– Я сейчас вернусь, – сказала я и помчалась вслед за Мими.

– Помешай sopa^[8], – бросила она через плечо, проходя через залитую теплым светом кухню. Здесь жили только мы вдвоем, но дом создавал ощущение куда большей наполненности. Словно вмещал в себя больше света, больше людей, больше любви. Я подняла крышку кастрюли, стоявшей на плите, и вдохнула запах. О супе Мими ходили легенды, которые приписывали ему способность то поднимать людей со смертного одра, то исцелять разбитые сердца. Весь секрет заключался в бульоне из костей, который следовало тщательно томить с травами и овощами. Я помешала медленно кипящую жидкость и сделала еще один вдох, набираясь сил.

– Мими?

– Aquí^[9], – отозвалась она из глубины дома.

Я опустила крышку на место и встала на пороге ее оранжереи, располагавшейся в дальнем конце кухни. Говорить с ней, пока она занята делом, было очень плохой идеей, но мне хотелось скорее с этим покончить.

– Где ты?

– Я здесь! – снова отозвалась она, но я все равно ее не видела. Вообще, эта комната считалась верандой, и предполагалось, что здесь хозяева будут отдыхать со стаканчиком холодного чая, но Мими превратила ее в теплицу. Это стало словно живым сердцем нашего дома, здесь всегда было тепло и легко дышалось даже при закрытых окнах. Пышно разросшиеся растения тянулись из горшков, слегка покачиваясь. На полках выстроились потрепанные от чтения книги и сосуды с лекарствами и разными снадобьями. И еще здесь висел ветряной колокольчик из дерева и металла – в обычные дни он молчал, слегка позвякивая, если шел дождь, и метался, как испуганный ребенок, если надвигалась беда.

Так выглядел наш тайный зачарованный сад, иногда способный шуметь, как тропические джунгли. И хотя мы жили в Порт-Корале, штат Флорида, для Мими он теперь воплощал ее родной остров.

Она вдруг вынырнула из-за ветвей пальмы, улыбаясь. В руках у нее было голубое одеяльце цвета безоблачного летнего неба, слегка переливавшееся на свету. Я провела рукой по мягкой, как пух, ткани, и меня снова охватило чувство удовлетворения. Это как ее суп.

Она прошла мимо меня обратно к своему окну. Я стряхнула с себя ощущение безмятежности и двинулась за ней.

– Мими, я выбрала, где буду учиться, – выдавила я, пока она передавала Дэну одеяльце. Оба посмотрели на меня. Дэн ухмыльнулся.

– Pero^[10] ты уже учишься.

– Ну… как бы да, но только в муниципальном колледже^[11]… – Я снова почувствовала, что потею. Последние два года я только и делала, что моталась на автобусе между школой, колледжем и летними курсами. Это было непросто, особенно учитывая работу в bodega, но зато теперь остается всего пара недель – и я закончу и школу, и колледж с двухгодичным обучением. А осенью я переведусь из муниципального колледжа в университет, чтобы получить степень бакалавра по латиноамериканской культуре.

– Ah, sí^[12], я знаю. Ну, рассказывай. – Она сложила руки на груди. Звон ее браслетов звучал знакомо, словно песня. По ним я научилась отыскивать ее, когда она терялась в зарослях своих растений. Я открыла рот, но повисла звенящая тишина.

Мими ждала. Но я не смогла решиться.

– Если бы ты могла поехать в любую точку мира, куда бы ты отправилась? – выпалила я в панике.

Дэн покачал головой. Свечи у Мими за спиной задрожали.

– На Гавайи, – подумав, решила она.

– Что? – переспросила я в шоке. Такого ответа я не ожидала. – Куда угодно в мире, Мими!

– Я поняла, – ухмыльнулась она. – Просто мне нравится Дуэйн «Скала» Джонсон. Он симпатичный.

Дэн расхохотался:

– Не поспоришь.

– А если бы ты могла поехать на Кубу?

Ее улыбка исчезла.

Все, что я знала о Кубе, я узнала здесь – в этом прибрежном городке, в сотнях миль от острова, который был для меня таким загадочным. Я знакомилась с родной культурой через блюда за нашим столом, песни, звучавшие в бабушкином проигрывателе, истории, которые рассказывали в bodega и в шумном доме Аны-Марии. Но в этих историях не было моей семьи. И здесь я не могла найти себя.

– Я бы туда не поехала, – сказала Мими так просто, словно это все объясняло. Моя abuela была терпелива и добра, но при упоминании родины она опять словно замкнулась. К ней приходило так много людей, и им всем она давала ответы и возвращала надежду. Всем, кроме меня.

– Спасибо за лекарства, – сказал Дэн и заплатил ей за снотворный чай и снадобье для зубов. Пенни своими маленькими кулачками схватилась за одеяльце. Он напоследок ободряюще улыбнулся мне и пошел домой.

Мими принялась наводить порядок на столике. Я слышала запах супа и приглушенные звуки музыки из своей комнаты.

– Но все ведь меняется, – снова попыталась я. Мими резко обернулась. Я впервые осмелилась развивать эту тему. Мое упрямое сердце колотилось в закрытое окно ее сдержанности. – За годы многое стало иначе.

В год, когда я пошла в старшую школу, я видела по телевизору, как президент моей страны сошел с самолета и ступил на землю Гаваны. Все посетители bodega замерли, не веря глазам. Даже я в свои четырнадцать не верила, что отношения между странами когда-нибудь изменятся к лучшему. Довольно скоро после этого я узнала о программах обучения на Кубе и поступила в колледж.

Мими отрывисто вздохнула:

– Ay, для тебя, может, и меняется, а для народа Кубы – нет.

От этих слов пропасть между мной и моей родиной стала еще больше.

– Значит, даже если бы ты могла, ты бы не вернулась?

– Моя душа вернется туда, mi amor. – Тоска в ее голосе преследовала меня, словно древний призрак. – Они больше заботятся о туристах, чем о людях Кубы, которые до сих пор страдают. – Мими захлопнула свое окошко, подошла ко мне и ласково положила ладонь на мою щеку. – Куда ты поедешь учиться, niña^[13]? В хороший университет?

Вот и все. Чего-то в этом роде я и ожидала. Совершенно нет повода удивляться или расстраиваться. Или плакать.

– Неважно. На самом деле, я еще думаю, – сказала я, стараясь не выдать своих чувств.

– Ay, Роза, – вздохнула Мими. – Ты скоро определишься.

Суп кипел на плите, ветряные колокольчики тихо звенели, и свечи освещали мне дорогу обратно в комнату. Я дома, и здесь нет места для разговоров о Кубе. Мими не собирается возвращаться, моя мать постоянно уезжает, а я – просто бескрылая птица, брошенная на берегу в поисках ответов, похороненных на дне моря, которое я не могу познать.

Глава 2

Я открыла дверь своей спальни, и Ана подняла голову, оторвавшись от телефона. Но ее радостная улыбка погасла, когда она увидела мое лицо.

– Как прошло, тигренок?

Я с опустошенным видом упала в кресло возле стола.

– Тебе все равно придется ей сказать. Если ты не пришлешь подтверждение к первому мая, то потеряешь место.

У меня было очень много дел. Я щелкнула ручкой и пролистала страницы блокнота. Все мои жизненные цели, тщательно выстроенные и упорядоченные, были собраны здесь. А в прогалинах между важными датами прорастали виноградные лозы, превращавшиеся в цветы. В этом блокноте, где рисунки перемежались со списками дел, прятались все мои планы, которые теперь превратились в секреты.

Мой ноутбук издал свистящий звук, сообщая о новом письме. Там было всего два слова – «Люблю тебя» – и ссылка на фотоальбом. Я просмотрела мамины фотографии за эту неделю. Кактус в пустыне. Нарисованный на салфетке портрет официантки, мечтающей за стойкой. Незаконченная картина у кирпичной стены. На следующей неделе я, возможно, увижу, что она нарисует на ней дальше и куда потом отправится. Я задумалась, вернется ли она в Порт-Корал до наступления лета.

У Аны зазвонил телефон.

– Что такое, мама? – Какое-то время она слушала, что говорила миссис Пенья, а потом раздраженно села на кровати. – А мне зачем идти? Ну ладно, ладно… Я им скажу… Мам, ну я же сказала «ладно!» Я не повышаю голос… Я тоже тебя люблю. – Ана отключилась и посмотрела на меня, закатив глаза к потолку. – Сегодня экстренное городское собрание.

Собрания у нас обычно проходили раз в месяц, и последнее было всего две недели назад.

– А что случилось?

– Она не сказала. Но, зная этот городок, Саймон сменил музыку в закусочной, не спросив совета у viejitos^[14], а мама впала в панику.

Я встала и глянула в небольшое зеркало рядом с приставным столиком и крошечным алтарем. Там стояли пара цветных свечей и свежие цветы, старая коричневая фотография дедушки и единственный сохранившийся полароидный снимок моего отца. Я подкрасила губы и сунула в рот клубничный леденец.

Ана скатилась с моей кровати и пошла вслед за мной к двери.

– Скажи Мими про Гавану прямо сейчас. При мне она не будет на тебя кричать.

Я остановилась в прихожей, и она врезалась в меня сзади.

– Что? Нет уж. Это плохой план, – сказала я.

Кроме того, Мими в любом случае не станет кричать. Наоборот, когда она недовольна, то становится очень спокойной и сдержанной. Ее молчание давит, как каменная плита, и я как могу стараюсь этого избегать.

– Ах, малышка Роза.