Я кивнул, признавая собственный просчёт. Именно армейские дирижабли позволяли войскам объединённых колоний Нового Света сдерживать натиск ацтеков, и только лишь наше превосходство в воздухе удерживало Великий Египет, Персию и Поднебесную от нападения из-за многочисленных территориальных претензий. К тому же алюминий наряду с титаном научились получать в чистом виде относительно недавно, поэтому малефики и потусторонние создания просто не умели противодействовать изделиям из них с помощью чар.

– Подозреваете диверсию? – задумался я. – Сбой поставок алюминия будет на руку египтянам, вот только шпионажем и вредительством занимаемся не мы, а Третий департамент.

Но Роберт Уайт отнёсся к моему предположению с нескрываемым скептицизмом.

– Этот прискорбный инцидент не способен сказаться на работе фабрики, а ненависть идейных луддитов направлена на механизмы, а не людей, – покачал он головой, выбил погасшую трубку в пепельницу и после этого задумчиво продолжил. – Если только пропавшие не увидели то, чего видеть были не должны…

Что такого мог увидеть простой охранник, раз его освежевали заживо?

Вспомнились кадры с места преступления; я решительно тряхнул головой, прогоняя прочь неприятные воспоминания, и спросил:

– С чего начнём?

– Главный инспектор приказал успокоить рабочих. В первую очередь организуем нормальное ночное патрулирование. Я встречусь с управляющим, на тебе осмотр места преступления…

Какое-то время мы обсуждали грядущее расследование, а потом инспектор вновь закурил и небрежно спросил:

– Как тебе зимний бал, Лео?

Внутри у меня всё дрогнуло, но виду я не подал и спокойно ответил:

– До сих пор под впечатлением.

– Это что! – рассмеялся инспектор. – Видел бы ты, какой салют устроили два года назад на пятидесятилетие Ночи титановых ножей! Падшим в аду тошно было!

Роберт Уайт пустился в воспоминания, а я кивал и поддакивал в нужных местах. За окном понемногу светлело, потом раздался длинный гудок, и поезд начал замедлять свой бег.

– Наша станция! – объявил инспектор. – Скажи остальным!

Я вернул очки на нос и поспешил в свой вагон.

На улице оказалось холодно и ветрено. Выпавший за ночь снег и не думал таять, на тротуаре посверкивали тронутые ледком лужи.

– Теперь ещё до фабрики ехать, – с тоской огляделся по сторонам Джимми, – задницу морозить…

Билли закинул в рот табачную жвачку и сплюнул под ноги жёлтую слюну.

– Смотри, ничего другого не отморозь. Будешь ходить – позвякивать! – усмехнулся констебль, но видно было, что уныние напарника передалось и ему.

Как, впрочем, разделяли его и мы с Рамоном. В Новом Вавилоне снег был явлением нечастым. На климате сказывалась близость побережья Атлантического океана, мокрые белые хлопья обычно таяли, едва касаясь земли.

Дьявол! От Атлантиды до Португалии рукой подать и Африка не так далеко, а в горах холод будто в Сибири!

– Позвякивать? – фыркнул Джимми. – Уж лучше пусть звякают, чем фабричный мясник их под корень отчекрыжит!

– Не беда, в Персию поедешь евнухом работать! – легко нашёлся с ответом Билли.

– Завязывайте, – попросил я шутников, выведенный из себя упоминанием прозвища, прилипшего к убийце с лёгкой руки газетчиков. – Без вас тошно…

В этот момент поезд покинул инспектор Уайт в сером плаще и котелке расцветкой ему под стать. В одной руке он нёс трость, в другой потёртый кожаный саквояж. Вслед за ним вышагивал нагруженный багажом носильщик.

– За мной! – отсалютовал нам тростью начальник и зашагал в обход здания железнодорожной станции.

Там у ограды нас поджидал полицейский броневик. И пусть железная коробка на четырёх мощных колёсах и с пулемётной башенкой на крыше особым комфортом не отличалась, мы поспешили забраться в него, укрываясь от студёного ветра.

Я с констеблями устроился на лавках в кузове; Роберт Уайт со всем удобством расположился рядом с водителем.

Пороховой движок хлопнул раз-другой, потом размеренно затрещал, и неповоротливая на вид махина резво выкатила на дорогу. Джимми и Билли очень быстро задремали, Рамон Миро принялся возиться со служебным фонарём, а я отвернулся к боковому окошку.

В глаза бросился тёмный снег, он был словно присыпан угольной пылью. Но долго ломать голову над этой загадкой не пришлось: вскоре дорога повернула и стали видны расползавшиеся на полнеба клубы чёрного дыма.

Сейчас ветер относил их от посёлка, хотя, судя по закопчённым с грязными потёками сажи стенам домов, так происходило далеко не всегда. Да и росшие на склонах деревья отличались жёлтой листвой, вялой и чахлой. Местами и вовсе чернели прорехи мёртвых кустов и маячили мачты засохших сосен.

Броневик взобрался на холм, и нам открылся вид на фабрику, которая напоминала город в миниатюре. Кирпичные корпуса цехов, узенькие улочки-проезды, злополучная котельная на отшибе. Сразу за ней начинались отвалы угля, дальше на пустыре откапывались котлованы новых зданий и маячил карьер. Многотонные агрегаты вгрызались там ковшами в породу и опорожняли их в паровые грузовики. Неповоротливые монстры дожидались окончания погрузки, разворачивались и медленно и неспешно ползли к фабрике.

И всюду – трубы, трубы, трубы. Они исторгали в воздух клубы чёрного дыма, а стоило только ветру поменять направление и подуть в нашу сторону, в горле запершило из-за сильного запаха химических реагентов.

Броневик заехал в посёлок и остановился перед полицейским участком. Мы выбрались размять ноги, и тотчас дрогнула земля, донёсся отзвук далёкого взрыва.

– Это что такое? – встревожился инспектор Уайт.

– На карьере рванули, – пояснил шофёр. – Каждый день громыхает, можно часы сверять.

Роберт Уайт кивнул и повернулся ко мне:

– Идём, Лео! Надо согласовать с местным сержантом графики ночных дежурств…

2

К вечеру потеплело, и снег повсеместно растаял, но ветер при этом заметно усилился, стал резким и порывистым. С запада шёл грозовой фронт, тёмное небо там то и дело прорезали яркие росчерки молний.

Мы с Рамоном стояли у входа в котельную, из которой позапрошлой ночью пропали кочегары, а немного поодаль топтался приданный нам фабричный охранник. Уже совсем стемнело, и парень с тощей цыплячьей шеей испуганно втягивал голову в плечи всякий раз, когда меж домов стремительными тенями проносились летучие мыши.

Меня это забавляло.

– И какой толк от этих ночных блужданий? – раздражённо проворчал Рамон, сплюнув под ноги. – Скажи, Лео, зачем мы здесь?

– Успокаиваем своим бравым видом рабочих, пока инспектор ведёт следствие. Разве непонятно?

– Ну если только так…

– Ладно, Рамон, – вздохнул я, – идём!

Констебль закинул на плечо ремень лупары, и мы зашагали по узкому проезду между цехами. Отблески далёких молний то и дело выхватывали из темноты странные и страшные фигуры, но стоило только посветить туда фонарём, и чудовища немедленно оборачивались печными трубами, столбами и бочками. А блуждающий огонёк в небе – всего лишь сигнальный фонарь трансатлантического дирижабля. Никакой мистики.

Время от времени навстречу попадались рабочие. Проехала телега с землекопами, вышел покурить из раскалённой преисподней сушильного цеха мастер, протопали к воротам освободившиеся после смены грузчики. Кто-то беспокойно озирался, кто-то шагал, втянув голову в плечи. Одни кивали нашему провожатому, другие молча отводили взгляд, и всякий раз я чувствовал страх.

То вязкий и тягучий, не отпускающий человека ни на миг, то яростно бьющийся подобно пульсации созревающего нарыва.

Страх – моя вотчина. Талант сиятельного позволял улавливать чужие фобии, вытягивать их и воплощать в жизнь. И в этом не было ровным счётом ничего приятного.

Проклятье! Я бы с радостью обменял свой дар на умение инспектора Уайта чувствовать ложь!

– Пустой крест, – привлёк моё внимание Рамон к грубому рисунку, сделанному чёрной краской на одной из стен. – Может, в деле замешаны анархо-христиане?

– Сомневаюсь, – покачал я головой. – Не их почерк.

За углом мигнул мощный фонарь, и я положил руку на кобуру, но это оказались местные констебли, которым поручили обход соседнего участка. Мы перекинулись парой слов, развернулись и отправились в обратный путь.

Я продрог и устал. Начал накрапывать мелкий дождь, порывы ветра бросали морось прямо в лицо. Вспышки молний сверкали всё ярче, гром зловещим эхом гулял меж фабричных корпусов.

– Не помешает погреться, – зевнул я, разминая озябшие пальцы на крыльце котельной.

– Погреешься тут… – проворчал крепыш, кивнув на фабричного охранника.

Я достал из кармана жестянку с леденцами, выбрал малиновый и предложил угоститься Рамону.

– Только зубы портить, – отказался тот. – Что здесь стряслось, как думаешь?

– Понятия не имею, – признался я и пригляделся к охраннику, который с тревогой поглядывал на небо, где во всполохах молний мелькали тени нетопырей.

Нервозность переполняла парня, а под ней скрывался страх, потаённый и неосознанный. Воплотить его в реальность оказалось на удивление просто: только потянулся талантом – и тотчас с неба на охранника спикировала летучая мышь. Парень взвизгнул, замахал руками и бросился наутёк. Он уже не увидел, как воплощённый в реальность моим воображением нетопырь рассыпался ворохом теней.

Исключительно запущенный случай чироптофобии…

– Развлекаешься? – вздохнул Рамон.

– С чего взял?

– У тебя глаза светятся.

Я зажмурился, помассировал веки и вновь взглянул на констебля.

– Так лучше?

– Порядок.

Неприятная ломота в висках и утихла; я распахнул дверь котельной и позвал за собой напарника:

– Идём.

---