной сквозь колючий кустарник, но долго преследовать меня не смог – водитель был уже в летах.

Но он не сдался – вскочил обратно за руль и на всей скорости понесся сквозь пустыню. Я бежала в свете фар и буквально над ухом слышала мотор грузовика. Конечно, тот был быстрее. Мне удалось обмануть его, петляя зигзагами и меняя направление. Он потерял меня из виду и вернулся на дорогу.

Но я остановиться не могла. Страх не давал мне этого сделать, и я все бежала и бежала по пустыне, пока не наступил рассвет. Каким-то чудом я вновь оказалась на дороге. И хотя воспоминания прошлой ночи все еще заставляли меня дрожать, я понимала, что мне нужна машина. Нужно было убраться подальше от этого места.

Видок у меня был тот еще – вся пыльная, в лохмотьях, со спутанными волосами, руками-ветками и убитыми ступнями в язвах. Я подняла руку и остановила дорогой «Мерседес». За рулем сидел щеголеватый мужчина.

– Куда едешь?

– А вон туда, – сказала я, забираясь на роскошное кожаное сиденье и указывая пальцем на горизонт.

Мужчина обнажил великолепные белые зубы и расхохотался.

2
Детство пастушка

До побега вся моя жизнь была сконцентрирована на природе, семье и животных. Особенно на животных – кочевые народы связывают с ними особые крепкие узы, поскольку от них зависит жизнь. Как и любой другой ребенок, я с самого детства очень любила животных. Мое первое детское воспоминание связано с козленком Билли. Он был таким же малышом, как и я, поэтому, наверное, я так сильно привязалась именно к нему. Тайком я подкармливала его, а семья только разводила руками – и чего он такой жирный?

На самом деле в моей дружбе с Билли не было ничего необычного. В Сомали уважительное отношение к животным выработано тысячелетиями кочевой жизни нашего народа. С ними мы рождаемся, растем, голодаем и страдаем от жажды (или наоборот) и умираем. Жизнь семьи очень тесно связана с жизнью стада. Детей в Сомали приучают ухаживать за животными с малых лет, как только они начинают ходить без посторонней помощи. В нашем стаде были и козы, и коровы, и овцы, но, конечно, самыми главными животными всегда были верблюды.

Верблюд в Сомали – все равно что корова в Индии. Об этом животном слагают легенды, песни и сказания. Многие из них передаются из уст в уста уже очень много лет, чтобы сохранить для новых поколений эту связь, идущую из глубины веков. Мама часто напевала мне одну песню: «Мой верблюд попал в руки дурного человека, тот убьет его или уведет из стада. И вот я плачу и молюсь: люди, сжальтесь надо мной, верните мне верблюда». Каждый сомалиец с колыбели знает – верблюда нужно беречь как зеницу ока.

Жизнь человека в Сомали измеряется верблюдами. Выкуп за убийство – сто верблюдов. Если род убийцы не заплатит семье пострадавшего, на них ляжет страшная месть. Выкуп за невесту отдают тоже верблюдами. Верблюд заменяет нам все – валюту, транспорт, супермаркет.

Ни одно животное на свете не приспособлено так к жизни в пустыне, как верблюд. Он может не пить неделями и все равно продолжает давать молоко, чтобы человек мог утолить и жажду, и голод. Он может пережить самый невыносимый зной. Еще одно неоценимое качество верблюда – он ест колючки и не отбирает траву у другого скота.

По характеру верблюды очень напоминают лошадей – они так же глубоко привязываются к хозяину и будут делать для него то, что не сделают ни для какого постороннего человека. Многие пытаются укротить молодых верблюдов – приучают носить седло, ходить в караване. С ними нужно быть твердыми: нерешительного наездника верблюд тут же сбросит или даже лягнет.

---