«Она идет ночными переулками…»

Она идет ночными переулками
Из маленького пошлого шалманчика
Где потчуют коктейлями и булками
И чествуют заезжего шарманщика

Она земли и неба не касается
Летит себе – нестрашно и недорого
И много жизни ей еще достанется
Со вкусом обезжиренного творога

Она вдыхает счастье всеми порами
Ей каждое мгновение – как клад еще
Но переулки вьются коридорами
Из колыбели – сквозняком на кладбище

Ах, как она начитана! Как вежлива!
Готова – как в кино – грешить и каяться
А в кабаках накурено по-прежнему
И ничего на свете не меняется

Одна она по-прежнему изменчива
Загадочнее всё и всё желаннее
Не уходи – ты, девочка, ты, женщина,
Старуха. пядь земли. воспоминание…

«Любовь – привычка умирать…»

Любовь – привычка умирать
И душу с пола подбирать
Без кожи быть и без костей
А никакая не постель

Любовь – сгорая от стыда,
Ответить «нет», подумав «да»
И с сердцем вырванным в руках
Оказываться в дураках

Любовь – не сеять и не жать
Убитым на земле лежать
И знать, что это не война
А только он. или она.

«Человек не становится лучше…»

Человек не становится лучше
Человечней, добрее и чище
Человек отучается слушать
И в себе Человека не ищет

Он становится чисто одетым
О добре говорящим за ланчем
И пока поедает котлеты,
Представляет себя настоящим

Человек не становится мудрым
Только легкую ищет дорогу
И однажды октябрьским утром
Безразличным становится Богу

Он живет по привычке, в комфорте
Мир ему не широк и не тесен
А упав, вспоминает о чёрте
Но и черту он не интересен

Похоронный блюз
Уистан Хью Оден
(перевод)

Пускай молчат часы и телефон
Не лает пес, терзая свой бекон
Пусть спит рояль, литавры не басят
Пусть гроб внесут и певчих пригласят

Пусть воет самолет над головой
Чертя крылом «Он больше не живой»…
Оденьте в траур горлиц почтовых
И в черные перчатки постовых

Он был мой север, юг, закат, восход
Отрада выходных и будней пот
Мой день и ночь, мелодия и бред
И вечная любовь, которой нет

Так выключите звезды в вышине
Отставку дайте солнцу и луне
Пусть море выплеснут, пусть лес лежит в золе —
Ни в чем теперь нет смысла на земле.

«Я люблю эту тень, пробегающую по лицу…»

Я люблю эту тень, пробегающую по лицу
При словах «Извини, ведь я здесь случайно»
Как табличку «Начало» на двери, ведущей к концу
Как икону Спасителя с надписью «Made in China»

Как набрякшие веки глядящихся в небо волн
Пятерней облаков заслоняющих взгляд от солнца
Как царевну-лягушку, не грянувшуюся об пол
От его поцелуев, а выпрыгнувшую в оконце

Как дурную привычку, наплакавшись, напевать —
Будто под нос бубня, расстаешься с нелепой кармой
Как любовь и стихи, на которые всем плевать
И как каменный торт, испеченный Постником с Бармой

Я люблю эту тень – ту, с которой я накоротке
Как аванс слепоты, открывающей двери чуду
И как этот огонь в поднесенной к огню руке…
Как когда-то – тебя. И как больше уже не буду.

«И потому что Вас мне не обнять…»

И потому что Вас мне не обнять
Мне в утешение дано понять —
Как дождь растет из облака на плечи

Как падает душа – до облаков
И как земля поет – без дураков
И целым стать стремятся части речи

За то, что я вдали от Ваших уст
Мне дан страниц неопалимый хруст
И сердца стук о сомкнутые веки

И жизнь в бреду, пока еще бреду
И счастье первой попадать в беду
И дар входить в одни и те же реки

И оттого, что я для Вас никто
Мне кажется, что лет так – через сто
Вы, взятый в херувимы Безначальным

В какую-нибудь летнюю грозу
Мой силуэт заметите внизу
И на секунду станете печальны

«Где же живет мое счастье? Нигде…»

Где же живет мое счастье? Нигде.
Так называется эта далекая местность
На полпути из Отчаяния в Неизвестность
В тысяче миль от Спокойствия – ближе к Беде

В царстве подстреленных птиц и несбывшихся снов
Там, где у прошлого нет над влюбленными власти
В доме из вздохов, нечаянных взглядов и слов
Там проживает мое невозможное счастье

Учит святых, оставляя следы на воде
Пляшет с чертями и в сны мои входит без стука
Где же живет мое счастье? Да, в общем – нигде
В том-то и штука, о, Господи, в том-то и штука.

Путники

Шли трое по темной аллее
Лишь кошкам и Богу видны
Их лица казались бледнее
Под пристальным взглядом луны

Поклажу несли за плечами
Добычу, а может улов
Молчали, молчали, молчали —
Как будто бежали от слов

Шли, будто бы зная дорогу
По множеству тайных примет
Вот там – за пригорком, по логу —
И ближе на тысячу лет

Смотрели не влево, не вправо
А только на небо и за
Вдали города и заставы
Светились как волчьи глаза

Над ними как флаг развевался
Созвездий мерцающий пар
И каждый из них назывался
Гаспар, Мельхиор, Балтасар
Годами не ели, не спали
Брели, не сминая травы
И млечную книгу читали
На тайных наречьях волхвы

На лицах их трескалась кожа
От странной жары в январе
И ждал их не царь, не вельможа —
Младенец на скотном дворе

Архангел тропою надмирной
К Нему обещал провести
Хоть золото, ладан и смирну
Они потеряли в пути

Их руки и щеки белели
Луне равнодушной в ответ…
Шли трое по темной аллее
Из черного мира – на Свет

«По лестницам чутким как лист…»

По лестницам чутким как лист
Слонялось бездомное лето
И дул «эвридику» флейтист
По скверному радио где-то

Недаром из кожи он лез —
Давил на лады и на жалость
Чтоб музыка с чистых небес
В чадящую бездну спускалась

Туда, где ни пифий, ни фей
Ни сказок с финалом счастливым
Куда если сходит Орфей
То разве с похмелья – за пивом

Где спиртом бодяжат беду
И песни слагают из крика
Где жизни иной, чем в аду
Не хочет сама Эвридика

Где солнце – как смертный обол —
Не слаще чугунного люка
Где тащится время как вол
Под светлую музыку Глюка

«Мы были – так когда-то скажут …»

Мы были – так когда-то скажут —
Наивнее, чем месяц март
Писали чушь сердечной сажей
В блокнотах и на крышках парт

Мы были щедрыми на зависть
К любой чужой строке – живой
И в души нам стихи врезались
Как птицы в окна головой

Мы были, не были – не важно
Кровава павших листьев лесть
Над белой осенью бумажной
В стране, где мы навечно – есть.

Слово

Оно придет – едва глаза закрою,
Ордой золотоносной, свежей кровью,
Расплачется, как Пушкин при дворе.
Оно войдёт, и будет мрак рассеян,
Пусть над землей в петле парит Есенин,
Листая снег с гравюрами Доре.

Оно придет, хоть будет снова – всуе
И, начерно весь белый свет рисуя,
С листком случайным сядет у окна
И забубнит, высокий лоб наморща…
Тогда и всеми брошенная роща
Поймёт, что наконец-то не одна.

Оно придет – сквозь души и сквозь двери,
Я правда в это верую – не верю,
Как в Баха и прогулки по Москве.
Оно как Воскресение настанет,
И от его прекрасных очертаний
Забрезжит вечность в смертной голове.

«Всё движется, все кружится, бежит…»

Всё движется, все кружится, бежит
Шатается под нашими ногами
Пестрит хвостами, крыльями, рогами
Свистит, поёт, безмолвствует, дрожит

Всё умирает, оживает вновь
Всё падает, меж звездами мерцает
Гремит костями, латами бряцает
Кровь бередит и проливает кровь

Всё повторяется, всё блещет новизной
Всё обещает, нарушает клятвы
То напролом идет, то на попятный
То вьюгой обернётся, то весной

То пепелит себя в сердечном жаре
То мерзнет посреди словесных льдин…
Жизнь для того, кто любит и любим
Беспечна,
Будто девочка на шаре
Нелепа,
Будто девочка на шаре
Прекрасна,
Будто девочка на шаре —
На шаре, на котором мы – летим…

«Оглушённая счастьем…»

Оглушённая счастьем
Словно пыльным мешком
Я плюю на ненастье
И гуляю пешком

Я свищу без запинки
Потакая плащу
И иду по Ордынке
И немного грущу

То скребу каблуками
Как корвет на мели
То их больно втыкаю
Прямо в сердце земли

И по лужам фигачу
И ору как в лесу
Будто птицу-удачу
Под рубашкой несу

Улететь, развеваться
Как вода на ветру!
Мне всегда будет двадцать
Никогда не умру