Альв

Макс Мах

Глава 1
Найденыш

Пятница, десятое марта 1933 года

Яков вставал рано. Просыпался сам, без будильника, ровно в пять. И уже через десять минут – одеться, умыться, почистить зубы – выходил на маршрут. От озера Щучьего до Бора по лесной дороге чуть больше пяти километров. Туда и обратно – час, и еще час на заплыв: от Свевской заимки до усадьбы Норнов по прямой, и «в обход» – вдоль противоположного берега – домой. Но сейчас, в марте, пока лед с озера еще не сошел, Яков бегал до Кабоны, а это на круг километров пятнадцать, хотя без заплыва все равно не то же самое.

По старой армейской привычке бегал он в егерских штанах и рубахе, вылинявших и потерявших первоначальную маскировочную окраску. Такая одежда была ему куда привычнее спортивного костюма, точно так же, как и тяжелые берцы – предпочтительнее беговых туфель. Страшно сказать, но во время утренней пробежки Якову часто физически не хватало вещмешка за плечами, скатки, карабина и прочего армейского добра. Он просто никак не мог привыкнуть бежать налегке, вот в чем дело. Об этом он, собственно, и думал этим утром, пока принимал душ и готовил завтрак. Не о забеге с полной выкладкой, разумеется, а о силе привычек, из которых, похоже, и складывается то, что философы называют личностью или персонификацией субъекта.

Телефон зазвонил без четверти восемь, когда, разделавшись с овсянкой, отварными яйцами и приличным куском копченого сома, Яков налил себе первый стакан чая. Обычно ему не звонили в такую рань. А если и звонили, то крайне редко. Неотложных дел, требующих личного присутствия дознавателя его ранга, набирается на круг не так уж много. Большинство расследований, которыми Яков занимался лично сам, никакой спешки не предполагали. Тем более не располагали к поспешности дела, находившиеся в сфере его надзорных полномочий.

– Свев на проводе, – сказал Яков в трубку.

– Ваше превосходительство, Яков Ильич, извините за беспокойство! Это адъюнкт Суржин беспокоит!

– Как я понимаю, случилось нечто из ряда вон?

И в самом деле: Иван Суржин даже не дознаватель, а помощник дознавателя, то есть чиновник 13-го класса. Ему выходить прямо на чиновника 6-го класса не по чину. Это как в армии: где тот подпоручик и где – полковник! И тем не менее Суржин хоть и молод, но отнюдь не глуп. И притом не робкого десятка, потому как взял на себя смелость, совершил акт гражданского мужества: снял трубку с аппарата и попросил барышню соединить. Так что, похоже, случился армагеддон. Не тот, разумеется, которым кончится все вообще, а наш обыденный, местного разлива апокалипсис по кличке «писец».

– Так точно, Яков Ильич! – на военный лад отрапортовал адъюнкт. – Случилось! Но по телефону никак нельзя!

– То есть, – уточнил Яков, – требуется присутствие кого-то из старших оперативных работников. Я правильно понял?

– Так точно! Требуется. Немедленно! Лично вы!

«Даже так? – удивился Яков. – Что же там могло приключиться, что Суржину пришлось телефонировать Самому?»

– Куда? – спросил он.

Получалось, что надо ехать, потому что всегда лучше перестраховаться. Может быть, Ваня Суржин чего-то не понял по молодости лет да простительной неопытности. Психанул, не разобравшись: типа у страха глаза велики… А что, если все-таки не ошибся и это то самое «оно», которое может как вознести, так и уронить низко и больно?

– В Академию. К парковым воротам.

«Серьезно?! Академия? Немедленно? Что же там у них приключилось, у академиков долбаных?!»

Шлиссельбургская академия – один из лучших университетов Европы: уважаемый, пользующийся положенной ему по статусу автономией. Конечно, и там случаются преступления. Но обычно – ничего такого, с чем не справились бы господа полицейские чины. Однако Суржин не в городское полицейское управление позвонил и не в прокуратуру. Он с ходу телефонировал прямо Свеву – столоначальнику Особого бюро Сыскного приказа.

«Лихие дела! Надо ехать немедленно, но Академия-то на другом берегу Невы!»

– Ну, раз немедленно, тогда присылай геликоптер! – озвучил свою мысль Яков. – Иначе не получится. На колесах часа два возьмет. И это еще если по утреннему делу в пробку не въеду.

– Уже выслал, ваш превосходительство!

– Силен! – усмехнулся Яков. – Портки-то натянуть успею?

Разумеется, это было художественным преувеличением. Обычно Яков не садился за стол, не приведя себя предварительно в порядок. Так что на нем сейчас были надеты не только брюки, но и весь костюм-тройка, и белая сорочка с галстуком, и зимние штиблеты на толстой подошве в комплекте.

– Успеете! – обнадежил Суржин. – По моим расчетам, геликоптер будет у вас в восемь двадцать.

– Тогда до встречи! – закончил разговор Яков и вернулся к прерванному чаепитию.

Он даже не пробовал угадать, что бы это могло быть, поскольку любое из обычных дел, находившихся в ведении убойного стола, можно без опаски обсуждать по телефону. В пределах разумного, конечно, но все-таки можно. Не контрразведка, чай, и не политический сыск.

«Будет весело! – констатировал Яков, закуривая первую утреннюю папиросу. – Тот еще геморрой, наверное! Но что выросло, то выросло. Так что посмотрим, поглядим…»

Он допил чай, прошел в кабинет, отпер сейф и достал оттуда автоматический пистолет «Кульбак-Экселенс» в наплечной кобуре. Обычно он ходил на службу без оружия – не оперативник все-таки, – но звонок Суржина форменным образом выбил его из колеи. Яков снял пиджак, нацепил «сбрую» и уже при оружии пошел снаряжаться в дорогу: пальто из английского шерстяного сукна, черно-белое шелковое кашне и фетровая шляпа, кожаные перчатки, серебряная фляжка с коньяком и две сигары на случай, если придется долго ходить по открытой местности. Курить папиросы на ладожском ветру – удовольствие ниже среднего, а подымить, судя по всему, придется, и немало.

Пока собирался, все же нет-нет да и давал слабину, начиная гадать о том, что же такое могло приключиться в парке Академии, а что это именно парк, а не кампус – и к гадалке не ходи: зачем бы иначе назначать рандеву у парковых ворот? Но если это парк, то возможны варианты. Проблема в том, что, начинаясь как благоустроенный университетский парк с красивой набережной, широкими аллеями, освещаемыми по ночам электрическими лампами, подстриженными «аглицкими» газонами и прочим всем, парк этот густел к северу и незаметно превращался в настоящий лес. Ухоженный, без бурелома, болот и прочих марей, характерных для северных чащоб. Не тайга, одним словом, но все-таки лес. А в лесу всякое бывает. Встречаются там и хищники, и не только те, что бегают на четырех лапах.

– Это там, за деревьями! – указал направление Суржин, голос у адъюнкта при этом ощутимо дрогнул.

– Там? – Можно было не переспрашивать, и так все ясно. Однако напряжение, разлитое в холодном знобком воздухе, передалось и Якову. Что поделаешь, он ведь тоже не железный.

Геликоптер сел прямо на выстеленную гранитными плитами площадь перед Юридической школой, которую, к слову, заканчивал в свое время и сам Яков. Оттуда до парковых ворот – рукой подать, а вот по парку пришлось прогуляться. Преступление, о котором Суржин по-прежнему не хотел ничего говорить: – «Вы это, Яков Ильич, сами должны увидеть!» – произошло, как Яков и предполагал, где-то в лесном массиве. Сначала шли быстро, благо за несколько прошедших солнечных дней аллеи и дорожки в парке успели просохнуть. Потом пришлось свернуть на тропинку, по обеим сторонам от которой под деревьями по-прежнему лежал снег. Здесь было сыро и грязно, однако вскоре тропинка кончилась, и пришлось идти по истоптанной полицейскими целине – грязному месиву мокрой земли и подтаявшего снега.

– Это там, за деревьями!

– Там?

Яков прошел по следам между деревьями и вышел на поляну. Небо в этот день было ясное, солнце уже встало, так что картина получилась весьма живописная. Поляну все еще покрывал снег. Кое-где на нем остались следы тех, кто подходил к телам, но в целом, если не считать двух дорожек копоти, снег был не тронут. Ну и сами тела. Их было четверо: три женщины, одетые в какие-то замысловатые, окрашенные в яркие цвета платья, и мужчина в костюме бутылочного цвета.

– Место глухое, – констатировал Яков, осмотрев поляну. У него пока не было никаких идей по поводу того, что здесь произошло. Он и тела-то еще в подробностях не рассмотрел. Но впечатление такое, что здесь что-то рвануло и этих четверых просто расшвыряло взрывной волной. Однако вот в чем загвоздка: кроме небольшой проплешины в центре поляны, откуда и должна была, по идее, распространяться ударная волна, и двух исходящих оттуда же полос копоти – черное на белом, – никаких других следов взрыва не наблюдалось. Яков как человек, активно поучаствовавший в трех войнах, такое не пропустил бы. Да и крови, которая должна была отчетливо виднеться на снегу, не было и в помине.

«Чем же таким их приложило?»

– Кто их обнаружил? – спросил он младшего коллегу. – Когда и с какой стати?

– Обнаружил их полицейский патруль, – объяснил Суржин. – Проходили ночью по аллее, тут и громыхнуло.

– Громыхнуло? – переспросил Яков. – То есть был взрыв?

---