«Ничего себе! – подумала я. – Вон какие чудеса творит благодарность!»

Выходит, Вселенная просто спасла нам жизни, ведь мы чуть не полетели на неисправном борте, и неизвестно, чем этот полет мог бы закончиться. А пилоты все сделали правильно, рассудив, что лучше мы все потеряем два часа, чем жизнь.

А тот злополучный правительственный борт был вообще ни при чем, он просто взлетал ввысь, не подозревая, сколько людей вот так на пустом месте его проклинают, провожая взглядом.

А в слове «спасибо» прячется глагол «спас», который сегодня, возможно, спас жизни двух сотен людей. Сколько хлеба они теперь испекут, сколько машин починят, сколько детей вырастят, картин нарисуют… Ведь можно посмотреть на эту ситуацию как на внезапный дополнительный день рождения!

Мы вырулили на взлетку второй раз и шустро взлетели. Если я потороплюсь после приземления, возможно, успею на пересадку.

В каждом поступке Вселенной зашифрована мудрость. Если подобрать ключ к этому шифру, Вселенная всегда нашепчет вам на ушко формулу счастья.

Да, дирижером своей судьбы нам не стать, но мы можем выучить и чаще использовать в жизни главные семь ноток самой красивой и важной мелодии на свете, мелодии благодарности: спасибо!

Биеннале

Однажды мы с детьми сдали плановые анализы. Сдавать ходили утром. Светило солнце. Пели птицы. Не погода, а обещание счастья. Я вела за руки своих детей и ощущала себя хорошей матерью, красивой женщиной, влюбленным в жизнь человеком.

При этом у меня на день были большие планы, и я озаботилась тем, чтобы быстрее закончить с поликлиникой, отвести детей в садик и школу, чтобы побежать дальше, по плану дня…

В обед пришли первые результаты: анализы дочки сигнализировали о гадости. Яростное отсутствие нормы. Самое страшное, что это было бессимптомно: улыбающийся ребенок, внутри которого живет нечто страшное.

Например, анализ мочи показал эритроциты, которых быть не должно. Анализ крови – моноциты, которых больше нормы, и нейтрофилы, которых меньше нормы.

Этот факт может означать огромный диапазон проблем – от обычного цистита до чего-то злокачественного. Это было страшно. Судорожно захотелось определенности. Но определенность – после дополнительных анализов.

Мой день сошел с рельсов. Солнце погасло. Не погода – а жаркое липкое марево. Ничего не получалось. Встречи кубарем покатились по расписанию и рассыпались по неделе.

Я записала дочку на все возможные обследования в ближайшие даты. Оставалось ждать. Я была раздражена, но изображала, что все нормально. Это сложная актерская игра в театре одного актера.

Люди вокруг не подозревают, что они зрители в этой пьесе. Я улыбаюсь соседям, поддерживаю вежливый разговор с заказчиком, отвечаю на срочные письма. При этом больше всего на свете мне хочется заорать: «Оставьте меня в покое! Можно я побуду одна?!» и разрешить себе такой соблазн – поплакать в одиночестве.

Я забрала детей и стала на них просто смотреть. Мне хотелось дожить этот день в подконтрольности ситуации. Но что-то пошло не так. То, что всегда меня умиляло в моих детях, вдруг стало тяготить, даже раздражать.

Дочка Катя, кокетка, любит долго и придирчиво выбирать наряды. Может нарядиться в платье, а потом три раза поменять до выхода из дома. Обычно я подыгрываю ей, шучу и смеюсь, а тут, когда она, выбрав юбку к кофточке, вдруг передумала, стоя, обутая, у выхода, я вдруг ледяным голосом прикрикнула на нее, мол, не занимайся ерундой, и малышка аж расплакалась.

«Прекрасно. Ты довела до слез заболевшую дочь. Очень мило, просто «Оскар» за лучшую мать…» – я жутко разозлилась на себя.

Умом я понимала, что это прорывается моя истерика, но взять это состояние под контроль не получалось. Паника просачивалась в мысли. Я честно пыталась отвлечься. Слушала урок английского и варила обед. Паника ставила подножку стройной последовательности мыслей, и они кубарем катились вниз, а потом паника вкрадчиво ставила ультиматум: ты будешь думать только о своих страхах.

Я и думала только о них – о своих страхах. О худшем развитии событий. Отметала от себя эти мысли, боясь напророчить плохое, но они снова магнитились ко мне.

Я совершала какие-то необъяснимые, импульсивные ошибки. Отменила логопеда и даже не смогла объяснить, зачем и по какой причине; поехала в поликлинику узнать расписание, вместо того чтобы просто позвонить; скормила дочери три витаминки, при норме – одна (но мне хотелось зарядить ее дополнительным иммунитетом), купила еще одну упаковку препарата, который точно был в моей аптечке, просто так, чтобы не бездействовать.

Бездействие – невыносимо. Оно меня убивает. Мне хочется куда-то бежать и что-то решать. А сидеть и ждать – это, как говорит мой муж, «замените расстрелом».

Я ощущала себя человеком, прыгнувшим с трамплина, и сердце норовит выпрыгнуть, и я лечу в ожидании приземления и все никак не приземляюсь…

Я проверила почту. Увидела письмо от подруги Тани с названием «я лузер». Таня много месяцев лежит в больнице со своей годовалой дочкой. У дочки сложносочиненная болезнь: перепутаны ноты в ДНК, не функционируют почки, нужны диализ и замена, а еще пристальное наблюдение врачей.

Жизнь в больнице однообразна, Таня, чтобы отвлечься, смотрит в интернете всякие тренинги про саморазвитие. Я их называю: «Встань и иди!»

В принципе они все об этом. Ползи к цели, иди к цели, лежи в сторону цели. Кто ты в этой жизни? Посмотри на себя в зеркало!

Таня послушно подходит к зеркалу, а там женщина, замученная обстоятельствами. В больничном халате, на простыне с печатями больницы. Без грамма косметики, сальные волосы, потухшие глаза.

Тень, а не человек. А ведь она рисовать мечтала. Выставку свою. «Биеннале». Красивое слово. Из какой-то иной, не Таниной, жизни. Пока у Тани другая выставка. Больничных выписок дочери. И в этом биеннале она тонет уже почти год.

Таня подслушала модных тренеров и поняла: она лузер. Кто ты? Никто. Чего ты добился? Ничего. Таня заплакала и написала мне письмо. В письме был надрыв.

«Я совсем сумасшедшая, – писала Таня. – У меня был нервный срыв на днях. Я закричала на женщину, которая продавала мне яблоки. Она немного обвесила меня, и я заметила. И вот я из-за этих яблок… Я кричала, а потом смеялась, а потом ревела.

Наверное, все, на что я способна к 30 годам, это купить яблоки, и то не без скандала… Что обо мне подумают люди?»

И вот это письмо я получаю в тот день, когда сама не живу, а барахтаюсь в невесомости, жду анализов. Моя определенность наступит через пару дней, а Таня свою ждет уже больше года. Четыре сотни дней жизнь стоит на паузе… Как она не сошла с ума?

Я пишу ответ Тане.

Знаешь, милая, бывают ситуации, когда лучший результат – это суметь просто прожить этот день, утрамбованный болью. Просто проползти его насквозь, пригнув голову к земле под обстрелом ударов судьбы.

Просто продышать его при разреженном кислороде, просто суметь добраться до следующих суток, просто пережить эти бешеные перегрузки психики в невесомости непоставленных диагнозов. У каждого внутри своя война, неочевидная чужому глазу. Она может быть смертельно токсична для ее носителя.

Вот у тебя, Таня, так и есть. Какие еще могут быть результаты, Таня, кроме жизни твоей дочери, которую ты отвоевал у смерти? Диссертации, картины, деньги, путешествия, выставки?

Ты, Таня, – кошка. Ты умираешь и воскресаешь по девять раз на дню от страха за свою дочь. Благодаря тебе и твоей непроигранной войне твоя дочь жива. И это самое крутое в твоей жизни биеннале.

И твои срывы, истерики, слезы – это перегрузки. Организм перекормлен стрессом, он отказывается вести себя хорошо и имеет на это полное право. Ты живешь на пределе возможностей, тащишь на себе ответственность больше собственного веса без выходных и проходных много месяцев.

Бросай смотреть эти тренинги.

Никто из тренеров не ведет прямой эфир из колодца беды, в темноте которого ты живешь. Они говорят людям: «Встань и иди!» – и ты тоже хочешь встать и пойти, только тебе сначала надо выбраться из колодца. И ты карабкаешься наверх, к солнцу, сдирая ногти.

И если бы все зависело от тебя, ты была бы уже наверху… Но болезнь и неопределенность корректируют твой курс как им удобно. А ты не сдаешься и упрямо ползешь туда, где – ты веришь – живет солнце. Что о тебе подумают люди?

Те, кто осудят, не твои люди. Не думай о них. Каждый раз, когда человек рядом со мной ведет себя неадекватно и мне хочется жестко ответить ему, открыв конфликт, я вспоминаю о том, что, возможно, прямо сейчас он в пропасти отчаяния, атакован страхами, закован в бессилие, взят в плен обстоятельств, бьется из последних сил в бою, который может стать последним, а его поведение – это игра в своем собственном МХАТе, игра в человека, у которого все нормально. И я как бы внутренне прощаю его, хоть он и не просит прощения. Я вспоминаю о его праве не оправдывать мои ожидания.

Вот такие люди – твои. Те, кто поймет. Обнимет. Поддержит. Купит яблок. Протянет воды. Поцелует в макушку. Даст поспать. И такие люди обязательно есть рядом.

На следующий день я получила определенность: дообследовала дочь, поняла, в чем проблема и кто враг. Враг – будничный диагноз, вполне излечимый за месяц-два.

Страшное исключили, стратегию лечения разработали. Я обрадовалась. Снова стала дышать, не замечая вдохов и выдохов.

---