По крайней мере, так я думала, однако выражение лица Эйба свидетельствовало об обратном. Согласно моим последним сведениям, ждать суда мне предстояло не один месяц. Одна мысль об этом – и о необходимости так долго оставаться в камере – вызывала у меня приступ клаустрофобии.

– Роза, пойми – судебное разбирательство будет практически идентично предварительному слушанию. Те же доказательства и вердикт: «Виновна».

– Да, но неужели мы ничего не можем предпринять? Найти доказательства моей невиновности? – Внезапно меня осенило, какая проблема может возникнуть. – Когда ты сказал «произойдет раньше», какой срок ты имел в виду?

– В идеале они хотели бы покончить с этим сразу после коронации нового монарха. Сделать суд частью посвященных коронации торжеств.

Он говорил беспечным тоном, но, столкнувшись с его мрачным взглядом, я уловила смысл. В голове замелькали числа.

– На похороны уйдет неделя, избрание сразу после этого… Ты хочешь сказать, что я могу оказаться в суде и буду осуждена… мм… практически через две недели?

Эйб кивнул.

Сердце бешено заколотилось в груди, я снова метнулась к решетке.

– Две недели? Ты это серьезно?

Когда он сказал, что судебное заседание передвинут, я подумала, что осталось еще около месяца. Хватит времени, чтобы найти новые доказательства. Как я собиралась это сделать? Непонятно. А теперь получалось, что время стремительно убывает. Две недели – этого недостаточно, в особенности с учетом бурной деятельности двора. Несколько мгновений назад я возмущалась тем, что мне предстоит сидеть тут так долго. Теперь времени оставалось слишком мало, и ответ на мой следующий вопрос мог только расстроить меня еще больше.

– Сколько? – спросила я, изо всех сил сдерживая дрожь в голосе. – Сколько времени проходит между вынесением вердикта и… исполнением приговора?

Я пока не осознавала в полном объеме, что именно унаследовала от Эйба, но одна черта, несомненно, была у нас общая: «дар» приносить скверные новости.

– Это происходит практически сразу.

– Сразу. – Я попятилась, чуть не села на постель, но потом почувствовала новый прилив адреналина. – Сразу? Значит, через две недели я могу быть… мертва.

Потому что именно это угрожало мне, когда стало ясно, что кто-то сумел подтасовать доказательства и подставить меня. Людей, которые убивают королев, не сажают в тюрьму. Их казнят. Очень немногие преступления в среде мороев и дампиров караются так сурово. Стремясь продемонстрировать свое превосходство над кровожадными стригоями, мы стараемся осуществлять правосудие цивилизованными методами. И все же некоторые преступления в глазах закона заслуживают смерти. И некоторые люди тоже заслуживают ее – такие, скажем, как предатели и убийцы. Когда шок от осознания ближайшего будущего в полной мере обрушился на меня, я почувствовала, что дрожу и слезы угрожающе близко подступают к глазам.

– Это несправедливо! Это несправедливо, и ты понимаешь это!

– Что я думаю, никакого значения не имеет, – спокойно ответил он. – Я просто сообщаю тебе факты.

– Две недели, – повторила я. – Что можно сделать за две недели? В смысле, у тебя ведь уже есть какая-то идея? Или… или… ты можешь найти что-нибудь к тому времени?

Я говорила отчаянно, сбивчиво, почти истерично. Ну, собственно, так я себя и чувствовала.

– Сделать многое будет довольно трудно, – ответил Эйб. – Двор слишком занят похоронами и выборами. Обычный порядок нарушен – это и хорошо, и плохо.

Об этих приготовлениях я узнавала через Лиссу. И, да, надвигался хаос. Найти какую-нибудь улику в такой неразберихе не просто трудно – невозможно.

«Две недели. Две недели, и, возможно, я буду мертва».

– Это немыслимо, – ломким голосом сказала я. – Я никогда не собиралась умирать… так.

– Неужели? – Он дугой выгнул бровь. – Ты знаешь, как, предположительно, умрешь?

– В бою. – Одна слеза сумела скатиться, и я торопливо вытерла ее. Я всегда представляла это себе только так и не хотела, чтобы этот образ разлетелся вдребезги, в особенности сейчас. – В сражении. Защищая тех, кого люблю. Заранее запланированная казнь… Нет, это не для меня!

– Это тоже сражение, в некотором роде, – задумчиво сказал он. – Просто не в физическом смысле. Две недели – по-прежнему две недели. Это плохо? Да. Но лучше, чем одна неделя. Нет ничего невозможного. Может, всплывет новая улика. Ты должна просто ждать и смотреть.

– Ненавижу ждать. Эта камера… Она такая маленькая. Я не могу дышать. Она убьет меня прежде, чем это сделает палач.

– Сильно сомневаюсь. – В лице Эйба не было ни тени сочувствия. Суровая любовь. – Ты, которая бесстрашно сражалась с целыми шайками стригоев, пасуешь перед маленькой комнатой?

– Дело не только в этом! Теперь я должна торчать в этой дыре, понимая, что время моей смерти приближается и почти нет способа предотвратить ее.

– Иногда самую серьезную проверку нашей силы создают ситуации, которые на первый взгляд не кажутся опасными. Иногда просто выживание – самая трудная вещь на свете.

– Ох, нет, нет! – Я принялась расхаживать, описывая маленькие круги. – Только не надо этого высокопарного дерьма! Ты прямо как Дмитрий – когда он давал мне свои глубокомысленные жизненные уроки.

– Он выдержал, оказавшись точно в такой же ситуации. И многое другое выдержал.

Дмитрий.

Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. До всей этой истории с убийством Дмитрий представлял собой самую большую проблему в моей жизни. Год назад – хотя, казалось, с тех пор прошла вечность – он был моим инструктором в средней школе, под его руководством мне суждено было стать дампиром-стражем, которому предстоит защищать мороя. Он преуспел в этом – и во многом другом. Мы полюбили друг друга. Это была вещь недозволенная, мы боролись с собой сколько могли, но в итоге даже разработали план, как нам быть вместе. Все надежды рухнули, когда его насильственно обратили в стригоя. Для меня это стало непередаваемым кошмаром. Потом, в результате чуда, в возможность которого никто не верил, Лисса с помощью магии духа снова трансформировала его в дампира. Однако, как выяснилось, это вовсе не означало, что все снова станет в точности так же, как было до нападения стригоев.

Я сердито посмотрела на Эйба.

– Дмитрий выдержал, да, но был очень подавлен из-за всего произошедшего. Он и сейчас в таком состоянии.

Осознание того, какие ужасные зверства он творил, когда был стригоем, всей тяжестью обрушилось на него. Не в силах простить себя, он клялся, что больше вообще не способен любить. Тот факт, что я начала встречаться с Адрианом, не способствовал решению проблемы. Предприняв множество тщетных усилий, я смирилась с тем, что для меня и Дмитрия все кончено. И решила жить дальше, надеясь, что у нас с Адрианом что-нибудь получится.

– Да, – сухо ответил Эйб. – Он подавлен, а ты живая картина счастья и радости.

Я вздохнула.

– Иногда разговаривать с тобой все равно что с самой собой: чертовски раздражает. Ты пришел, чтобы сообщить мне ужасные новости. Я была бы счастливее, оставаясь в неведении. Больше тебе тут ничего не надо?

«Никогда не предполагала умереть таким образом. Никогда не думала, что моя смерть будет заранее обозначена в календаре».

– Мне просто хотелось повидаться с тобой. И посмотреть, как ты устроилась.

И только тут до меня дошло, что в его последних словах есть доля правды. Пока мы разговаривали, Эйб смотрел на меня почти неотрывно. Я полностью владела его вниманием. В нашей пикировке не было ничего, что могло бы насторожить охранников. И все же довольно часто взгляд Эйба ускользал в сторону, фиксируя коридор, мою камеру и все другие детали, которые его интересовали. Эйб не случайно носил прозвище Змей. Он всегда рассчитывал, прикидывал, взвешивал, всегда выискивал малейшее преимущество. Похоже, склонность к безумным планам – это у нас семейное.

– Еще мне хотелось помочь тебе пережить это время. – Он улыбнулся и протянул сквозь решетку два журнала и книгу, которые до этого зажимал под мышкой. – Может, это улучшит тебе настроение.

Ну, вряд ли любое развлечение сделает более переносимым двухнедельный обратный отсчет времени в ожидании смерти. Журналы были посвящены моде и уходу за волосами, книга называлась «Граф Монте-Кристо». Я подняла ее, остро нуждаясь в том, чтобы внести в разговор элемент шутки и сделать ситуацию не такой пугающе реальной.

– Я смотрела фильм. Эта тонкая символика на самом деле не такая уж тонкая – если, конечно, ты не спрятал в книге напильник.

– Эта книга лучше фильма. – Он сделал движение, собираясь уходить. – Ладно. Продолжим литературную дискуссию в следующий раз.

– Постой! – Я бросила журналы и книгу на койку. – Прежде чем ты уйдешь… Во всей этой неразберихе никто ни разу не поднимал вопрос, кто на самом деле убил ее.

Эйб молчал, и я вперила в него взгляд.

– Ты ведь веришь, что это не я сделала?

Насколько я его знала, даже считая меня виновной, он все равно пытался бы помочь. Это было бы вполне в его характере.

– Я верю, что моя славная доченька способна на убийство, – наконец ответил он. – Но этого ты не совершала.

– Тогда кто?

– Над этим я сейчас и работаю.

Он повернулся и зашагал в сторону выхода.

– Но ты только что сказал, что у нас времени в обрез! Эйб! – Я не хотела, чтобы он уходил. Не хотела оставаться наедине со своими страхами. – Исход дела предрешен!

– Просто помни, что я говорил в зале суда, – бросил он через плечо.

---