Затем сурово глянула на Анну – ведь это она повела их сюда – и развернула ребят назад, к дому.

– У тебя туфли промокли, – стуча зубами, сказала Табби.

– Может, лучше их снять? – раздумчиво предложила Анна. – И почувствовать взаправдашний холод?

– Не хочу я его чувствовать!

– А я хочу.

Анна расстегнула ремешки черных лакированных туфель; эти туфли она носила на пару с Зарой Клейн, соседкой ниже этажом. Затем аккуратно скатала с ног шерстяные чулки и опустила белые костлявые, не по возрасту длинные ступни в ледяную воду – в тот же миг от ступней взвилась острая боль и кольнула сердце, но, как ни странно, в этой боли была своя приятность.

– Ну как? – пискнула Табби.

– Холодно, – ответила Анна. – Жуть как холодно.

Ей стоило большого труда удержаться и не выпрыгнуть из воды; собственная стойкость даже обострила странное, но по-своему приятное возбуждение. Она обернулась в сторону дома и увидела двух мужчин в темных пальто: они шли с пляжа по мощеной дорожке. Оба придерживали от ветра шляпы и очень напоминали актеров немого кино.

– Это наши папы? – спросила Анна.

– Папа любит обсуждать дела на свежем воздухе, – объяснила Табби. – “Подальше от посторонних ушей”.

Анна великодушно посочувствовала малышке: стало быть, отец не держит Табату в курсе своих дел, а вот Анне не возбраняется подслушивать деловые разговоры, если она того хочет. Ничего особо интересного она не услышала. Отец был обязан передавать поздравления, добрые пожелания членам профсоюза и другим людям, их друзьям. Случались и иные знаки расположения, к примеру конверт, иногда сверток. Отец передавал или забирал их как бы между прочим; если невзначай отвлечешься, ничего и не увидишь. В последние годы он, сам того не замечая, подолгу разговаривает с Анной, а она исправно слушает, не понимая того, что услышала.

Ее удивило, что отец говорит с мистером Стайлзом оживленным, фамильярным тоном. Видимо, они приятели. Несмотря на все вокруг.

Мужчины свернули с дорожки и зашагали по песку к Анне и Табби. Анна поспешно выскочила из воды, но туфли были далеко, где уж тут успеть в них влезть. Мистер Стайлз оказался крупным импозантным мужчиной; из-под шляпы виднелись черные, намазанные бриллиантином волосы.

– Слушайте, это что, ваша дочка? – спросил он. – Терпит арктический холод, а на ногах даже чулок нет!

Анна мгновенно почуяла, что отец недоволен.

– Она самая, – подтвердил он. – Анна, поздоровайся с мистером Стайлзом.

– Очень рада познакомиться, – сказала она и крепко – как учил отец – пожала протянутую руку, глядя прямо в лицо мистеру Стайлзу.

С виду он моложе ее отца: ни морщин, ни кругов под глазами. Однако в нем чувствуется некая настороженность, из-под парусящего на ветру пальто исходит почти ощутимое напряжение. Можно подумать, он готовится к чему-то – то ли неожиданному, то ли забавному. В данную минуту этим чем-то оказалась Анна.

Мистер Стайлз присел перед ней на корточки и, глядя в глаза, спросил:

– Почему ты босиком? Ты что, не чувствуешь холода или интересничаешь?

Анна не нашлась, что ответить. Ни один вариант не подходил. Наверно, ей подсознательно хотелось, чтобы Табби и дальше трепетала от страха и терялась в догадках.

– Зачем мне интересничать? Мне уже почти двенадцать лет, – сказала она.

– Ну, и что ты чувствуешь?

Несмотря на ветер, она уловила исходивший от него запах спиртного и мяты. А отец-то не слышит их разговора, мелькнуло у нее в голове.

– Больно только сначала, – сказала она. – А потом вообще ничего не чувствуешь.

Мистер Стайлз довольно ухмыльнулся, будто он не ответ услышал, а перехватил трудный пас и физически наслаждается удачей.

– Прямо жизненный девиз, – проронил он и поднялся во весь свой огромный рост. – Дочка ваша – крепкий орешек, – бросил он отцу Анны.

– Что верно, то верно, – отозвался тот, не глядя на Анну.

Мистер Стайлз стряхнул с брюк песок и повернул к дому. Эпизод уже был исчерпан, он готовился к следующему. “Они крепче нас, – услышала Анна его слова, обращенные к ее отцу. – Наше счастье, что они этого не сознают”. Она ждала, что он обернется, но он уже, видимо, забыл про нее.

Декстер Стайлз шагал назад, к дорожке; в туфли упрямо набивался песок. Как и следовало ожидать, та стойкость, которую он чуял в Эде Керригане, пышным цветом расцвела в его темноглазой дочке. Что лишний раз доказывает его собственную правоту: дети выдают своих отцов с головой. Поэтому он предпочитает вести дела с мужчиной только после знакомства с его семьей. Жаль, что Табби не решилась тоже пошлепать босиком по ледяной воде.

Керриган приехал на сине-голубом “дюзенберге” 28-го года выпуска, модель “Джей”, – значит, у хозяина хороший вкус, а до биржевого краха были, видимо, прекрасные перспективы. И портной у него отличный. Словом, и одежда Керригана, и его машина, и даже его живая отрывистая речь производят весьма положительное впечатление, однако что-то в этом человеке не вяжется с общей благостной картиной. Какая-то потаенная грусть, уныние, что ли. Но кто этого не испытывал? И не один раз.

Когда они наконец выбрались на мощеную дорожку, Декстер принял решение: он возьмет Керригана на работу, но, разумеется, на определенных условиях.

– Слушайте, если вы не торопитесь, может, заедем к моему старинному приятелю? – спросил он.

– Конечно, заедем, – отозвался Керриган.

– Жена вас не ждет?

– К ужину, не раньше.

– А дочка? Она не станет волноваться?

Керриган рассмеялся:

– Анна-то? У нее другая забота: вынуждать волноваться меня.

Анна ждала, что с минуты на минуту отец позовет ее с собой, но в конце концов явилась няня и, возмущенно пыхтя, велела им топать домой с промерзшего пляжа. День угасал, в детской было темно и мрачно, зато тепло: топилась дровяная печь. Дети грызли печенье с грецкими орехами и любовались электрическим поездом: он сновал по путям в виде восьмерки – ее собрала Анна; из миниатюрной паровозной трубы клубами шел настоящий дым. Анна никогда еще не видела такой игрушки и понятия не имела, сколько она стоит. Нынешнее приключение ей уже сильно наскучило. Оно затянулось куда дольше их обычных встреч с приятелями отца, и у нее уже не было сил выпендриваться перед малышней. Ей казалось, что отец запропал на много часов. Мальчикам надоел снующий по рельсам поезд, и они ушли рассматривать книжку с картинками. Няня дремала в кресле-качалке, Табби лежала на плетеном коврике, уставившись в только что подаренный ей калейдоскоп.

– Можно мне подержать твою Флосси Флерт? – с наигранным равнодушием спросила Анна.

Табби промямлила что-то в знак согласия, и Анна осторожно сняла куклу с полки. Флосси Флерт бывает четырех размеров, эта – не новорожденный младенец, а чуточку постарше, с удивленными синими глазами. Анна повернула куклу на бок. И тут же – не обманула газетная реклама! – синие радужки куклы скользнули в уголки глаз, будто Флосси Флерт не желала выпускать Анну из поля зрения. Неподдельная радость затопила девочку, она чуть не прыснула от счастья. Губки у куклы были приоткрыты, образовав идеальную букву О. Из-под верхней губы выглядывали два нарисованных белых зуба. Будто почуяв восторг Анны, Табби вскочила на ноги.

– Можешь взять ее себе, – выпалила она. – Все равно я с ней больше не играю.

Предложение Табби задело Анну за живое, но она не подала виду. Два Рождества назад ей ужасно, до боли хотелось получить Флосси Флерт, но она не смела попросить такой подарок: суда перестали заходить в гавань, и семья сидела без денег. Сейчас Анну заново как шилом пронзило не угасшее острое желание, хотя в глубине души она твердо знала: надо отказаться.

– Нет, спасибо, – наконец выдавила она. – У меня дома такая есть, только больше. Я просто хотела получше рассмотреть малышку.

Сделав над собой усилие, она сунула Флосси Флерт обратно на полку, но все не могла выпустить каучуковую на ощупь ножку и вдруг почувствовала, что за ней пристально наблюдает няня. Анна напустила на себя равнодушный вид и отвернулась.

Поздно. Няня все видела и все поняла. В ту же минуту мать позвала Табби к себе, и девочка вышла; няня схватила Флосси Флерт и чуть ли не швырнула ее Анне.

– Возьми, детка, – исступленно прошипела она. – Ей ведь на эту куклу наплевать. У нее таких игрушек тьма – века не хватит поиграть с каждой. И всей семейке тоже.

Анна заколебалась: а вдруг и правда можно потихоньку взять куклу, и никто ничего не узнает? Но тут же представила, как отнесется к ее поступку отец, и взяла себя в руки.

– Нет, спасибо, – холодно сказала она. – Я уже взрослая, в куклы не играю.

И не оглядываясь вышла из детской.

Но нянино сочувствие подкосило Анну, по лестнице она поднималась на неверных ногах.

Завидев в парадной прихожей отца, она чуть было не рванулась к нему – прильнуть, как всегда, к его ногам, – но удержалась. Он, уже в пальто, прощался с миссис Стайлз.

– В следующий раз обязательно прихвати с собой сестричку, – наказала она Анне и, обдав ее легким мускусным ароматом, поцеловала в щеку.

Анна пообещала прихватить. В предзакатном свете перед домом тускло лоснился их автомобиль. Когда модель “Джей” принадлежала им, она блестела, как новенькая; видно, профсоюзные ребята не очень-то усердно ее полируют.

---