Первая любовь его посетила еще в далекой юности. Это была прекрасная девушка, с которой они вместе учились в одной школе, в старших ее классах, куда она перешла после того, как ее семья переехала жить из одного района в другой. Лиза была младше на год, поэтому учились они в разных классах – она пришла в восьмой, когда он уже оканчивал девятый. Была, как и сейчас, весна в самом разгаре. Все его одноклассники, точно проснувшиеся после долгой зимней спячки, влюблялись и во всю крутили романы, как это принято тогда было говорить. Девчонки из его класса предпочитали встречаться с мальчиками из десятых классов, а некоторые даже бегали на свидания к студентам первокурсникам. Рядом с их школой находился один из престижных московских ВУЗов, где, в силу его специфики, учились в основном ребята, а девушек в него поступало совсем мало. Кстати, именно этот институт окончит впоследствии и сам Сережа Бобров. У него же на тот момент не было «дамы сердца», и этот факт вызывал презрительные насмешки со стороны остальных пацанов, которые во время всех перемен, а также после окончания уроков, хвастались друг перед дружкой своими победами на любовном фронте, а проще говоря, перетирали, кому и скольких девчонок удалось «склеить» и «закадрить». Сереже такие бахвальства были не по нутру – претили. Кроме того, он сильно сомневался в истинности всех этих историй, с таким упоением и петушиной гордостью рассказываемых «мужиками» – уж больно все это смахивало на обычную похвальбу, когда желаемое выдается за действительное, дабы не ударить в грязь лицом и прослыть «крутым перцем». Многие из этих love story, несомненно, рождались в воспаленном взбунтовавшимися гормонами мозгу рассказчиков и рисовались с тем размахом, на который было способно воображение каждого из участников таких посиделок. На все усмешки и подковырки со стороны одноклассников Сережа Бобров предпочитал отшучиваться или просто отмалчивался. Во всяком случае, он считал глупым влюбляться «по заказу» только для того, чтобы быть как все, не выбиваться из коллектива, или чтобы было о чем поддержать «мужской разговор». Он знал, что придет время, и все произойдет само собой, без всякого к тому принуждения. Так и случилось.

В школе проходила подготовка к олимпиаде по физике, на которую от девятого класса послали его, Сережу Боброва, а из восьмого – новенькую девочку, Лизу Перепелкину, которая за полтора месяца учебы успела зарекомендовать себя соответствующим образом. И когда встал вопрос об участии в олимпиаде, ни у кого из учителей даже не возникло сомнений, что поедет на нее защищать честь класса именно она. Там они и познакомились, оба вышли победителями в той олимпиаде и заслужили уважение всей школы. В честь этого события даже была устроена торжественная линейка, на которой их поздравляли директор школы, завуч и учителя. После этого Сережа стал провожать Лизу домой, часто они готовили вместе уроки, вернее он, как старший, помогал Лизе, объясняя ей наиболее сложный материал.

Затем поступили в один институт, правда, на разные факультеты, и когда он закончил учиться, а Лиза была на пятом курсе, осенью сыграли свадьбу. Еще через год у них родился сын Антошка. Лиза три года не работала, воспитывая сына, а он трудился на кафедре одного из закрытых, как тогда принято было называть, НИИ. Его карьера успешно шла в гору, он быстрыми темпами продвигался по должностной лестнице, и все было бы ничего, если бы не шарахнула в стране перестройка – наука стала никому не нужна, и все институты стали закрываться один за другим или переходить на самоокупаемость. Кто работал в той системе, знает, что это такое. В общем, и Сергея Боброва, в то время молодого подающего надежды специалиста, коснулась судьба многих научных работников: чтобы прокормить семью, он вынужден был поставить крест на научной карьере и пойти «на вольные хлеба» – зарабатывать деньги.

Поначалу у него это не слишком хорошо получалось – на этапе становления дикого бизнеса ему мешала его природная порядочность, честность и интеллигентность – слишком многие тогда играли по своим правилам и не считали зазорным «кинуть лоха», а он не мог и не хотел отвечать тем же. Был период отчаянного безденежья, из которого приходилось выкарабкиваться, раздирая в кровь ногти и стачивая зубы от усилий. Многие тогда так и не смогли подняться: кто-то запил и совсем выпал из бизнеса, а кто-то и вовсе сгинул. Сколько тогда полегло народу – одному Богу известно, а вернее было бы сказать, дьяволу. Кого-то, более удачливого или наиболее наглого, отстреливали, взрывали и поджигали. Кто-то, кто оказывался по другую сторону баррикад, садился – причем надолго. В общем, мало кто из попавших под мельничные жернова бизнеса той эпохи выбрался живым и невредимым, без тех или иных потерь: кто-то потерял дом и последние деньги, кто-то своих близких, а кто – и самого себя.

И Сергей Бобров, к сожалению, не стал исключением из общего правила – на его долю также выпали лишения и потери. И одной из самых серьезных стала его семья. Да, грустно об этом вспоминать, но не хватило тогда у них сил, чтобы сохранить то, что так хорошо начиналось. Он до сих пор даже не знает, кто из них с женой виноват больше: он ли, что-то важное упустивший из виду, чего-то не доглядевший, или она, не сумевшая что-то понять, принять, перетерпеть. Но, так или иначе, их семейная лодка побултыхалась, посопротивлялась окружившей ее стихии, да так и не пристала к тихой гавани, а затонула посреди океана жизненных трудностей, накрытая очередной отчаянной волной. Это сейчас Бобров думает, что можно было что-то изменить, что-то переиграть, что-то спасти, а тогда… В то время, если честно, у него физически даже не было времени, чтобы остановиться во время гонки, в которую он был втянут не по своему желанию, а по воле судьбы, и задуматься, оглядеться. Тогда все складывалось так, как складывалось. Да чего уж ворошить прошлое!

После развода с женой у него было еще 2–3 более или менее серьезных романа. Однако эти отношения больше не приводили к созданию семьи, а затухали, сходили на нет сами собой. С каждой из этих женщин Бобров до сих пор поддерживает теплые, но уже чисто приятельские отношения, т. к. всегда исхитрялся расставаться так, чтобы не нанести душевной травмы другому человеку, не ранить, а оставить после себя только приятные воспоминания. И не раз эти женщины помогали ему в тех серьезных жизненных ситуациях, когда нужна была помощь и поддержка близкого человека. Да и он тоже готов был сделать, и делал все, что было в его силах, чтобы каждой из них жилось легче.

Но все эти женщины, включая, теперь уже бывшую, жену, не были даже издалека, даже немногим похожи на ту, которая сейчас стояла на пороге офиса и смотрела ему в глаза. И, тем не менее, он ощущал, как по всему телу разливается нечто, что он не в силах ни объяснить, ни тем более побороть в себе. Это было похоже на все, что угодно – на магию, колдовство, гипноз, только не на то, что ему доводилось испытывать и переживать когда-либо раньше в своей жизни. А Она просто молча стояла, изредка переступая с одной ноги на другую, и продолжала смотреть на него в упор, погружая в какую-то невероятную, почти потустороннюю бездну своих глаз. О ее глазах нужно сказать особо, т. к. они в полной мере заслуживают отдельного описания.

Итак, Ее глаза. Сказать, что это были два бездонных, затягивающих в свою неизведанную глубину омута – это было бы слишком по-литературному банально: к этому штампу прибегают в восьми из десяти случаев, когда хотят описать неимоверную красоту, притягательность женского взгляда. Хотя почему-то никогда так не пишут о мужских глазах, даже самых прекрасных и выразительных. Тем не менее, ее глаза на самом деле затягивали и не хотели отпускать. В них было нечто мистическое, такое, что пробирало тебя до самого мозга костей, и уже не было ни сил, ни воли, чтобы отвести свои глаза, оставалось одно – подчиниться их воздействию.

Так произошло и с Бобровым. Где-то на самом заднем плане его сознания еще оставались какие-то мысли, но они всплывали все реже и все менее отчетливо, душа же уже полностью была подчинена влиянию этих удивительных глаз, с ней можно было делать все, что угодно, и она бы не нашла в себе сил воспротивиться. То, что происходило внутри Боброва, можно было сравнить с глубоким трансом, в который человек погрузился и не хочет из него выходить – настолько комфортным и естественным ему кажется это состояние в тот момент. Сколько прошло минут – пять, десять, пятнадцать или все полчаса, Бобров бы не смог сказать, т. к. полностью выпал из времени и перестал его ощущать. И неизвестно, сколько еще он мог бы так простоять, если бы Она первая не нарушила молчания, тем самым выведя его из гипнотического состояния.

– Привет, – несколько фамильярно (учитывая, что это была их первая встреча, которая к тому же происходила не в баре или клубе, а вполне солидном офисе) даже не произнесла, а как будто промурлыкала Она.

– Я Агата. Не найдется какой-нибудь работёнки для меня?

Бобров все также молча кивнул и посторонился в проеме двери, пропуская ее внутрь своего кабинета, на пороге которого они стояли все это время.

Она же, не чувствуя абсолютно никакой неловкости, стеснения или смущения, легко и грациозно проскользнула мимо него, не задев даже краешка его одежды, несмотря на близость и тесноту в момент своего перемещения, и остановилась у кресла, стоящего в углу кабинета. Не долго думая, все с той же грацией и изяществом, которые, как уже успел заметить Бобров, были свойственны всем ее движениям, она забралась в это кресло, подобрав под себя ноги – что также было довольно необычным в офисной обстановке, но Бобров уже перестал чему-либо удивляться в ее поведении или манере разговора. Он просто прикрыл дверь кабинета и прошел за свой письменный стол. Сел в высокое директорское кресло и посмотрел на Нее. Поскольку из трех стоящих в кабинете кресел для посетителей, нескольких стульев, а также дивана напротив окна, она выбрала то кресло, которое стояло в углу и спиной к окну, то ее лицо полностью оказалось в тени. Было странно разговаривать, не видя глаз собеседника, но, учитывая то, какое воздействие оказали Ее глаза на Боброва, он решил, что в данном случае, может, это и к лучшему. Итак, надо было продолжать начатую беседу, в которой сам Бобров не произнес еще ни единого слова. И он его произнес. И это не был вопрос: «Кто Вы по профессии или образованию?» и вовсе не «А что Вы умеете делать?», – что было бы уместно предположить в подобной ситуации. Нет. Сам того не ожидая, как будто все еще находясь под гипнотическим действием ее глаз (хотя они и были скрыты от него падающей от окна тенью), Бобров сходу ответил:

– Конечно, у нас найдется для Вас работа! И Вы можете к ней приступить прямо завтра.

В этот момент за окном прогремел новый раскат грома, и весь кабинет озарился очередной вспышкой молнии. Одновременно с этим на какую-то секунду Боброву показалось, что таким же неистовым огнем вспыхнули глаза Агаты.

«Наверное, отблеск молнии», – тут же решил для себя Бобров, не обратив внимания на то, что она сидела не лицом, а спиной к окну.

Глава III. Новая сотрудница

На следующий день Агата снова появилась в офисе, только в ее внешности произошли существенные изменения. Если накануне Бобров был поражен необычностью ее облика, то сейчас он был не менее удивлен преобразованиями, которые произошли за столь малый промежуток времени.

---