Ева старалась во всем подражать Элеоноре. Она для нее была воплощением идеальной женщины. Часами девушка рассматривала старые фотографии бабушки и поражалась ее умению в любых обстоятельствах выглядеть сногсшибательно. Даже на пикники Элеонора ездила не в спортивных штанах, на фоне тренировочно-панамочных теток она в светлых бриджах, удобных туфельках на низком каблуке, шляпке-канотье смотрелась, как герцогиня среди крестьянок… Ранним утром, только встав с постели, Элеонора облачалась в элегантное домашнее платье, шлепки на каблучке, подкрашивалась сразу после умывания, делала прическу. Ни один мужчина не видел ее в бигуди, с маской на лице. «Есть леди, которые выглядят, как шлюхи, – говорила Элеонора своей подружке Вете Голицыной, когда та начинала над ней подсмеиваться. – А есть шлюхи, выглядящие, как леди. Я из последних…» Ева эту фразу запомнила и взяла на вооружение.

…Первая кошка между бабушкой и внучкой пробежала в год, когда Ева заканчивала школу. Несмотря на блестящие способности к математике и языкам, девушка не собиралась поступать в институт (ее идеал – бабка высшего образования не имела, значит, ей это тоже не обязательно), но Элеонора настаивала. «Сейчас не те времена, чтобы без профессии оставаться – неразбериха, бардак, никакой стабильности, – втолковывала она Еве. – Да и мужик уже не тот, сам норовит бабе на шею сесть. Учись, пока бесплатно в вузы принимают, через пару годков только за деньги будут…»

Ева сделала вид, что вняла уговорам, а сама решила так: пока сдаю выпускные экзамены, ищу богатенького мужичка, за которого по-быстрому выхожу замуж, живу с ним пару лет, потом развожусь, меняю его квартиру, продаю свою часть и с деньгами возвращаюсь на Арбат под крылышко любимой бабули. Сомнений в том, что кандидат в супруги найдется так быстро, как она пожелает, у Евы не было – к ней мужики липли, словно мухи. А уж женить на себе прилипшего ей казалось делом плевым. Влюбить в себя, очаровать, раззадорить, а когда он будет умирать от желания ею обладать, заявить, что она девственница и намеревается лишаться невинности только после свадьбы… И куда он после этого денется? Женится, естественно, женится как миленький…

Все-таки здорово, думала Ева, что бабушка втолковала ей, какой ценный товар девичья честь. «Храни девственность до замужества, – всегда говорила Элеонора. – Супруг это оценит… при разводе…» И Ева хранила! Однако лишилась ее не с мужем (она ни разу не регистрировала свои отношения) и не с любимым, а с каким-то алкашом-авангардистом, который писал ее портрет в стиле «ню»…

Но произошло это не в выпускное лето, а чуть позже… После того как бабушка из кумира превратилась в тайного врага! А случилось это так…

Ева, не нашедшая достойного жениха до начала июля (именно тогда все ее одноклассники ринулись подавать документы для поступления в вузы), решила попытать удачи на ниве творчества, то есть поступить в ГИТИС на актерский факультет. Профессия хорошая, достойная такой красавицы, а главное, не требующая, как Еве казалось, больших физических затрат: вышла, нарядная, к камере, покривлялась – и спи, отдыхай… С этими мыслями Ева отнесла документы в институт. Ее не смутил тот факт, что она совершенно не подготовлена, не испугал конкурс (тридцать человек на место), а мыслей о своей бесталанности она и не допускала.

Первый отборочный тур Ева прошла со скрипом. Спасла ее только красота, не оставившая равнодушным председателя комиссии. Однако всем, в том числе и абитуриентке, стало ясно – после второго тура ее отсеют. С этой бедой Ева побежала к бабушке. Элеонора, презиравшая неудачников, велела внучке «кровь из носу» поступить, а в помощь выделила одного из своих многочисленных поклонников – политического комментатора Баумана Андрона Евгеньевича, окончившего некогда театральный институт. Пятидесятитрехлетний Андрон был хорош собой, воспитан, интеллигентен, сексуален, умел прекрасно выглядеть и складно говорить. Он имел жену, официальную любовницу, кучу поклонниц, но это не мешало ему страдать по Элеоноре Новицкой. Ей в ту пору перевалило за семьдесят, и время уже оставило печать на ее лице в виде морщинок, однако она нисколько не подурнела, казалось, годы только красят ее. Несмотря на то что Элеонора никогда не делала пластики, выглядела она прекрасно: не на сорок пять, как многие поклонницы эстетической хирургии, а на пятьдесят семь. Ухаживала она за собой истово: каждый день делала гимнастику, маски из целого продуктового набора (огурцы, клубника, мед, тертый картофель – чего она только не мазала на лицо), протирала кожу льдом, много спала, пила только сухое красное вино. В результате имела девичью фигуру и моложавое лицо. А магнетизм и очарование, как известно, с возрастом не испаряются, поэтому мужчины по-прежнему обожали ее.

Андрон Бауман был одним из многих, но для Евы стал единственным.

Она влюбилась в него на первом же занятии. Он читал ей стихотворение, показывая, как это надо делать, а она слушала и таяла. Он признавался в любви какой-то незнакомке от лица поэта Есенина, а Еве казалось, что он, Андрон Бауман, изливает ей свою душу. К концу занятия Ева увязла в своем чувстве по макушку.

Они встречались еще дважды, все больше сближаясь. Бауман видел, как млеет в его присутствии юная красавица, но держал дистанцию – с несовершеннолетними связываться было опасно. Но когда Ева сама прыгнула к нему на колени и припала своими жаркими губами к его рту, он не мог не ответить, девчонка оказалась безумно сексуальной. Они страстно целовались, лежа на диване, когда бабушка с Дусиком пришли проведать Еву. Увидев, что вытворяет с ее внучкой Андрон (лифчика на Еве уже не было, вместо него грудь поддерживали ладони Баумана), Элеонора пришла в бешенство. «Старый кобель! – орала она. – Да как ты посмел?! Дотронуться до нее? Я тебя за это в тюрьму упеку! Как совратителя малолетних!» «Совратитель» чуть не умер на месте от стыда и страха, но ему на помощь пришла Ева. Так же экспрессивно, как бабушка, она стала доказывать, что Андрон не виноват, это она, Ева, его соблазнила…

«Ты хотела отдаться этому павлину щипаному?» – ужаснулась бабушка. «Я люблю его! – провозгласила внучка. – И выйду за него замуж!» Тут пришла очередь ужасаться Андрону. Он не собирался менять свою супругу на семнадцатилетнюю сикушку, о чем тут же сообщил ей и бабушке, после чего был изгнан и навсегда отлучен от дома. Сразу после этого Элеонора повела Еву к гинекологу, дабы убедиться в том, что ее девственности не нанесен урон. Врач ее успокоил – внучка оставалась невинной, но Элеонора все равно приняла меры: посадила Еву под домашний арест, чтобы та не довела дело до конца. Выпустили ее из-под замка через неделю, когда все поклонники бабушки, молодые и старые, были разогнаны. Элеонора пожертвовала ими ради внучки. Раз они так падки на свежее мясо, а Ева так неравнодушна к старенькому, нечего вводить и их, и ее в искушение.

После этого Элеонора внучке доверять перестала: она блюла ее, регулярно таскала к гинекологу. Ева же, смертельно обиженная бабушкиным недоверием, все еще страдающая по Андрону, потихоньку стала бабушку ненавидеть. Она обвиняла ту в эгоизме, самодурстве, вмешательстве в личную жизнь, а главное, в том, что бабушка разрушила ее счастье… Наивная Ева не хотела верить в то, что Андрон забыл о ней по собственному желанию, ей думалось, это бабка его застращала.

Через два года, в девятнадцать с половиной, Ева отдалась художнику-авангардисту. Некрасивому, немолодому, страдающему алкоголизмом мужику. Она решила: чем хуже, тем лучше! Не дала мне сделать это с красивым и любимым, вот тебе, получай! Евина месть осталась незамеченной – как раз в день, предшествующий плановому осмотру, Дусик умудрился нарисоваться со своим любовником перед Элеонорой, за что был изгнан из дома…

После этого Ева бабку окончательно возненавидела! А спустя несколько лет выжила из собственной квартиры, отселив в халупу на окраине.

Отомстила! Показала, кто умнее и хитрее…

Вернее, думала, что показала. А потом выяснилось, что показали ей… Кукиш! Шиш с маслом! Голый зад! Американский «фак» безымянным пальцем…

Старая ведьма переиграла молодую! Завещала баснословно дорогую и невероятно редкую коллекцию фамильных украшений (фамильных драгоценностей князей Шаховских, к роду которых принадлежала бабка, а значит, и Ефросинья!) своей приживалке Аньке Железновой, которая, как утверждала Элеонора, приходилась дочерью ее сводному брату, а по мнению Евы, просто была средством отомстить ей самой – в их родство она не верила. Единственная не верила. Остальные приняли выскочку Аньку за настоящую княжну и даже не пикнули, когда та присвоила себе фамильные цацки.