Когда Мэдисон подошла ко мне в раздевалке после очередной тренировки, я думала, что она снова попросит помочь ей отработать нападающий удар мячом, но всё оказалось куда хуже. Девушка протянула мне листовку, на которой, из трех силиконово-пластических див, я смогла узнать её старшую сестру. Мэдисон была отличной девчонкой, выкладывающейся на тренировках на все сто, наверное, поэтому, как капитан команды, я не смогла отказать ей и в итоге сама не поняла, как дала своё обещание прийти на благотворительную вечеринку “Мармеладного Шоколада”. В результате Мэдисон была на седьмом небе от моего согласия, а я была где-то между небом и землей, стараясь улыбаться как можно более ровно. Уже позже я узнала о жестком дресс-коде и о том, что мне будет сложно его соблюсти.

В школе я была первой нарушившей негласное правило ношения девушками юбок. Наш лицей отличался красивой школьной формой бордового цвета, которая мне всегда безумно нравилась. Парни носили пиджаки с черными брюками, девушки же сочетали с пиджаками юбки в клетку, но неотъемлемой и моей самой любимой частью наших костюмов был клетчатый галстук. Я никогда не стремилась к мужеподобной красоте, о чем ярко свидетельствовали мои густые, темные, почти черные волосы длиной ниже лопаток, и тем более, я никогда не задумывалась о феминизме, но когда два года назад идиот из параллельного класса задрал моей однокласснице юбку, я не на шутку взбунтовалась. Уже спустя неделю после произошедшего, я, в серьезных дебатах с администрацией лицея, добилась официального разрешения на ношение девушками брюк, а еще через месяц большая часть лицеисток забросила свои короткие юбчонки в дальние полки школьных шкафов. Естественно о моем относительном подвиге, который я считала всего лишь выражением собственного мнения, написали в школьной газете, но позже сюжет перетек на первую полосу региональной прессы, после чего мне пришлось отказываться от предложений официально представлять права феминисток, подростковых сексуальных меньшинств и брошенных собак. Наверное, мне только защиту прав потребителей не предлагали возглавить.

Я решила активно игнорировать развернувшийся вокруг моей персоны информационный ураган, что поспособствовало ему утихнуть в достаточно сжатые сроки, однако позже преподаватели часто напоминали мне этот случай, когда хотели завлечь мою кандидатуру в очередные сообщества по вышиванию гладью или лепки из полимерной глины, которых я с пятого класса избегала как огня, считая подобные занятия утечкой моего драгоценного времени.

Итак, мне следовало до следующей субботы найти мини-платье либо мини-юбку, либо макси-ремень, который со стороны будет смахивать на мини-юбку, так как дресс-код “Мармеладного Шоколада” был жесток и беспощаден, а у меня не было ни единого платья выше середины бедра. Но худшим являлось даже не это. Репертуар “Мармеладного Шоколада”, творения которого я нашла в бескрайних просторах социальных сетей – вот что самое худшее во всей этой истории. Композиции были откровенно ужасны, что неплохо отразилось в названиях самих песен, таких как “Бей меня сильнее”, “Я забыла, где я есть” и, моя любимая, “Узнай меня крепче”. Мне определенно предстоял сложный вечер…

Проблема №4. Пижамные посиделки.

Мишель, моя соседка по лестничной площадке, поступила в Брайтонский университет на факультет биомедицинских наук. После мелкой аварии у нее развилось воспаление лицевого нерва, от которого она успешно отделалась легким испугом. Данное заболевание помешало Мишель выйти на учебу ровно в срок, отложив её переезд в кампус на пару недель, а так как она решила организовать небольшой праздник непосредственно перед своим отъездом, он должен был состояться уже через девять дней. По идее, количество гостей не должно было превышать отметки в десять баллов, однако вчера стало известно, что к общему веселью присоединятся плюс две кузины виновницы торжества. Я с рождения отлично находила контакт с незнакомыми мне людьми, благодаря чему в толпе незнакомцев всегда чувствовала себя словно рыбой в воде, так что проблемой данное событие я считала точно не из-за антропофобии* (* Социальный страх, выражающийся в боязни людей вообще и желании отдалиться от них как можно дальше ). Проблемой также не являлось отсутствие нормальной пижамы или необоснованное желание провести вечер в кромешном уединении. Проблемой стало печенье. По условиям вечера, каждая гостья должна была принести с собой печенье собственного приготовления и, не знаю какой такой лотереей, но мне выпало макарон* (* Французское кондитерское изделие из яичных белков, сахара и молотого миндаля). Так как остальные варианты уже были разобраны, мне ничего не оставалось, как только принять свою участь. Не то чтобы я не умела готовить – у меня получалось готовить куда лучше своей матери – вот только я ненавижу готовить то, что занимает у меня более получаса или то, что содержит много ингредиентов. По факту, я умею готовить, но не люблю. Можно было, конечно, купить печенье и выдать его за свое, как это сделает девушка из соседнего двора, о чем она в открытую предупредила (всегда уважала её за честность), вот только я не могла подойти к столь ответственному заданию с таким безразличием. Так что готовки мне было не избежать.

Во всяком случае, я всех предупредила о том, что в подобных вещах я профан, так что от меня уже не должны ожидать волшебства.

Проблема №5. Деньги.

Извечная проблема всех подростков. Вот только мне деньги были нужны не на банку пива, новые серьги или на поход в клуб. Пару месяцев назад один мой друг попросил присмотреть за своим четвероногим товарищем, вот только не предупредил, что ротвейлер склонен к порче имущества. В итоге я с легкостью, без всяких задних мыслей, согласилась взять к себе на пару часов эту милую тварь, параллельно решив выполнить поручение матери, которая ранее попросила меня купить к вечеру сливок. Я буквально на десять минут оставила пса дома, а когда вернулась, обнаружила эту довольную морду грызущей мой и без того дряхлый мольберт, которому в этом году должно было исполниться тридцать пять лет. Не знаю как, но пес буквально раскромсал орудие моего труда в клочья. Да на этом мольберте еще моя мать в младенчестве рисовала, и у него были все шансы дожить минимум до моих внуков!

Несвоевременная кончина мольберта стала сильным ударом для меня и моего кармана. Однако я стойко признала собственную вину, так как именно я приняла решение оставить зверюгу без присмотра, поэтому хозяин пса даже не узнал о произошедшем, так как, зная его, я была уверена в том, что парень, во что бы то ни стало, попытается возместить ущерб, чем изрядно мне надоест.

Вскоре выяснилось, что одалживать мольберт матери – это не вариант, так как он редко бывает свободен (хорошо еще, что пес не погрыз её станок!). Так что деньги мне сейчас нужны были на мольберт. Плюс ко всему и краски заканчивались, и кисти износились…

Всё еще смотря в окно и грызя простой карандаш, я умиротворенно раскладывала свои проблемы по полочкам, как вдруг раздался хлопок входной двери. Машинально переведя взгляд на миниатюрные настольные часы, я отметила, что сегодня мама пришла слишком рано. Уже спустя минуту услышав приближение шагов к своей комнате, я откинулась на спинку кресла и повернулась к вошедшей в мою комнату матери.

– Я тут подумала, – начала я, тарабаня карандашом по своей ладошке. – Можно взять твистер* на пижамную вечеринку к Мишель (*Подвижная напольная игра для активной компании).

– Что? – переспросила женщина, закатывая рукава своего карамельного свитера. Моя мать всегда предпочитала светлые тона и не только в одежде. Она никогда не позволяла себе темных аксессуаров (у нее даже солнечные очки были светло-серого цвета) и темных тонов в обстановке квартиры. Даже её короткая стрижка “каскад” была пшеничного цвета. Лиса неоднократно высказывалась против моего пристрастия к темным тонам в одежде, особенно к черному цвету, однако она никогда не навязывала мне своего мнения, тем самым открыто позволяя мне самовыражаться от длины волос, до стиля в одежде.

– Твистер, который ты подарила мне на двенадцатилетие, – приподняла бровь я, заметив, что моя мать сейчас думает о других вещах, из-за чего совершенно выпадает из диалога.

– Мои работы прошли конкурс, – с непонятными, но явно разрывающими изнутри эмоциями, произнесла мама. – Меня утвердили на поездку за границу.

– Круто, – замерла я, радуясь и одновременно страшась чего-то еще мне неведомого.

– Со мной хотят подписать контракт на год, – продолжала вдалбливать меня в счастье мать. – Он предусматривает собой полностью оплачиваемые расходы на моё содержание: медицинская страховка, номер в отеле, питание, досуг плюс заработная плата. Сразу после подписания договора мне выдадут на руки приличный аванс, чтобы я смогла подготовиться к переезду.

– Классно, – шокировано заулыбалась я. – Это классно. Когда выезжаем? – спросила я, и перед моими глазами мгновенно всплыла наша волонтерская работа в Серенгети* (*Национальный парк площадью 14 763 км² в регионе Серенгети, расположенный в Танзании). Моя мать всегда была энергичным деятелем, из-за чего нас регулярно бросало из стороны в сторону. Два года назад мы отправились в Серенгети, и всё моё лето прошло под палящим солнцем Африки, в веселой компании гепардов и каракалов. Крутой опыт, за исключением того, что я до сих пор с содроганием вспоминаю, как с меня слоями слазила обгоревшая кожа.

– Они не готовы оплачивать расходы родственников. Поехать может только участник.

Мой карандаш, прежде неритмично выстукивающий по ладони, повис в воздухе.

---