Лыков знал от директора, что их министр находится под сильным влиянием Витте. Того не любил государь, и хитрый делец использовал простодушного Сипягина в своих целях. В противовес Сергею Юльевичу император очень хорошо относился к Дмитрию Сергеевичу. И все благодаря его женитьбе. Будучи сорока одного года от роду, Сипягин обвенчался с сорокатрехлетней перезревшей девицей, княжной Вяземской. Ее сестра в свою очередь стала женой Шереметева, того самого, знаменитого Сергея Дмитриевича. Этот человек был другом детства покойного государя и наставником нынешнего. Такое свойство быстро вывело заурядного бюрократа наверх. Из московских губернаторов он скакнул в товарищи министра и егермейстеры. Потом стал главноуправляющим Комиссии по принятию прошений, на Высочайшее имя приносимых. А это уже должность, когда ты на глазах у монарха. И через четыре года Сипягин возглавил важнейшее в системе управления империей министерство. Притом остался добрым малым с хитрецой, любителем вкусно поесть и поохотиться. Государственным мышлением не обладал, зато был настоящий московский барин.

– Наш… – Зволянский хотел сказать «дурак», но не решился и продолжил иначе: – …патрон желает услужить Витте. Хотя при своих отношениях с Его Величеством сам бы мог вить из казначея веревки. Так что езжай и разберись. Разыщи писателя и тряхни как следует. Кажется, это заурядный донос. Или рядовая афера, которая Департамента полиции никак не касается. Но замешаны такие люди… Киев – столица Юго-Западного края и вотчина Драгомирова, второго государева любимца. Будь осторожен, не наступи там на ногу кому не следует. Сипягин из-за мелкой шушеры, как мы с тобой, ни с кем ссориться не будет. Особенно если противник с титулом или хорошим поместьем.

– Я сам с хорошим поместьем! – обиделся Лыков.

Но действительный статский советник лишь крякнул и сказал сдержанно:

– Ну ты же понял, что я имею в виду…

– Как не понять.

– Тогда ступай. И не присылай мне, пожалуйста, оттуда плохих вестей. И без того грустно.

– Очень донимал? – сочувственно спросил надворный советник.

– Еловая голова у нашего патрона, – не сдержался Зволянский. Он знал, что дальше Лыкова не уйдет. – В третьем часу ночи сегодня отпустил! Про Особый отдел так и не понял, придется заново разжевывать. Нет, уходить пора, уходить…

Алексей Николаевич впал в минорное настроение. Судьба чиновника его уровня зависела от служебных дрязг и интриг. С прежним министром Горемыкиным Зволянский жил душа в душу, и надворный советник тянул лямку спокойно. Знал, что директор всегда прикроет. Но в декабре прошлого года Горемыкина задвинули в Государственный совет. Сыщик Лыков сразу почувствовал изменения. Его начальник стал нервным и неуверенным. Конечно, такое случалось уже не раз. Лыков много повидал директоров Департамента полиции, Зволянский не первый и не последний. Но, поднимаясь в Табели о рангах, все труднее оставаться в стороне. Бывший нижегородец засиделся в надворных советниках. Документы на его производство в следующий чин были уже заготовлены. И тут неприятное поручение – вскрыть аферу, которую устроил зять всемогущего Витте. Самому бы уцелеть после такого дознания…

Подумав как следует, Лыков телефонировал в Военное министерство. Он решил перед отъездом повидаться с бароном Таубе. Пусть расскажет другу, кто такой Драгомиров. «Хозяин» Киева может стать союзником или противником в опасном деле. Лучше бы союзником…

Виктор Рейнгольдович принял старого товарища после девяти. Он занимал теперь должность, в которой раньше состоял покойный Енгалычев – директор канцелярии ВУК^[1]. Должность была генеральская, но Таубе по-прежнему держали в полковниках. Дали казенную квартиру, и на том спасибо. И «на гуся»^[2] выписывают, как генерал-майору… В их последнюю встречу на Пасху барон был не весел. Жаловался на Куропаткина, что загонял всех в министерстве пустяковыми поручениями. Полгода отсутствует на месте, ездит по стране ради двойных прогонов. Берется за все сам, а потом бросает и не может отличить главного от второстепенного. Ну эдак-то по всей империи… Таубе жаловался устало и механически и намекал, что уйдет в строй. Знакомая песня. Если бы нашему брату да волю выбирать начальство…

– Что расскажешь? – спросил полковник, пожимая товарищу руку.

Тот сразу взял быка за рога:

– Меня посылают в Киев. С неприятным поручением. Даже, возможно, опасным.

– И что?

– Скажи, в какой мере я могу рассчитывать на помощь Драгомирова? В случае, ежели не дай Бог…

– А что за поручение?

– Некто Меринг, председатель правления домостроительного общества, якобы заигрался. Растащил деньги из банка, отдать не может, а лезет во все новые аферы…

– Обычная история, – прервал гостя Таубе. – Таких мильён, что же тут опасного?

– Этот Меринг женат на дочери Витте. Приемной, но тем не менее…

Барон присвистнул.

– Витте? Убийца русской армии? Тут Михаил Иванович ему спуску не даст, за все отыграется.

– Погоди, Виктор. Давай сначала про Драгомирова, а потом про убийство армии.

– Давай. Итак, генерал-адъютант, генерал от инфантерии Михаил Иванович Драгомиров. В этом году ему исполнится семьдесят лет. Человек очень больной и оттого капризный.

– Он действительно с зайчиком в голове? – уточнил Лыков.

– Со странностями, это верно. Однако у талантливых людей такое бывает часто, а Драгомиров талантливый.

– Говорят, он постоянно выпимши.

– Нет, – возмутился Таубе. – Эти сплетни о нем распускает генерал Новицкий, начальник Киевского ГЖУ^[3]. Старый дурак и дармоед, кстати сказать. Драгомиров имеет большие заслуги перед Россией. Его дивизия в русско-турецкой войне первой форсировала Дунай и обеспечила успех всей переправы. Он же вовремя поддержал Радецкого на Шипке. Но получил там тяжелую рану, ему едва не ампутировали ногу. Пришлось покинуть строй. Михаил Иванович долго командовал Николаевской академией^[4], написал учебник по тактике, потом принял Киевский округ, а затем и начальство над всем краем. Что еще добавить? Ругался с Толстым, написал издевательский разбор «Войны и мира» с точки зрения военного человека. Родил девять детей; один, правда, умер. Евреев очень не любит и преследует. Изучает философскую литературу, особенно уважает французских классиков… Считает, что скорострельное магазинное оружие не нужно, главное – это воля солдата; тут он, конечно, не прав.

– Ясно. Теперь давай про Витте, как он убивает русскую армию.

– Конечно, убивает! – начал горячиться полковник. – Своей чертовой экономией буквально гробит. Мы даже чайное довольствие на солдат не можем выпросить. Тех денег, которые дает нам Министерство финансов, едва-едва хватает на текущие нужды. А новое вооружение? А повышение содержания нищих офицеров? А казармы для войск? Стоим же по крестьянским избам до сих пор.

– Но Витте собирал деньги для укрепления рубля. Видишь, перевел его на золотой стандарт. Это потребовало большой экономии, зато, как говорят, оздоровило все наше хозяйство.

– Золотой стандарт уже давно введен. И превышение доходов над расходами значительное, особенно после появления винной монополии. Но армия до сей поры этого не почувствовала. Германцы перевооружаются семимильными шагами, а мы едва можем заменить винтовки. О пушках и говорить не приходится. Знаешь, сколько кайзер расходует на вооруженные силы? Пять рублей восемьдесят копеек из расчета на душу населения. А мы – всего два с полтиной.

– Значит, у Драгомирова на Витте зуб? – спросил Лыков.

– Конечно, как у каждого военного. И если ты прищемишь хвост родственнику финансиста, Михаил Иванович тебя поддержит. Но нужен кто-то из ближайшего окружения Драгомирова, кому он доверяет и кто тебя ему представит в нужный час.

– Есть у тебя такой в Киеве?

– А то! – обрадовал приятеля Таубе. – Я дам тебе письмо к Дикой Мавре.

– Это женщина? А почему дикая?

– Не надейся, старый юбочник. Дикая Мавра – это дежурный генерал штаба округа Алексей Алексеевич Маврин. Мой хороший товарищ и славный человек. А прозвище свое получил за характер, как у юной гимназистки. Застенчив, угловат, трудно сходится с людьми – словом, дичится. Драгомиров его любит, и при необходимости ты сможешь быстро встретиться с генерал-губернатором через него. Кстати, Маврин окончил Аракчеевскую военную гимназию в Нижнем Новгороде. Так что вам будет о чем поговорить, хе-хе.

– Пиши письмо. Как-то спокойнее ехать в Киев, когда знаешь, что армия тебя защитит.

– Если, конечно, защитит, – ухмыльнулся Таубе и обмакнул перо в чернильницу. Но вдруг отложил его:

– А Меринга этого как зовут? Михаил Федорович?

– Михаил, а отчества не знаю.

– Он, стервец! Знакомая нам личность, как говорит мой денщик.

– Где встречались?

– Меринг был вице-директором Кредитной канцелярии Министерства финансов. А я ходил к нему защищать наш предельный бюджет^[5]. Скользкий персонаж. Хороший математик, учился за границей на астронома, но стал чиновником. А как выгодно женился, сразу вышел в отставку. В Киеве у него, говорят, большое имение, досталось по наследству от отца. Жук еще тот.

– И служил под Витте до того, как породнился? Ловкач. М-да…