Не секрет, что при такой однородности государства отношения между японцами и всеми приезжими извне, которые культурно именуются как гайкокудзин (человек из зарубежной страны) и не очень культурно – как гайдзин (чужак), оставались и остаются довольно натянутыми, сложными, но от того не менее интересными. На лекциях в университете об этом говорили мало, и только небольшие группы студентов из Японии, которые приезжали несколько раз в году на кафедру японоведения, вызывали дикий восторг среди моих однокурсников: настолько они были другими, «инопланетными», совсем не такими, как мы.

В этом мне ещё предстояло убедиться.

В гостях у самурая

В 2008 году, когда я была студенткой третьего курса, мне несказанно повезло: за хорошие успехи в учёбе меня и ещё трёх счастливчиков отправляли в Японию на целый месяц: познакомиться со страной, познать все её прелести и наконец-то разобраться, «что к чему» не из учебников, а на реальном опыте. Пунктом назначения являлся город Осака – промышленный и торговый центр страны, место, где находится крупнейший морской порт, а люди стоят на эскалаторе с другой стороны и говорят на особом диалекте.

Сейчас, лишь изредка заезжая в этот город, мне кажется, что Осака застряла где-то в 80-х: уж очень необычно выделяются её неоновые ретро-вывески и устаревшие на токийском фоне вагончики общественного транспорта. Но тогда… тогда всё казалось настолько другим и необычным, что подобная мысль ни разу не пришла мне в голову.

Прямо из аэропорта, построенного на искусственном острове, нас привезли в небольшое помещение, где в ряд сидело несколько пожилых пар.

– Ну а теперь вы познакомитесь со своими семьями! – выкрикнул голос в стороне.

Мой взгляд упал на одного сурового «самурая», и я с тревогой смотрела в его сторону, невольно повторяя про себя: «Только бы не он».

Но не тут-то было. Грозный самурай и очень элегантная женщина подошли ко мне, поклонились и с улыбкой повели к двери со словами:

– Ну что, Катя-сан, добро пожаловать!

Так у меня появилась японская семья.

Новенький «Мерседес» вёз меня по узким низкорослым улочкам, а мой взгляд с недоумением пытался разыскать ту самую «страну будущего» с её гигантскими небоскрёбами и скоростными магистралями. Тогда я ещё не знала, что среднестатистическая Япония выглядит именно так: тысячи и тысячи плотно посаженных невзрачных двух-трёхэтажных домиков; опутанные жирными электрическими проводами улицы; мешки мусора на тротуарах, торжественно накрытые специальной сеткой.

Машина остановилась у миниатюрного домика, и уже через несколько секунд я с интересом рассматривала узкий коридорчик, небольшую кухоньку и котацу – низкий стол с подогревом, который занимал практически всё место в гостиной. Конечно же, я знала, чего ожидать от японских размеров, но, оказавшись среди этого наяву, была поражена кукольной миниатюрностью окружающего меня мира.

Как почётного гостя, меня поселили в комнате на втором этаже. Несмотря на то, что в наши дни в Японии большинство квартир оформлены на западный манер, во многих домах хозяева стараются сохранить хотя бы одно помещение (васицу) в японском стиле. Пол в такой комнате застлан татами, окна закрыты сёдзи, которые сделаны из деревянных рам и проклеены японской бумагой васи, а двери заменяют лёгкие раздвижные перегородки фусума. Обязательным является наличие токонома – декоративной ниши, украшенной икебаной, каллиграфическим свитком или другим традиционным предметом. В подобных комнатах практически нет мебели, разве что шкаф для хранения футона – японского хлопчатобумажного матраца, который расстилают перед сном, превращая тем самым гостиную в спальню. Именно в такую комнату я и затащила свой большой, ну очень европейский чемодан, который с трудом вписывался в элегантный традиционный интерьер.

Сравнивая свой опыт с другими студентами, я точно знаю, что мне очень повезло. Уже в первый вечер, ощутив небольшую панику по поводу всего происходящего и подавив желание собрать сумки и уехать домой, я оказалась за столом с моими японскими «родителями». Тогда мы просидели за разговорами на кухне до глубокой ночи.

Не знаю – то ли потому, что звёзды сложились магическим образом, то ли оттого, что все члены семьи провели не один год, путешествуя по миру, и потому не шарахались при виде иностранца, но характерами мы сошлись отменно. Меня накормили вкусным ужином, совсем не похожим на то, что я пробовала в японских ресторанах Санкт-Петербурга, а потом предложили принять ванну первой из семьи. Да-да, именно так, ведь традиционно маленькая квадратная ванна о-фуро наполняется вечером лишь один раз, и все домочадцы окунаются в неё поочерёдно, обязательно приняв перед этим душ.

Насладиться такой ванной я так и не решилась. Зато подобные вечера стали нормой, а не исключением из правил, и я каждый день ждала именно того самого момента, когда мы усядемся вокруг кухонного стола и проведём не один час, сравнивая Россию и Японию, рассказывая жизненные истории или обсуждая количество васаби, необходимое для идеального вкуса свежего тунца с местного рынка. Все эти беседы, конечно же, велись на японском языке.

Трудности перевода

Помню, как на первом курсе Восточного факультета я с открытым ртом глазела на преподавателя, которая не только свободно говорила по-японски, но ещё и каждый раз приносила с собой какую-нибудь книжку с иероглифами, чтобы было чем заняться во время обеда. Каждый раз я с восхищением смотрела на неё и постоянно прокручивала в голове одну и ту же мысль: «Разве это возможно, неужели и я так смогу?!»

Во время первого занятия по японскому языку та самая преподавательница объясняла нам основы грамматики: в сравнении с европейскими языками, в японском она с точностью до наоборот. Сказуемое всегда ставится в конце предложения, после подлежащего, дополнений и обстоятельств. У глагола есть множество форм, которые образуются в результате изменения окончаний, присоединения суффиксов и наличия различных степеней вежливости. Кроме того, если в русском языке предлоги ставятся перед словами, к которым они относятся, в японском языке и это получается наоборот: предлоги ставятся после слова, к которому они относятся. По-русски мы говорим «Я пойду в кинотеатр в понедельник», по-японски же порядок слов в предложении будет следующим: «Я понедельник в кинотеатр в пойду» (私は月曜日（に）映画館に行きます。Watashi wa getsuyo: bi (ni) eigakan ni ikimasu).

Следуя именно этой логике, преподаватель попросила нас взять одно из предложений русских классиков и расставить порядок слов согласно правилам японской грамматики, что повергло меня в настоящий шок. Потратив не один час на «расчлененение» одного из предложений Достоевского, я невольно думала: «И зачем я на это подписалась?! Неужели будет так сложно?»

И сложности только начинались.

Если на слух японский язык воспринимается гораздо легче, чем его сосед – китайский, то с письменностью дела обстоят совершенно иначе. По сравнению с Китаем, где для письма используют только иероглифы, в Японии наряду с ними ещё существуют и две слоговые азбуки: «хирагана» и «катакана». Первая используется для написания слов японского происхождения, вторая – для записи заимствованных, то есть слов, которые пришли в Японию из других языков: английского, русского, немецкого. Так, любимая русским человеком красная икра произносится как «икура» и записывается именно той самой катаканой.

А что же с иероглифами? Довольно продолжительное время у японцев вообще не было никакой письменности. Тогда на помощь пришли буддийские монахи, ведь именно они в V веке н. э. привезли в Японию китайские тексты, которые так приглянулись жителям островов, что они решили позаимствовать то, чего боятся все начинающие студенты языковых школ: адаптированные китайские иероглифы, которые в Японии называют кандзи.

Адаптация происходила нелегко: ведь вместе с китайскими иероглифами японцы перенимали не только их написание, но и чтение, которое разительно отличалось от фонетики японского языка. Так и появились онъёми (верхнее чтение, китайское произношение иероглифа в японской интерпретации) и кунъёми (нижнее чтение, основанное на произношении истинно японских слов, которым присвоили китайский иероглиф). Например, иероглиф человек 人 с учётом особенностей японского произношения будет читаться по верхнему чтению как «дзин» и «нин», в то время как «кунное» чтение того же самого иероглифа будет «хито». Общее правило, по которому легко определить, какое чтение использовать в том или ином случае, довольно незамысловатое: если иероглиф употребляется как отдельное слово, то применяют «кунное» чтение, а если в сочетании с другими иероглифами, используется «онное».

Но не всё так просто в японском государстве, ведь существует и множество исключений из правил. Стоит ли говорить, что заучивание этих нюансов давалось нелегко, и половина однокурсников сдавались уже в первый год: кто же вытерпит каждый день носить стопки маленьких карточек, на которых с одной стороны ты должен написать иероглиф по порядку «сверху вниз и слева направо», а с другой стороны – перечислить все варианты его возможного прочтения? Иероглифов-то напридумывали аж 50–80 тысяч!

---