Единственным местом, где дела круглый год шли хорошо, была закусочная «Дэйри Квин», хотя всего в нескольких километрах находилась еще одна такая же. Почему Анна-Ли решила открыть свое дело в Литтл-Спиндл, а не в Грейтер-Спиндл, оставалось загадкой для всех, кроме нее самой.

В тот день Грейси не отправилась прямиком в «Дэйри Квин» – во всяком случае, не сразу. Она доехала до самого дома, бросила велосипед во дворе и уже взялась за ручку входной двери, как вдруг спохватилась. Эрик и ее мама предпочитали проводить воскресные дни на заднем дворе, разлегшись на пластиковых шезлонгах и держась за руки, как пара морских котиков на лежбище. Они оба допоздна работали в больнице в Грейтер-Спиндл и все выходные посвящали любимому хобби – сну.

Грейси замерла, протянув руку к двери. Ну что она скажет матери? Своей усталой матери, которая выглядит встревоженной даже во сне? Там, у озера, Грейси на мгновение снова превратилась в маленькую девочку, но ведь ей уже четырнадцать. Нужно самой во всем разобраться.

Она снова села на велосипед и медленно, задумчиво поехала куда глаза глядят. Уверенность в том, что она видела, то, что видела, постепенно улетучивалась, будто ее выпаривало солнце. Что же она видела на самом деле? Может, это была рыба? Косяк рыб? Но, видимо, подсознание само вело ее куда нужно – доехав до «Дэйри Квин», она свернула на парковку.

Анна-Ли Саперстейн по обыкновению сидела за столом у окна, разгадывая кроссворд, рядом с ней стояла вазочка с подтаявшим арахисовым парфе. Грейси плохо знала Анну-Ли, но любила слушать рассказы о ней, а мать часто посылала ее позвать старушку на ужин.

– Она старая и одинокая, – говорила мама. – Ей будет приятно.

Мама размахивала пальцем у нее перед носом, будто дирижируя невидимым оркестром, и приговаривала:

– Никому не нравится одиночество.

Грейси старалась не закатывать глаза. Правда старалась.

А теперь она уселась на жесткое красное сиденье напротив Анны-Ли и спросила:

– Вы знаете что-нибудь про Иджи-Пиджи?

– И тебе не хворать, – проворчала Анна-Ли, не поднимая глаз от кроссворда.

– Извините, – смутилась Грейси. Она хотела уже рассказать про свое странное утро, но вместо этого спросила: – Как ваши дела?

– Пока не померла. Ты причесываться не пробовала?

– А толку-то, – Грейси попыталась собрать блестящие черные волосы в хвост. – Мои волосы не поддаются дисциплине.

Она немного помолчала и снова задала вопрос:

– Так что насчет чудища в озере?

Грейси знала, что она не первая, кто утверждает, будто видел в озере нечто. Было несколько случаев в шестидесятые и семидесятые, хотя, по словам мамы, дело было в том, что тогда все поголовно баловались наркотой. Городской совет даже попытался превратить эти слухи в туристическую достопримечательность, дав чудищу ласковое прозвище Иджи-Пиджи и изобразив дружелюбного лупоглазого морского змея на табличке «Добро пожаловать в Литтл-Спиндл». Трюк не сработал, но очертания чудища при въезде в город можно было различить до сих пор, а пару лет назад кто-то пририсовал ему гигантский фаллос. Три дня, пока городские власти не заметили непристойное изображение и не велели его закрасить, казалось, будто Иджи-Пиджи совокупляется с последней буквой «л» в слове «Спиндл».

– Ты про Лохнесское чудовище? – спросила Анна-Ли, глянув на Грейси сквозь толстые стекла очков. – Да у тебя, похоже, солнечный удар.

Грейси пожала плечами. Она всю жизнь так и жила – от одного солнечного удара до другого.

– Я про наше чудище в озере. – На Лохнесское чудовище оно было не похоже: форма совсем другая. Скорее уж похоже на ту придурковатую змеюку на табличке.

– Спроси того парня.

– Какого?

– Не знаю, как его звать. Из отдыхающих. Приходит сюда каждый день в четыре, за мороженым в вишневой глазури.

Грейси скривилась.

– Вишневая глазурь – мерзость!

Анна-Ли наставительно потрясла ручкой перед лицом Грейси.

– Зато продается хорошо.

– Как он хоть выглядит?

– Тощий. С большим фиолетовым рюкзаком. Белобрысый.

Грейси разочарованно откинулась на спинку сиденья.

– Илай?

Грейси знала большинство ребят, которые приезжали отдыхать в Литтл-Спиндл. Почти все они общалась между собой. Родители приглашали друг друга на барбекю, а подростки передвигались по городу шумными стайками на велосипедах-внедорожниках, ездили на озера, тусовались в закусочных, а ближе к Дню труда заходили в сувенирные лавки, чтобы купить кепку или брелок. Но Илай держался особняком. Похоже, его семья снимала дом где-то с северной стороны озера, потому что каждый год в мае можно было видеть, как он шагает по главной дороге на юг в полосатых шортах, которые ему явно велики, выцветших кедах «Ванс» и с фиолетовым рюкзаком за спиной. Он заходил в библиотеку и торчал там целыми днями в одиночестве, а потом снова взваливал на плечи свой рюкзачище и тащился обратно, как гигантская белобрысая гусеница, а по дороге непременно заглядывал в «Дэйри Квин» – как теперь выяснилось, за мороженым в вишневой глазури.

– А что с ним не так? – спросила Анна-Ли.

Объяснить было трудно. Грейси пожала плечами.

– Да просто он мерзкий какой-то.

– Живое воплощение вишневой глазури?

Грейси рассмеялась, но тут же пожалела об этом, заметив, как Анна-Ли смотрит на нее поверх очков.

– Можно подумать, ты у нас городская знаменитость. Тебе бы не помешало завести парочку новых друзей.

Грейси принялась теребить необработанный край недавно обрезанных шортов. Да есть у нее друзья. Моузи Эллен – нормальная девчонка. И Лайла Брайтман. Ей есть с кем сидеть в столовой, и есть кому подождать ее перед первым звонком.

Вот только Моузи и Лайла жили в Грейтер-Спиндл, как и большинство ребят из школы.

– Да и что этот Илай может знать про Иджи-Пиджи? – спросила Грейси.

– Так ведь он целыми днями торчит в библиотеке, разве нет?

Пожалуй, в чем-то Анна-Ли была права. Грейси постучала пальцами по столу, сковырнув облупленный сиреневый лак на ногте большого пальца. Ей вспомнилась история про речного бога и зеленоглазую девочку.

– Так вы раньше ничего подобного не видели?

– Да я ручку у себя под носом с трудом вижу, – проворчала Анна-Ли.

– Но если человек видел чудище – настоящее, я имею в виду, – то у него, наверно, с головой не в порядке?

Анна-Ли узловатым пальцем поправила очки на носу. Карие глаза за ними влажно поблескивали.

– Чудища – они повсюду, цигеле, – сказала она. – Всегда полезно знать их по именам. – Она сунула в рот ложку подтаявшего мороженого и причмокнула. – А вот и твой дружок.

Илай Кадди стоял у стойки, ссутулившись под тяжестью рюкзака, и делал заказ. Проблема была не в том, что Илай предпочитал проводить время в помещении, а не на улице. Грейси смущало не это. Дело было в том, что он никогда ни с кем не разговаривал. А еще в том, что он всегда казался каким-то мокрым. Одежда как будто липла к его тощей груди. Казалось, если коснуться его кожи, она тоже окажется влажной.

Илай уселся за столик на двоих и подпер раскрытую книжку рюкзаком, намереваясь почитать за едой.

«Да кто так ест мороженое?» – подумала Грейси, наблюдая, как он аккуратно откусывает по чуть-чуть. Тут ей вспомнились странные очертания в озере. «Это просто игра света», – настаивал разум. «Нет, чешуя», – твердило сердце.

– А что такое «цигеле»? – спросила она у Анны-Ли.

– Козочка, – ответила та. – Давай, козочка, вперед.

А почему бы, собственно, и нет? Грейси вытерла руки о шорты и двинулась к столику Илая. Она чувствовала себя смелее, чем обычно. Может, потому, что не имело никакого значения, что она ему скажет? Даже если она выставит себя полной дурой – ну кому он расскажет?

– Привет, – сказала Грейси. Илай моргнул и поднял на нее глаза. Она не знала, куда девать руки, поэтому уперла их в бока, но потом забеспокоилась, что выглядит, будто собирается пуститься в пляс, и опустила их.

– Тебя Илай зовут, да?

– Ага.

– А я Грейси.

– Я знаю. Ты в сувенирном работаешь.

– Ой, – удивилась она. – Ну да.

Летом Грейси подрабатывала по утрам в сувенирной лавке – в основном потому, что хозяйка, Хенни, жалела ее и позволяла приходить и протирать пыль с товаров за пару долларов в час. Но разве Илай к ним когда-нибудь заходил?

Он выжидающе смотрел на нее. Грейси пожалела, что не придумала заранее, что будет говорить. Объявить, что она верит в чудищ, было все равно что показать кому-нибудь свою коллекцию плюшевых игрушек, сидящих в рядок на постели. Это значило признать: «Я все еще ребенок. Я все еще боюсь чудовищ, которые могут схватить тебя за ногу и утащить в бездну».

– Знаешь Лохнесское чудовище? – выпалила она.

Илай приподнял бровь.

– Лично не знаком.

Грейси пошла напролом.

– Как ты думаешь, оно правда существует?

Илай аккуратно закрыл книгу и посмотрел на нее очень серьезными и очень голубыми глазами, все плотнее сдвигая брови. Ресницы у него были такие светлые, что казались серебряными.

– Ты что, просматривала мою библиотечную карточку? – спросил он. – Это федеральное преступление.

– Что? – теперь Грейс уставилась на него во все глаза. – Нет, я за тобой не шпионила. Просто спрашиваю.

– А, ну хорошо. Вообще-то я не уверен, что это преступление.

– Да что ты там такое смотрел, что боишься, как бы другие не увидели? Порнушку?

– Тоннами, – тем же серьезным тоном ответил он. – Столько, сколько смог раздобыть. Ваша библиотека невелика, но подборка там весьма изысканная.

Грейси фыркнула, а Илай слегка улыбнулся.

---