В молодости этому мешает безудержная тяга к движению, а то и бег сломя голову вперед, как и кипение надежд на будущее.

Опыт, уменьшая скорость, расширяет жизнь и взгляды. И в том больше счастья.

Старость в действительности и есть зрелость. Просто зрелость организма и зрелость человеческая, умственная и душевная – не одно и то же.

Когда-то они, наконец, совпадут. Но для этого нужно дольше жить и умнее быть. А значит, выстроить жизнь куда просторнее для человечности и талантливости.

Пока же она – пигмейская. Да сплошь и рядом вполне зоологична.

Какое удивительное превосходство старости: так ненадрывно даются и обходятся душе потери! И не по смерти – живых. Да и не просто живых – тех, кого числил в близких людях. Будто иного и не должно быть.

Ближе к старости житейская смелость в том и состоит, чтобы отчетливо понимать и спокойно воспринимать свою смертность и неизбежность ухода. А, признав, и соответственно поступать: не строить иллюзий о своей вечности, «реинкарнации» и прочих завзятых вымыслах. Куда важнее еще более прежнего поддерживать вокруг себя жизнь, будь то лес, река, животные, а уж тем более достойные твоей, более опытного и умудренного человека, поддержки люди, окрестные и дальние, предки и потомки.

Не издеваться над ними с высоты своего положения, как очень любят недалекие имяреки.

Для настоящей старости куда важнее растить, а не вытаптывать, создавать, а не разрушать, благодарить жизнь, а не проклинать, ненавидя ее уже за то, что она выскальзывает из рук, уходя дальше с другими.

Именно такова природа человека.

Да нет же, старость – далеко не из худших состояний: так хорошо успокаивает в надеждах. И прежде всего в напрасных!

Похвала старости!!!

Она уже на пороге. И пока вежливо, но уже все настойчивее стучится в двери.

Никто не торопится их открыть перед нею. И тянут – встать и подойти, взяться за ручку и распахнуть…

Но полно же! Чем сильнее и настойчивее вы будете противиться и закрывать глаза на неизбежность ее вступления в права на ваше жилище, тем тяжелее будет расплата.

Не надо шарахаться, бегать от нее по углам – она все равно, не интересуясь, как мы к ней относимся, рано или поздно становится хозяйкой в нашем доме.

Со взрослостью, а тем более старостью в жизни все дороже время. И потому, что выучиваешься делу все лучше, все квалифицированнее работается. И потому, что все постыднее перед собой за несделанное и недоделанное, смолоду задуманное.

Для думающего человека старость как Сталинград: отступать больше некуда!

В юности, едва набравшись кое-каких знаний, мы всей личностью стремимся заявить о себе, своих убеждениях, открытиях, намерениях.

В зрелости, если знаний человечества только прибавлялось, хотели помочь людям, раскрыть им глаза, сделав их своими союзниками или собратьями. В полной зрелости, к старости – сохранить и донести эти великие знания и радость творчества и сотворчества до тех, кто их готов воспринять.

О нытики! Не воспринимайте возраст как потери. Возраст – это и приобретения!

Действительная старость и трагедия старости заключены не в том, что вдруг попадаешь в неожиданные, вполне неандертальские по генезису условия и правила принятой производственно-государственной системы, под действие нормативных актов, уложений и проч., которые шаг за шагом ограничивают и уменьшают твое участие, а затем и присутствие в жизни. И даже не в том, что оказываешься под прицелом различной гнусной публики из жуликов, мерзавцев и прямой уголовной мрази или стаи озверевших детей, которые в лучшем случае вырвут сумку на улице. Рискуешь оказаться под пухнущей угрозой ограбления, издевательства и убийства.

Гораздо хуже, тяжелее осознание того, что ты не только тут и там, так или этак вычеркиваемый из жизни всем окружением – ты и сам должен останавливать себя в том или ином. Не можешь позволить себе даже завести кошку или собаку, заранее зная, что, коль нет за спиной искренне заботливых близких, то обрекаешь животное тотчас после твоей смерти на незаслуженные, непонятные ему страдания с вышвыриванием на улицу, в голод. Гарантий на твое чрезвычайное заживание и раньше немного было, а сейчас, когда лишний год-другой протянуть старикам можно не благодаря чему-либо, только вопреки всему, и вовсе нет.

Эк, совпало!!! На каком же обороте написано: со строчками из «Старинного друга…» с мечтой о своей старости: «поселиться на окраине, подле самого моря, у невысокого обрыва, откуда нетрудно спуститься к воде, в небольшом доме с камином, в очевидном одиночестве, но при большой собаке».

Бросьте, братцы, клепать на старость, будто беспамятливее становится. Просто площадка использования мозгов, коль вывели человека из дела, все уже, а дел и отношений все меньше. Сослуживцев как ветром сдувает, друзья уходят, а новых не сыскать. Да и болезни не располагают. Все именно так. И не ее вина.

Всякий из нас с возрастом слабеет памятью вовсе не от старости – от шаг за шагом выхода из жизни.

Создайте условия, университеты и производства для стариков – юных заткнут! Им-то не приобретать, а только прибавлять, восстанавливаясь!

Старость примечательна еще и тем, что в отличие от непримиримости детства принимаешь наконец окончательно и бесповоротно простой факт нашей всеобщей и личной смертности.

Сознание старого человека определяет не возраст как таковой, а наличие и развитие творческого начала, степень выявленности или невостребованности его умственных способностей, гарантированно данных природой, но не обязательно действующих, особенно при полном невнимании к ним самого имярека.

И старость лишь тогда приговорена к слабоумию, когда вся жизнь была скорее добросовестным отбытием дней и обязанностей под строгим надзором все более и более простейших и наконец просто примитивных потребностей.

Нельзя одного и того же состояния ожидать от безукоризненно, до пустоты вышколенного лондонского клерка и от неугомонного ирландца Бернарда Шоу.

Старость – это противоречие между инерцией молодости в душе и неуклонно сдающим телом. И выход один – в постоянной корректировке зыбкого баланса желаний и возможностей.

Но бог ты мой! В любом нашем состоянии (в иных случаях и при смерти) есть свое счастье!

Да, старость – в очевидности растущего противоречия между мощью твоей квалифицированности и слабеющей работоспособностью.

А самый существенный ее недостаток – невозможность начать новую жизнь! Тут бы, черт возьми, и старую-то не потерять ненароком.

Наиболее верный, действительно оптимальный и, безусловно, всеобщий путь увеличения продолжительности нашей жизни, всестороннего укрепления здоровья – вовсе не в успехах здравоохранения и фармацевтики (в денежном укладе их успехи и сами системы куда ловчее эту жизнь сокращают!), а в настойчивой и целеустремленной работе по преобразованию нашей социальной природы (всего, что составляет и определяет повседневность) до максимальной востребованности именно человека с постоянством развития в каждом и у всех глубоко человеческих свойств и качеств. Путь возрастания функциональной потребности – именно в этих качествах и свойствах, неизменности роста их востребованности ежедневно и ежечасно.

Преждевременная человеческая дисфункция в имяреке, всего заложенного в нем, начиная с космогенеза и завершая вкладом истории, – вот самая смертельная болезнь доныне (но не навеки!). И генный аппарат, сколько в нем ни копайся, тут вторичен. Никакие пилюли бессмертия кардинально ничего не изменят.

Дайте людям общественное бытие на уровне, достойном именно человеческих потребностей, качественно развивающих поколение за поколением, и они будут жить и сами по себе, без профессионально-медицинской поддержки, выбрав не только элементарно здоровый образ жизни, но и достойные себя цели, самое малое полтора века.

Ибо раннее наше старение прежде всего и напрямую связано с ущербностью наличного социального уклада. Генный аппарат лишь следует за ним. Потому и долгожители, кому так или иначе повезло, у нас не норма, а исключение.

Объем востребованности глубоко человеческих начал и достоинств сегодня низок до жути. И современный человек живет не более, чем ему отпущено, как и животное. Даже те, кто возвышается над средним, зависят от общей кислотно-щелочной среды людской жизни, в которой преждевременно и никчемно расходуются огромнейшие умственные и душевные силы.

Не самый слабый из примеров демонстрирует наша страна, где к началу ХХ века средний срок жизни немногим переваливал за тридцать лет, а всего несколько десятилетий спустя, с очевидностью качественных изменений как раз социального бытия, он увеличился более чем в два раза! И, наоборот, с торжеством идиотизма и мерзости в качестве основ и принципов общественно-государственного строя статистика скатилась до уровня слаборазвитых африканских стран. И даже те, кто урвал куш в неразберихе и беспределе, не могут уйти дальше потребляйства, оскотиниваясь так или этак и теряя свою человеческую функциональность со всеми вытекающими последствиями.

---