Опыты бесприютного неба

~ 2 ~

Однажды, в конце очередного месяца, Штакет, традиционно вручив Ролану честно заработанное, пригласил его в пивную, угостил пивом и деликатно сказал визави, что тот низко летает. Что стипендии однокурсников и поездки в соседние города с целью поживиться телефонами малолеток – это все западло. А вот настоящее дело для пацана его пошиба – это мошенничество с кредитными картами.

Штакет объяснил – тебе не нужно напрягаться. Просто дополни мой стартовый капитал, и я все устрою. Тебе надо будет только раз в месяц ходить и снимать деньги в банке – сказка. Понадобятся левые сим-карты, может быть, пара паспортов, кое-какое компьютерное железо, да и вообще протекция разного характера. Если ты хочешь, это можно совмещать и с дойкой студентов – одно другому не мешает. Ролан почесал жбан, улыбнулся и хлопнул Штакета по плечу, обсыпанному жирной перхотью. Так начался дерзкий и опасный бизнес двух лучших преступников моего города. Темпераментное бесстрашие и ехидная прозорливость, грубая сила и деликатная хитрость объединились в одно.

Еще раз: избавляясь от этого мерзкого и тошнотворного контроля, который накладывает стыд, субъект становится свободным. Все остальное – вкусовщина. Куда он денет эту энергию – на грабежи, изнасилования и поджоги, или там вступит в партию национального спасения Камбоджи – дело десятое. Эта степень свободы никак не коррелирует с эрудицией, интеллектом, моральными принципами и другими вторичными качествами. Я сейчас про раскованность и отсутствие тормозов, а не про то, что такое хорошо и что такое плохо. У Ролана не было врагов, не было даже такой постановы – и поэтому любая битва была для него заранее выигранной.

Понятия не имею, сколько Ролану со Штакетом удалось поднять на этом деле. Факт есть факт: спустя год Ролан с маманей переехали за город и стали разводить перепелок. На какие деньги они смогли купить себе небольшой дом с участком, все эти клетки и пару десятков особей, я не знаю. Одна мама, работающая бухгалтером в небольшой фирме по продаже запчастей для автомобилей «Урал», явно не потянула бы такое приобретение.

С мелкой преступностью мой бывший сосед не завязал, вроде бы, наоборот, даже расширил сферы деятельности. Студентов он оставил, зато теперь промышлял ворованными тачками. На своей фазенде Ролан перебивал номера и перекрашивал недорогие модели «Жигулей» и старых иномарок, их пригоняли ему пацаны из соседнего города. Машинка выезжала из ворот дома как новенькая, оставалось только тормознуть возле речки и отмыть ее от перепелиного говна.

Вообще, Ролан любил тачки всегда. Помню, как лет в пятнадцать мы с друзьями скинулись и купили «Запорожец». Старенький дед в гаражном кооперативе продал нам вполне ходовую машину за пятьсот рублей. Правда, легендарная тачка была без сидений – это нас не расстраивало, все равно водить из нас никто не умел. Зато это было первое наше авто! Красивая, мускулистая, глазастая, коренастая, маленькая и юркая машинка. Своя! Настроение у всей компании было такое, будто мы приобрели космический шаттл. Тогда, в пятнадцать лет, действительно можно было улететь к звездам на «Запорожце».

Мы перегоняли нашу ласточку по узким улочкам гаражных рядов, навалившись на нее всей гурьбой, – благо вес «за́пора» позволял вполне быстро гнать его с заглушенным мотором. Нам оставалась пара поворотов до бокса нашего друга, когда из одного гаража показался Ролан. Мне это сразу не понравилось. Он был хорошенько пьян, но оживился, увидев нас. Поздоровавшись, Ролан спросил, есть ли бенз, и, не дождавшись ответа, полез в машину. Осмотрев салон, он выругался, высунулся обратно и поспешил в гараж. Оттуда послышались грохот, лязг, а затем Ролан вышел из пыльного мрака с четырьмя маленькими табуретками в руках.

Смотрелся он в этом «запоре» гордо и основательно – огромный шестнадцатилетний дядька на табуретке. Ему приходилось слегка нагибать голову, он тупо не влезал. Мы, офигев от страха, уселись кто на табуреточки, кто на голую, ржавую жесть и помчались по лабиринтам бесконечных гаражей – они тянутся в городе моего детства на многие километры, образуя идеальный полигон для драк, грабежей, разбоя и вообще всего старого доброго ультранасилия.

Коты остановили нас, когда «запор» выруливал из одного кооператива и сворачивал в другой. «Ни прав, ни хуя. Пьяный еще, поди?» Ролан весело смотрел на него. «Давайте, мужики, вылезаем», – скомандовал старлей лет пятидесяти и шлепнул по капоту. Мы, и так вне себя от скоростной езды, на ватных ногах вылезли из нашего «Запорожца». «По-хорошему, – примирительно сказал гаишник, – идите домой, получите права, покатаетесь». Мы развернулись и поплелись вдоль гаражей, оставив нашу первую машину, – одиссея закончилась, космические врата захлопнулись. Но Ролан не спешил. Он закурил, сунулся в салон, вытащил табуретки, сложил их стопочкой, закинул на плечо и, улыбаясь, пошел вслед за нами. «Э! Как я тебе поеду?» – крикнул ему старлей. «Как хочешь. Не ебет», – спокойно ответил Ролан и эффектно сбил пепел ногтем указательного пальца.

Через пару минут мы тихонечко ехали по главной улице гаражного кооператива, а старлей провожал нас каким-то даже завистливым взглядом. «Съебнули отсюда быстро», – сказал он на прощание. Вывернув в соседние гаражи, на всякий случай глянув в зеркало заднего вида и убедившись, что старлей нас больше не пасет, наш рулевой дал газу, и кирпичные стены уже привычно замельтешили за мутными стеклами «Запорожца».

Закончилось это абсурдное роадмуви чуть позже, после того, как мы взяли пива, – Ролан тут же сделал нас должными, мол, без меня куковали бы сейчас на ноге, а то и вовсе в отделении. На одном длинном, пустом участке Ролан захотел проверить задний ход и с места вдавил педаль в пол. «Запорожец» сначала ехал ровно, потом на каком-то валуне его закрутило и резко увело вбок. Пейзаж за окном злобно дернулся. Раздался лязг. Нас всех бросило в заднее стекло машины и сверху придавило Роланом. Все в разлитом пиве, поту, ржавчине и грязи, мы выбрались из машины. «Запорожец» въехал жопой в ворота чьего-то гаража. Бодро навалившись, мы стали толкать тачку вперед, но кромка двери, сделанной из тонкого листа железа, вошла в багажник машины почти до половины. Нас буквально насадило на дверь. «Как, сука, нож в масло», – сказал Серега, сплевывая кровь из разбитой губы.

«Запорожец» больше не заводился – сильно повредился мотор, расположенный у этого чуда отечественного автопрома известно где. Так мы дружно толкали машинку, а Ролан шел сбоку и попивал остатки пива. Кто-то из нас снял куртку и накрыл искореженный металл. Быстро, что было мочи, мы вытолкали «Запорожец» с улочки, аккуратно сбросили его в овраг и закидали крапивой. Благо на этом участке нам не попался ни один автомобилист или прохожий.

Мы вернулись посмотреть нашу машину на следующий день. Ее не было. Я отыскал Ролана и спросил, не знает ли он чего о пропаже. «Продал, братан, – ответил он просто, закуривая вишневый Captain Black, – за косарь продал. Я его пока у себя оставлю? Отдам послезавтра, мне бабки нужны». Конечно, ни наших денег, ни тем более машины мы больше никогда не увидели.

Даже больше – у меня после этого никогда и не было не то что машины, а даже желания ее иметь. Я легко расстался с этой мечтой.

Кстати, деньги и «Запорожец» – не единственная вещь, которую должен мне Ролан. Один раз он встретил меня во дворе. Я шел домой с диском модной тогда группы System Of a Down.

– Че это? – спросил Ролан и внимательно посмотрел на обложку диска.

Тут он помолчал, подумал, а потом задумчиво прибавил, показывая на гитариста группы:

– На моего двоюродного братана из Еревана похож!

– Ролан, они армяне, – объяснил я, – американские армяне.

Диск он мне так и не вернул.

Возвращаясь к истории про финансовые махинации. Кардерское дело – рискованное и непредсказуемое. Насколько я знаю, деньги такие ребята выводили у клиентов банков других стран, поэтому вероятность, что за тебя примутся коты, была очень небольшая. Но она была. Когда Ролана взяли приехавшие из области фээсбэшники, он долго сопротивлялся. Уходил в отказ и угрожал сотрудникам, что сейчас позвонит своему брату, «чья фамилия тоже заканчивается на – ян». Брат у него работал в ППС, поэтому мужики в костюмах добродушно переглядывались. Выйти на Штакета им не удавалось – тот использовал какую-то непростую систему шифрования айпи-адресов. Ролана же нашли легко: он каждый месяц появлялся в отделении банка, чтобы забрать со счета тыренные у честных обывателей иностранных государств бабки.

Он молчал дня три. Потом к нему в камеру зашел красивый, крепко сложенный человек в гражданском. Кажется, он был как минимум наполовину турок. Человек говорил ровно и четко, но когда представился, то имя и должность назвал так, как и все эти люди, – ничего не разберешь. Турок взял оранжевое издание «Айвенго», которое принесла в камеру мать Ролана, раскрыл его, вытащил из нагрудного кармана неплохую ручку и начертил на внутренней стороне обложки пару табличек и пару столбиков цифр. Все это представляло собой нехитрую юридическую арифметику. Выходило, что если Ролан рассказывает силовикам, с кем имел дело, то освобождается условно и возвращается к своим машинам и перепелкам. Если нет – едет лет так на – дцать шить рукавицы. «Автосалон свой на замок закроешь, – улыбнулся идеальными зубами турок, – и никаких перепелок». Ролан заговорил.

Штакета повязали в этот же день и доставили в Москву специальным самолетом. О том, как его задерживали, ходили целые легенды. Говорили, что был оцеплен весь район, а отряд спецназначения влетел к нему на канатах в окно. «Как в ГэТэА», – рассказывали пацаны на районе.