Мы усаживаемся на белое сиденье машины и укладываем детей спать. Никакой я, черт возьми, не эксцентричный миллиардер (не из-за этого ругаюсь). Думаю, что это компульсия, то же самое, что и бессмысленное блуждание по дому, когда я остаюсь один. Во всяком случае, это дерьмо не сидит в спинном мозге или в периферической нервной системе, только в моей голове, и никто не может его оттуда достать. Мне нужно перегрузиться в другую колыбель, но сейчас это ненадёжно и слишком рискованно, не окупятся такие финты перед концом света. Таким уже и останусь – пережил же одарённый сомнительным очарованием жулика более ста двадцати лет. Могу прожить ещё несколько, а старая добрая Лорелей безусловно мне в этом поможет.

Въезжаем на окружную. Я сейчас сообразил, что стал колыбельщиком почти сто лет назад. До того момента я умирал несколько раз – по собственному желанию или случайно, – и всегда мне как-то удавалось вернуться. Знаю, что хоть и существуют другие миры, но не существует «того света». Когда кто-то начинает приводить аргументы в пользу жизни после смерти, у меня появляется желание задушить его голыми руками. Пусть сам убедится (хотя убедиться не сможет, если он не один из нас). Примитивный человек ничего не увидит, а я не слышал, чтобы колыбельщик нес подобный бред. Вот один из феноменов нашей жизни.

– Но ты и так её любишь, правда? – допытывалась Лу.

– Не хорошо подглядывать, – щипаю её за бедро.

Луиза имеет доступ к онлайн-просмотру всего, включая личный буфер обмена: я разрешил ей это в приступе слабости. Мы сидим на сервере SII-5L, принадлежащем VoidWorks^[2], и защищённом, как сокровищница Центрального Банка; никто посторонний не зайдёт на него. После удаления всех коммерческих и семейных секретов, после основательного редактирования текста, когда из моих воспоминаний не останется уже ничего, может, я решусь их опубликовать. Только было бы тогда кому это читать.

С детьми и Луизой мы едем в Замок. Мы покинули Рамму около восьми часов вечера, через полчаса после того, как отец получил наводку от Блюмфельда о приближающейся угрозе. Вернее, о двух угрозах: о возвращающемся в шестой раз «H.O.D.»^[3] и новой атаке Саранчи, которую армия может не сдержать. Слишком много вампиров кружит по окрестностям, слишком много стерва. Для меня смерть не в новинку, Луиза вообще не умрёт, но я боюсь за детей. Они не заслужили того, чтобы попасть в руки заражённых спамеров Синергии. Те могут атаковать даже людей без слотов только для того, чтобы просто уничтожить жизнь.

ИИ, руководящие отделами Death Angel^[4], бросили на борьбу все силы, но Саранча инфицирует каждый день столько всего, что наши суперкомпьютеры с таким же успехом могли бы вязать спицами шарфики. Эффект был бы сходным. Что-то случилось в Генеральном штабе – неясно что конкретно. Очевидно часть военных снова перешла на сторону партизан. Раньше мы летели травмолётом (ненавижу грёбаные дельтапланы и антиполя), но рухнула Система контроля полётов и мы пересели в лимузин. Три бронированных автомобиля двинулись по автостраде к Сигарду. Чёрная машина Security Corps^[5] едет перед «бентли», вторая защищает тыл. Парни из Отдела специального назначения «Элиас Электроникс» с начала войны перевезли столько ценного груза, что и нас довезут в целости и сохранности. Это около четырёхсот пятидесяти километров, рукою подать от Сигарда, нашего родового поместья. Замок возвышается на холме Радец, откуда открывается вид на заповедник и стогектарное ранчо. Территория затянута трёхметровым проволочным ограждением под напряжением, а двор замка укреплён, как военный бункер; его обслуживают около пятисот человек. Добро пожаловать непрошеным гостям.

Теоретически мы могли спрятаться под Раммой, на территории какого-нибудь завода. Там размещаются настоящие армии, которые будут защищать машины (а при случае и свои семьи) до последнего, но Юниор справедливо заметил, что существует опасность взрыва складов, поэтому лучше рискнуть и поехать в Замок. Вскоре у Большой Развилки мы присоединились к конвою с севера, с которым ехали отец с Юниором и правление «ЭЭ». Антон старше меня на три года, а Юниора он унаследовал по отцу. Я попал ещё хуже, я Францишек Элиас III (после деда и прадеда, создателей «Элиас Электроникс»). Третий Францишек – досадный недостаток фантазии при выборе имён для потомства. По моему мнению, это вина матери (упокой Отсутствующий Бог её несуществующую душу). Однако имя не самое важное, впрочем, как и тело. Самое важное, что мы происходим от тех самых Элиасов.

Мы – семейная гигакорпорация, с начала войны заработали брутто два миллиарда ECU, или более семи миллиардов вианов. И я с начала поездки вышвырнул из VoidWorks тридцать человек, а глава профсоюза даже не пикнул. У них прописан в контракте запрет на использование прямых каналов Синергии, и они не приняли медицинскую помощь для удаления слотов. В двадцать ноль-ноль истекал срок. Я не мог ждать дольше, пока кто-то подключится и начнёт шуровать на территории завода. Наша консервативная политика, над которой смеялось столько директоров других фирм, наше постановление исключить из команды людей с аидами (раскритикованное омбудсменом, пока мы его не заменили), оказались единственно верным решением. Увеличение возможности развития, которое предполагало непосредственное соединение с сетью, никоим образом не сопоставимо с масштабом угроз: с вирусными психозами типа S, промышленным шпионажем, зависимостью от виртуальных креаторов решений, абстинентным аутизмом и так далее. Я убедил отца ввести соответствующие пункты в контракт, а людей, что уже работают, уговорить на операцию или выгнать с выговором в документах. И я горжусь этим. Никто из семейства Элиас или из его ближайшего окружения не имеет права хотя бы коснуться Синергии.

– Я бы не перегибала с чистотой, – лениво замечает Луиза и улыбается. – Быть колыбельщиком ещё экстравагантнее, чем внедрить себе слот. Не говоря уже обо мне.

Лу права. Но я и не говорил, что мы провозглашаем возвращение человека к дикой природе. Степень киборгизации семьи – это одно, а издевательства от грёбаных аидов и хакерских экскрементов, загруженных прямо в мозг, – это другое. Колыбель отрезана от окружения почти идеально, беспроводное соединение с Синет II не приводит к перезаписи её содержания, можно вращаться в сети без каких-либо апгрейдов. Тоже самое и с электронным мозгом Луизы. Возможность нашего инфицирования меньше, чем в случае обычного человека, потому что у нас установлены биозаслоны от паразитов, атакующих нервные клетки.

В семье колыбели семь членов: отец, Антон и Марина (наша сестра), дядя Картер и его вторая жена Клер, их дочь Инка и я. Мы делали дополнительную модификацию некоторых тел (в основном Антон), но это вещь недолговременная. Визуально и на уровне ДНК мы не такие, как раньше, поначалу было трудно это принять, но со временем человек привыкает ко всему. Я еще помню Антона худым блондином с торчащей шевелюрой, сейчас он темнокожий толстый парень с фенотипом ремарца с Юга. Было трудновато привыкнуть к такому виду, но чего не сделаешь для любимого брата, с которым в детстве дрался за каждую машинку. У него были свои причины, чтобы выбрать такую оболочку.

Я посмотрел на Иана и Эмилию. Дети спали на сидении напротив нас. Если удастся задержать конец света, нужно будет как можно быстрее запечатать им мозги, когда только врачи подтвердят прекращение роста (это плюс-минус через пятнадцать лет). Независимость от смерти, по крайней мере частичная, открывает перспективы, даёт больше времени и уверенности, уменьшает влияние фатализма, который разбушевался после года Зеро. Временами у меня складывается впечатление, что хоть тресни, произойдёт то, к чему стремится программа мира. Не хватает того непостоянства, которое встречалось, пока Бог не ушёл. Поэтому на всякий случай лучше иметь под рукой реинкарнатор «ЭЭ». Я знаю, о чём говорю, потому что уже умирал.

Таких как мы, колыбельщиков, на земле немного, около пятнадцати-восемнадцати тысяч. Колыбель стоит несколько миллионов вианов – это как десять солидных домов. Её инсталляция, соответствующее программное обеспечение и дальнейшее обслуживание – это очередная пара нолей (не говоря уже о стоимости операции в реинкарнаторе). Потому это развлечение для элиты; массы загружают себе в череп китайские синергические модификаторы или японские и американские подделки. Нам колыбель гарантирует спокойный стайерский забег на протяжении десятилетий – им слоты скрашивают спринт феерией красок и иллюзией, что всего можно добиться. Но это только иллюзия. Информационная перегрузка ещё никому не открывала двери в рай.

Колыбельщиков мало, но зато таких девушек, как Луиза, вообще нет; есть только с приближенными параметрами. Создавали мы её несколько лет, используя исследования, которые проводились для нужд военных. Хотя Блюмфельд и вставлял нам палки в колёса, лаборатории VoidWorks, которые десятилетиями производили боевых андроидов, ради меня вспомнили, что начинали мы с самых лучших lovedolls^[6] в мире. Я сам спроектировал её лицо, установил параметры фигуры, эмоциональные рефлексы, моторику и темперамент. Мы ввели элемент случайности, чтобы добавить немного перца. Я мог создать девушку из снов, мог сделать из неё эфирную эльфийку или демона, который не расстаётся с кнутом. Я мог установить, как быстро она должна учиться и перещеголяет ли в этом отношении своего создателя.