А потом – быц-быц! – третий пацан поставил на своей мобиле композицию «Moscow Never Sleeps». Ну это уже, конечно, диверсия – бомба в ночной тиши двора.

Мелкие стали шарить по карманам, искать что-то.

Я вдыхала сладковатый аромат беломорины, немного судорожно, словно всхлипывала после долгого плача. Мне совсем не хотелось думать, виновата ли я в том, что произошло. Моя совесть сама неизбежно выносила приговор: виновна…

Чиркнула спичкой и закурила. Мы с торфяниками теперь чадим на пару.

Один из тинов, самый высокий, поднял голову, словно услышав мой чирк. В темноте, при свете дальнего фонаря, я могла видеть силуэт его стиляжно загеленного чуба, на манер лисьего носа.

– Эй, слышь? Тя как звать? Зажигалку сбрось, а?!

Сегодня я не слишком расположена вступать в дискуссии, поэтому просто молча бросила спичечный коробок вниз.

– А покурить есть? – не унимался Лисий Нос. Лисята поменьше захихикали.

«Больше всего мне сейчас хочется остаться одной, чтобы…» – мысль на мгновение повисла в воздухе, затем струйкой дыма медленно покинула мой рот и, выплыв в открытое окно, плавно влилась в общее озерцо дворового дыма. Я выбила из пачки половину папирос на подоконник, а саму пачку, где оставалось еще штуки три, злобно бросила вниз. «…Остаться одной, чтобы оказаться наедине с собой», – кто-то медленно разжевал эту тягучую мысль-тавтологию в моей голове. Кажется, в этом чаду я и соображаю, и действую медленно и плавно, сообразно движению потоков дыма.

Лисий нос радостно взвизгнул. Но, ловко поймав пачку и разглядев ее при свете фонаря, он с недоумением поднял голову вверх. Видно, понял, что перед ним простой «Беломорканал», а рассчитывал он, судя по всему, как минимум на «Парламент».

– Чё за штукня! Ты чё ваще?! В каком веке живешь?!

– Жесть! – поддержал его приятель.

– Слышь! А может, ты и сама к нам спрыгнешь? – школота явно вызывала меня на бой. – Посмотрим на это чудо!

Я поняла, что так просто мне от них не отделаться. Неохотно поднялась, сняла очки, положив их на стол, встала на подоконнике в полный рост и, максимально накренившись в сторону улицы, – благо высоты я не боялась даже в детстве – расставила руки в стороны, собираясь полететь…

Странное состояние… Я не играла. Просто была не в себе. И они это почувствовали.

– Чё это она? – забеспокоился Лисий Нос.

– Без понятия… Обкурилась, небось. Уже бледного словила. Может, не надо этот «Беломор»? – предположил кто-то из темноты.

– Эй, ты! Слышь…

На вершине последней «ы» взволнованный Лисий голос сорвался, дав петуха, и я поняла, что Нос не на шутку перепугался. На несколько секунд голос пропал совсем, был только шепоток – лисята совещались. Потом Лисий Нос опять заговорил. Для пущей убедительности – за всех.

– Мне ваще как-то параллельно. Хочешь, прыгай, если хочешь…

Я стояла пластилиновой статуей, не шелохнувшись. Они притихли.

– Но меня как-то не втыкает. Кровяка на асфальте. Крыльев-то у тебя по любасу нет!

Вот уж не ожидала такой прозорливости. Пальцем в небо – а прав: сейчас я бескрыла как никогда…

Мой пластилин внезапно пообмяк и податливо стек с подоконника внутрь комнаты. Стараясь не слушать лисьих улюлюканий и аплодисментов, – последние предназначались, без сомнения, Лисьему Носу, а не мне, – я, немедленно захлопнув окно, исчезла в комнате.

Не включая свет, нашла телефонную трубку и села на пол. Закрыла глаза – «Господи, помоги…» – и набрала номер. Вообще-то я, если честно, не так часто обращаюсь к Богу. Но сейчас не удержалась. Мне очень нужно услышать их…

Я вслушивалась в сигналы трубки с таким чувством, словно пыталась телепортироваться, как в «Матрице», на другой конец «провода», сама взять трубку и получить ответ на свой же вопрос – хотя бы таким обходным способом. Но в ответ лишь прогремел взрыв. Я вздрогнула…

Включился экран телевизора – наверное, я случайно нажала на лежащий на полу пульт. Громкость была включена на полную мощь. Я хотела выключить телек совсем, но, увидев на экране африканские лица, застыла, не успев выдохнуть. Там могут быть они!

– На данный момент нам известно о семидесяти четырёх жертвах этой трагедии, – прогремел в моих ушах голос диктора. – Первые теракты были осуществлены одновременно в ресторане и баре регбийного клуба на последних минутах финального матча чемпионата мира по футболу между сборными Испании и Голландии. И вот, две недели спустя, здесь прогремели еще два взрыва…

Среди раненых, которым оказывали первую помощь, на экране мелькнул белокожий пострадавший. У меня остановилось сердце…

– Также официальный представитель правительства сообщил, что трагедия унесла жизни нескольких иностранцев. Среди них – белая женщина, один человек, похожий на индуса, и десять граждан Эфиопии или Эритреи…

На экране появился плачущий африканский мальчик с перебинтованной головой и окровавленной повязкой на глазу. Он бережно прижимал к себе беспородную псину – вероятно, единственное уцелевшее родное существо.

Эта новостная сводка сменилась следующей: о том, как в Городе М. кругом умирают люди, чье сердце не справляется с дымовой завесой над городом. Прямо «дымомор» какой-то.

Я выключила телевизор и, как в тумане, поднялась по лестнице в свою «нору».

Я долго обуючивала эту комнату на чердаке (что-то типа кабинета) – может, полгода, может, больше. На потолке – небо с предзакатными облаками, на полу – «пляж» на ковре с подогревом, есть даже электрический фонтанчик. Снобизм чистой воды – скажете вы – и будете правы. Но я не могла придушить в себе искушение заиметь дома собственного писающего мальчика – золотого ангелочка, – когда Гарик от чистого сердца притащил его ко мне домой (вечно он тащит сюда разные вещи). Феликс установил его в моей комнате, и мне вдруг показалось, что журчание струи успокаивает нервы. Но знаете что? Сейчас даже в обуюченной «норе» у меня не было ощущения безопасности. Ни в «норе», ни в Городе М., ни в мире.

В комнате было темно и пахло слегка заболоченным аквариумом. Уже несколько дней мне было просто не до чего… Я опустилась на ковер и застыла в оцепенении – как птица, привязанная за ногу…

Видела я однажды в метро девушку, у которой на руке сидел настоящий сокол. На привязи. Вы меня, конечно, пока не знаете, но могу заявить с уверенностью, что я совсем не похожа на какого-нибудь скинхеда. Но тут мне просто нереально захотелось им стать! И разгромить что-нибудь обязательно. Так было гнусно – видеть птицу на привязи.

…Я опустилась на ковер. В одной руке у меня была телефонная трубка, в другой – всё ещё пульт. Через минуту я бессильно свалилась на пол, распятая между двумя беспроводными связями – телефоном и телеком. Обе казались мне в этот момент нелепыми обвесами – бесполезными изобретениями цивилизации. Я не швырнула их об стену только потому, что в этот момент раздался звонок в дверь…

Феликс был некстати как никогда. Если вы хотите представить себе моего МЧ как можно ярче, просто пересмотрите фильм «Беги, Лола, беги». Феликс – вылитый бойфренд Лолы. И уши у него торчат точно так же. Вообще я люблю трепать эту лопоухость даже без именинного повода. Но сейчас… Мне было просто не до него.

– Ку-ку! – забасил он своим низким голосом и, ввалившись в прихожую, нарушил мою темноту. – Ты чё полутёмничаешь? Забыла? Я ж темноты боюсь!

– Лися, не включай!

В глаза я называю его просто Лисей (волосы у него нежно-рыжие, как у лиса). «Феликс», мне кажется, звучит как-то слишком жестко. К тому же и фамилия у него не мягкая – Железнов. Услышав эту фамилию, дедушка, как всегда, отпустил прикол – окрестил Феликса Железякиным. В принципе это в точку: Железякин – гик еще тот, он как никто другой разбирается в компах и вообще, наверное, во всех железяках на свете.

Феликс включил свет. Я зажмурилась, а он, улучив момент во время моего ослепления, чмокнул меня в щеку и бесцеремонно, не разуваясь и не извиняясь за это, с огромной кучей каких-то коробок, прошлепал в гостиную. Вот зачем, скажите мне, заводить бойфрендов? Чтобы они натоптали у вас дома? Или чтобы, услышав вашу просьбу не включать свет, сразу поняли с полуслова, что вы хотите побыть в темноте, причем совсем одна? Я раздраженно вышла из комнаты и… Я хотела бы сказать «хлопнула дверью». Но тут мне придется пояснить, чтобы вы представили моё жилище в деталях.

Мне бы очень хотелось взять и выложить вам тут всё сразу – самую суть. И я с трудом преодолеваю свою нервенность. Но как говорит мой дедушка: «Ты всегда бежишь впереди паровоза». Да, мне нужно научиться не торопиться, поэтому и вы немного потерпите. А еще он любит говорить: «В деталях – Бог». И, возможно, именно его немецкая кровь начинает навязывать мне занудную традицию – разложить всё по полочкам. Есть одна деталь – очень важная в моем доме.

С межкомнатными дверями у меня в квартире не очень. Из прихожей в гостиную ведет арочный проем. Из гостиной в кухню – точно такой же проем, зеркально отражающий первый. На втором этаже, над кухней, – моё пространство, которое я называю просто – «нора»: кабинет, примыкающая к нему крошечная спальня, а к ней в свою очередь примыкает душевая (места для ванны в ней не хватило). В обе эти смежные комнаты можно войти с портика, которым продолжается лестница – и ни там, ни там, опять же, дверей нет. А есть лишь легкие белые занавески, в легкомысленную мелкую ромашку. Я не очень люблю замкнутые пространства. И это была моя идея дизайна квартиры, которую поддержала мама.

---