– Хорошо, спасибо, давайте на этом закончим, я думаю, вы сегодня устали… – занервничала Дженни.

– Все думают, что я устала, – ответила Августа, снова глядя перед собой. – Еще все думают, что я схожу с ума. Но я держусь, мне просто тяжело. Меня зовут Августа, я родилась на Земле, выросла в католическом приюте. Мне двадцать шесть, я работаю здесь врачом. Я была замужем, у меня есть сын, он пропал, а я верю, что он все еще жив… Я думаю, ничем вам не смогу помочь, Дженни. Можно я уйду к себе и заберу этого зайца?

– Конечно!

В наступившей тишине Августа вышла, шагая медленно и неуклюже.

Дженни обвела взглядом собравшихся.

– Всем спасибо за первую встречу. На сегодня все, – сообщила она. – Завтра в это же время жду вас здесь, чтобы объявить программу действий.

Через час в каюту Дженни робко постучали, а затем просунулась голова Саймона:

– Не помешаю?

– Заходите, – кивнула Дженни, откладывая планшет. – Что-то случилось?

– Ничего, – ответил Саймон. – Просто зашел спросить, может, вам что-то показать, рассказать, помочь устроиться? Вы же первый день, и вы инспектор… – добавил он заискивающе.

Дженни кивнула на кресло, приглашая сесть.

– Вы пришли и снова предложили помощь, а до этого приглашали в свою каюту 17. Саймон, я вам нравлюсь как женщина?

– Как вы могли подумать! – испугался Саймон, а затем смутился еще больше. – Я имею в виду, вы… очень яркая женщина и, конечно, всем… безусловно… должны нравиться… Но поверьте, я совершенно не это… не в этом смысле!

– Спасибо, – кивнула Дженни. – Значит, вы надеетесь, что инспектор сбросит вам срок за старание?

Саймон выпучил глаза, открыл рот и закрыл.

– Нет, Саймон, – сообщила Дженни. – ЦУБ занимается безопасностью Вселенной. Осужденными занимается Управление наказаний, это другая структура. Я могу упомянуть в своем рапорте ваше хорошее поведение, но в Службу наказаний мой рапорт никогда не попадет – материалы ЦУБа имеют высшую секретность.

– Жаль, – вздохнул Саймон и встал. – Я тогда пойду?

– Подождите, – усмехнулась Дженни. – Поговорим, раз уж пришли. А я подумаю, можно ли что-то для вас сделать.

– Что вам рассказать? – оживился Саймон.

– Как вы догадываетесь, меня интересуют только рециды. Расскажите про них.

Саймон поморщился.

– Это такие тараканы ростом с барана. Снизу три ноги, сверху три клешни, морда пирамидкой со жвалами такими жуткими, шипастыми. – Его снова передернуло. – Они живут в норах и бегают по поверхности. И это их планета.

– Вы, Саймон, что о них думаете?

Саймон вздохнул и развел руками.

– Страшные, бессмысленные звери, – сказал он тихо. – Я их ненавижу. И все здесь их ненавидят и боятся. И они нас ненавидят. Только не боятся. И планету эту я ненавижу – этот проклятый ядовитый сладкий песок, этот адский климат… Я здесь три с половиной года, а кажется, что всю жизнь!

– Не пойму вас, Саймон, – удивилась Дженни. – Вы живете на подземной базе, в комфортной температуре, в компании неплохих людей: ученых, гражданских, военных. У вас игровые приставки, столовая, тренажерный зал, парк. На поверхность вам ходить не положено, вы ссыльный. Как вам удается ненавидеть планету, рецидов и сладкий песок? Вы его что, языком пробуете?

Саймон приосанился.

– Ну, во-первых, я здесь полезный член общества, полковник меня всегда выгоняет работать наружу вместе со всеми. А там дел хватает не только для роботов – они же вышки подкапывают и солнечные батареи рушат. Песок здесь везде – он просачивается на базу, сыплется из вентиляции, его разносят роботы на подошвах, пылесосы не справляются. Вы пальцем проведите по стене в лифте – вот она, желтая пыль. Это проклятые соли свинца – с ураном, торием, йодом и еще черт знает чем, из них вся планета состоит. И не дай вам бог не сплюнуть, если почувствуете на зубах крошки и сладкий привкус. А что касается рецидов… послушайте, но они же роют! Они же роют как черти! Дурак полковник ставит заборы с колючей проволокой, но что им проволока, они же панцирные! Мы все тут живем в страхе. Вы знаете, как они унесли Нэйджела? Прокопали нору сверху до самой оранжереи! А когда он вышел поиграть – просто схватили его и унесли! Прямо на глазах матери… А их же не догнать! Они же как метеориты бронированные, и клешни у них как ножи! А он был такой толковый мальчишка… – Саймон грустно умолк.

– Вы любили Нэйджела?

– Его все любили! А как не любить? Он при нас родился, начал ползать, ходить, говорить, это первый человек, родившийся тут, мы им гордились! Я клеил с ним маленькие аэробусы…

– Все-таки о рецидах, – перевела разговор Дженни. – Зачем они это сделали? Они выставили какие-то условия?

Саймон покосился на нее удивленно.

– Да какие условия? Они ж тупое зверье! Убить кого-то – это у них геройство, чтоб потом хвастаться, чтоб свои уважали. Они же людоеды, в смысле каннибалы – друг друга жрут каждый день. А нас тем более им за честь сожрать! У нас за всю историю базы пять человек погибло! Они же глаза сожранных врагов вешают себе на головогрудь как ожерелье. А глаза висят и воняют, пока свежие. У кого больше побрякушек – тот круче. А от кого сильнее воняет – тот в расцвете сил, недавние подвиги…

Дженни посмотрела на Саймона с интересом.

– То есть, когда полковник выжигал ближайшие поселения рецидов с их женщинами и детскими коконами, вы это одобряли?

– А что ж нам было делать еще?! – вскричал Саймон. – Мы надеялись до заката найти Нэйджела! Мы выгнали наружу всех роботов, все трактора, все огнеметы…

– И вы это одобряете?

– Да кто ж… – снова вскричал Саймон, но осекся и забормотал тихо: – Нет, ну я, конечно, как ссыльный не имею права рассуждать… Мне приказал полковник – я сел в трактор и поехал. Как все. Что сказали – то и делал. Мое дело – послушание…

Он очень боялся наговорить лишнего.

– За что вы были осуждены, Саймон? – спросила Дженни задумчиво.

– Непредумышленное убийство, – буркнул он. – На самом деле несчастный случай. Я был пилотом аэробуса, туристы погибли, а мне повезло.

– За это не дают восемь.

– Ну… – Саймон замялся. – У меня был парашют, а у них нет.

– Неоказание помощи и оставление в беде?

– Там был всего один парашют, – еле слышно выдавил Саймон. – Я перепугался, когда салон вспыхнул, думал, они погибли, кто ж знал… – Он вдруг поднял на Дженни взгляд. – А что вы меня обвиняете, Дженни?!

– Я вас не обвиняла.

– Вы думаете, остальные здесь лучше? Думаете, только мы с Мигулисом ссыльные, а остальные сами сюда работать приехали, в этот тараканий ад? Лях – алкоголик, его со всех работ повыгоняли! Полковник, когда еще был генералом, утюжил города повстанцев на Венере, его Генштаб от трибунала еле отмазал! Да он и сейчас такой! – Саймон опасливо оглянулся на дверь и понизил голос: – Он же рецидам дарил зараженные радиацией полотенца, чтобы они вымирали целыми поселками! Он фашист хуже Херберта! Вы ж знаете, Херберта сюда выгнали из университета – за статьи о расовом превосходстве позвоночных над панцирными. Чуть не посадили! Петерсон – самовлюбленная тварь, гнилая душа…

– Петерсон Августа?

– Петерсон Альфред! Он улетел. Подал на развод, бросил жену и сбежал. Не могу, говорит, больше тут ни минуты, – передразнил Саймон, – я погибаю, я потерял своего ребенка, мне так тяжело, я самый несчастный, я не могу так больше жить, мне нужно себя спасать или я погибну! А она никуда убежать не может – у нее крыша поехала, Нэйджела ждет…

– Не наша работа осуждать других, – веско заметила Дженни. – Мужчины тяжелее переносят стресс. По статистике, девяносто процентов мужчин бросают семью, если ребенок погибает или серьезно заболевает, это глубокий инстинкт продолжения рода – бросить проблемную самку.

– Я бы никого не бросил! – с чувством заявил Саймон. – А он всегда был эгоист! Вот вам пример: наша столовая, на столе общее блюдо с котлетами…

– А Августа? – быстро перебила Дженни, делая пометку в планшете.

– Августа – дура сумасшедшая! Вы еще наплачетесь с ее заскоками! Ее на лечение надо сдать, но врач-то здесь она! Она ж головой поехала от горя – ходит, Нэйджела зовет, молится, чтоб вернулся, на поверхность ночами вылезает без разрешения, и бродит до утра, пока кислород не кончится – он ей мерещится за каждым кустом. Говорить с ней нельзя – молчит, или плачет, или в одну точку смотрит.

– А Нэйджел?

– Нэйджела давно тараканы съели, это ж всем понятно!

– А Мигулис?

– Мигулис в ссылке по суду, как я! Это проклятое место, сюда по доброй воле никто не едет!

– А я?

– Что вы? – растерялся Саймон.

– Как думаете, меня тоже за провинность сослали?

– Вы инспектор, наверно по работе…

– Да, – кивнула Дженни, – по работе. И очень жалею, что меня не прислали сюда раньше. Потому что на этой планете с самого начала нужен был профессиональный ксенотехнолог. Не дожидаясь ни жертв, ни скандалов на всю мировую Сеть.

Подходя к кабинету полковника, Дженни услышала голоса из-за приоткрытой двери. Она остановилась и прислушалась.

– Августа, родная, – говорил полковник таким отеческим тоном, какого Дженни от него не ожидала, – у нас нет на складах мягких игрушек! Попроси Ляха, пусть выпилит из пластика…

---