Виновата была девчонка, которую Саня вечером встретил у городского колодца. Остановился попить, перебросился парой слов с черпальщиком и уже собрался топать к себе, а тут – она. Проводите, говорит, меня, молодой человек, до дому, сама я сильно опасаюсь ночных страхов. Он тихонько хмыкнул на бабьи глупости, – откуда страхи в тихих как сухое болото Кленяках? – и пошел провожать. Сначала, как положено – к ее дому. Потом она запросилась, погулять. Они ее и пригулял к себе в каморку под городской стеной.

Между прочим, не в каждом поселении такое удобство встретишь. А все по тому, что Кленяки – место торговое. С трех княжеств сюда люди за сахаром ездят. Вот городской совет и придумал: наделать в стене комнатушек и сдавать их приезжим по грошику в день. Вход отдельный. Никто тебя не караулит, когда пришел, когда ушел. Умывальник, стол, да лежанка под пестрым лоскутным одеялом – много ли Сане надо.

До кровати они не дотянули, как вошли, она прыг на него, на пол повалила и давай целовать, будто год мужика не видела. А он, что же, он разве против? Сам, поди, давно сообразил, зачем она такие дальние прогулки затеяла.

Сначала они по полу катались, потом он ее на кровать перетащил. И понеслось. Оторвался! Девка сперва хихикала, потом урчала, потом начала орать в голос. Саня испугался – вдруг ей больно? – отодвинулся. Ага, как же! Она в него вцепилась: давай, говорит, еще. И давал. До самого утра. Утром она, только что не на карачках, уползала…

А когда ушла, спать уже и не хотелось. Саня еще немного повалялся, покусал лепешку, попил воды и пошел на рынок, искать работу.

За три недели к нему там привыкли. Знали, что работает он хорошо, не ворует, не скандалит, кому и за так поможет. Рынок место бойкое, народ туда-сюда бегает. Всяк своими делами занят, не до расспросов ему. За все время у Сани только раз и поинтересовались: кто таков. Он назвался. Ему поверили.

Он, не торопясь, шел с окраины к центру городка. Вольно разбросанные заросшие кленами, богатые усадьбы сменились узкими улочками, на которых дома лепились бок в бок, а где и налезали друг на дружку. Выщербленная кирпичная кладка тут и там пестрела заплатами свежей штукатурки. Где-то кривилась просевшая завалинка, где-то надменно выхорашивался каменный цоколь. Из простенков и глухих тупиков наползал запах помойки. Гнилой забор, одним концом завалившись в крапивный палисадник, другим тонул в канаве. За канавой поднималась новенькая кованая загородка, за которой скучал без крыши недостроенный дом. Паучьими лапками разбегались в стороны кривые переулки.

Саня нырял под веревки, с развешанным поперек улицы бельем, обходил выбоины и трещины в тротуаре, посматривал, похохатывал.

Дочка пекаря выложила на подоконник пышные груди, махнула ему рукой, улыбнулась. Он ей тоже улыбнулся, головой покрутил.

– За хлебом придешь? – крикнула девушка.

– Ага.

И пошел дальше, пиная подвернувшийся под ногу камешек. Свернул к колодцу, проскочил узкий переулок и вышел к рыночной площади

Ограды у рынка не было. Зато, будто на смех, стояли ворота – каменная арка с узким темным проходом. В тени Саня остановился передохнуть и осмотреться. За черной границей света-тени колготилась базарная площадь.

Девчонку он заметил сразу. Еще удивился, думал до завтра не встанет, нет, вертится посреди майдана, высматривает кого-то. Не его ли? Саня пошел к ней, растянув рот, в самой своей веселой улыбке, и уже приготовился поздороваться, а девка возьми и заори. Пальцем в него тычет и кричит: «Вот он!»

Ну, он. Я, то есть. И что?

А – то! Из-за девки вывернулся старый сухой сморчок в длинном черном халате и тоже орет: «Где?!»

Спасла реакция. Стариково «где» еще гуляло между прилавков, а парень уже улепетывал в сторону городских ворот.

Только полный идиот не узнает законного колдуна. А встречаться с сим представителем местной администрации в планы Александра никак не входило. Он с первого дня в городе сторожко присматривался да прислушивался. Выяснил: законный колдун у них старый, хворый, сильно не лютует. То есть, надо ему в тапочки насрать, чтобы он поднялся да пошел тебя ловить.

Выходит – насрал. Или люди врали? Не спросишь уже. Набегу не успеешь, а и успеешь, ответ не догонит. Только ветер в ушах – так бежал. Прыгал, перелезал, подныривал, проползал, и все – единым духом. Хорошо, хоть в коморку возвращаться не надо. Все его имущество на нем и с ним: по карманам рассовано – такая привычка, давняя уже. Лишь бы выбраться из, ставшего опасным, города. В полях его фиг поймают. А и поймают, закона такого нет, чтобы его, в поле пойманного, судить.

Ап! Саня поднырнул под очередную веревку с бельем. В конце улицы показались городские ворота. Стражники скучали, попрятавшись в тень. Может, даже спали на посту?

И пошел он тихо и спокойно, будто по своим делам путешествует. А за спиной уже шум. Спасибо тетке, которая белье на общее посмотренье развесила, не иначе все тряпки в доме собрала. Манатки напрочь перекрыли обзор. Только успеет ли он дойти до ворот? Кажется, не успеет.

Воз с сеном, косо перегородивший половину улицы, попался как нельзя кстати. За ним к тому же помстилась щель между домами. Саня, не торопясь, свернул за телегу, пригнулся, нырнул и уперся в стену.

А вот это уже плохо. Хуже некуда. И ни балкончика над головой, ни водостока. Он бы враз уцепился, подтянулся и ушел по крышам. А так – стой не дыши. Зато есть время подумать, зачем девка на него колдуна натравила. Ведь уползала довольная как сытая кошка, целовала, кусала, говорила, что любит на веки. Не в том ли закавыка? Решила оставить при себе и колдуну заплатила, чтобы изловил? А тот как раз подхватился! Щас! Или много заплатила? Ой, горюшко! А голоса все ближе. Но колдунишка, видать, плохонький – кое-как поспешает.

Теперь, что делать, если поймают? Жениться на девке Саня не станет. Он попросту не может…

За возом, с той стороны кто-то остановился. Из укрытия был виден только один пыльный, коричневый сапог. Хорошо встал незнакомец. Еще так немного постоит, и загонщики проскочат мимо, даже не подумают в нишу заглянуть.

Не проскочили, остановились.

– Лохматого парня в серой рубахе видел? – одышливо прохрипел старческий голос.

– Видел, – отозвался гад в коричневом сапоге.

– Куда побежал?

Подобравшийся Саня увидел, как незнакомец махнул рукой в сторону узкого переулка на противоположной стороне улицы. Туда парочка преследователей и кинулась, только цветастая девкина юбка мелькнула. А владелец коричневых сапог завернул в Санино укрытие, посмотрел на парня, сказал: «Ага», выглянул наружу, вернулся:

–Давай за мной.

Какой там, спорить! Саня пролез за незнакомцем под возом, потом под веревкой, свернул за ним раз, потом еще несколько раз, и вышел к городским воротам с другой стороны. Один вышел. Незнакомец, указав, куда идти, сам будто растворился. Только что был и исчез, чтобы появиться, когда Саня уже ковылял по проселку.

Ноги отяжелели, едва только городские ворота скрылись из виду. Надо бы уйти с открытого места и – по кустам, по кустам. Не полез. Сил не осталось.

Незнакомец образовался за спиной совершенно нечувствительно. Только что никого не было, а уже шаги: скрип-скрип. Саня приготовился удирать.

– Еще метров двести, и повернешь налево, – приказал провожатый.

Послушался. Как не послушаться, если человек тебя только что вызволил из крупной неприятности?

За поворотом пошли те самые межи, по которым они еще с час петляли, пока не вышли к сараю. За это время спутник успел представиться Жуком, предупредить, что идут они в табор к арлекинам и, что главаря зовут Шак Апостол.

В сарае Сане предложили, садиться к столу. Главарь сначала смотрел из угла. Там крыша прохудилась. На полу и на серых неровных стенах лежали косые полосы света. Насмотревшись, Шак бросил провожатому несколько тихих слов. Жук не ответил.

А Саня тем временем уже дошел до крайней степени напряжения. Цыкни над ухом – порскнет, только его и видели.

Шак еще потоптался в своем углу, потом медленно подошел и уселся напротив.

– Как тебя зовут?

– Александр.

– Угу, – Апостол косо глянул на Жука. Тот пожал плечами.

– Родительница Леком звала?

– Нет.

– А как?

– Не знаю. Меня чужие люди подобрали. – Саня, между прочим, говорил чистую правду.

– Ну, а они-то как тебя кликали? – продолжал въедаться Апостол.

– Саней.

Шак собрал лоб в складки и улыбнулся, показав большие желтые зубы. Улыбка вышла до жути ненастоящей – арлекин. И страшный арлекин. Зато сразу понятно: ни одному слову он не верит.

– Человек, говоришь, – усмешка стала просто-таки зловещей.

Саня крепче зажал руки коленями. Не хватало, чтобы на глазах у чужаков когти полезли. А они полезли. Сами, сволочи! Он же еще не решил враги они или друзья. Он только насторожился. А когти – вот они. Они, гадство, его не спрашивают, когда вылезать.

– Ты кому врешь? – донеслось со стороны.

Саня быстро оглянулся. Ешь, твою трешь! Собака! Верхняя губа Жука поднялась. Под ней обнаружились клыки, не хуже волчьих. Нос заострился. Уши прижались к черепу.

Шерсть у Сани на загривке встала дыбом. Он уже готов был вскинуть руки: нате, выкусите, если сможете, когда напротив громко стукнуло. Это Шак выложил на стол свои кулаки – каждый с Санину голову. При соприкосновении с деревом, они издавали сухой копытный стук.

Значит – драка. Зачем? Саня не любил насилия. Ни в каком виде. Ни, когда – тебя, ни, когда – ты. Зачем они нарываются? Ой, дурак! Да им просто раб нужен: манатки таскать, за скарбом присматривать. Думают, вдвоем осилить и ошейник надеть.

Значит, будем драться, решил Саня. Рабом он не станет. Он – кот!

---