P.S. I Hate You

Уинтер Реншоу

Winter Renshaw

P.S. I Hate You

© Winter Renshaw, 2018

© Авдонина М. В., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Раздумья о том, что могло бы быть, так же болезненны, как разбитое сердце.

Бриджет Деву

Для Сэнди Ланг

Пролог

Дорогой Исайя.

Восемь месяцев назад ты был всего лишь солдатом, которого вот-вот должны были отправить в зону боевых действий. А я была всего лишь официанткой, которая тайком принесла тебе бесплатный блинчик и надеялась, что ты не заметишь мой взгляд, слишком долго задержавшийся на тебе.

Но ты заметил.

Прежде чем ты уехал, мы провели вместе неделю, изменившую все. А на восьмой день, буквально в последнюю минуту, попрощались и обменялись адресами.

Я сохранила каждое письмо, которое ты прислал мне, твои слова быстро стали для меня священными.

Но несколько месяцев назад ты перестал отвечать, а вчера тебе хватило наглости прийти в наше кафе и вести себя так, словно ты никогда в жизни меня не видел.

Подумать только… я почти полюбила тебя и твою прекрасную сложную душу.

Почти.

В чем бы ни заключалась причина твоего поведения, я надеюсь, она достаточно весомая.

Марица-официантка

P.S. Я тебя ненавижу, и на этот раз… я серьезно.

Глава 1. Марица

– Добро пожаловать в «Брентвудский блинчик и кофе». Я – Марица, ваша официантка, – приветствую я своего миллионного утреннего посетителя одной и той же заученной речью. Этот черноволосый красавчик с медовыми глазами ждал столика у окна дольше семидесяти минут, хотя, полагаю, по меркам Лос-Анджелеса, это все равно что один миг.

Он не утруждается даже взглянуть на меня.

– Вы сегодня один? – спрашиваю я, бросая взгляд на пустой стул напротив него. Утренний наплыв посетителей уже идет на спад, и, к счастью для красавчика, сейчас у меня на обслуживании еще только один столик помимо того, за которым он сидит.

Он ничего не отвечает, но, быть может, он меня просто не услышал?

– Кофе? – задаю я следующий очевидный вопрос. Я имею в виду, если кафе называется «Брентвудский блинчик и кофе», это название говорит само за себя. Все приходят сюда за кофе и блинчиками размером с тарелку, и считается тягчайшим преступлением заказать что-либо другое.

Перевернув свою кружку, до этого стоявшую на блюдце кверху дном, он придвигает ее ко мне, и я начинаю наливать кофе. Когда кружка наполняется на три четверти, он машет рукой, останавливая меня. Секунду спустя он добавляет две порции сливок и половину пакетика сахара. Движения у него размеренные, скупые. Целеустремленные.

– Мэм, в этом действительно нет ничего интересного, – произносит он тихонько, размешивая сахар и позвякивая ложкой о фарфоровые бока чашки.

– Прошу прощения?

– Вы стоите здесь и смотрите, – поясняет он. Еще два раза звякает ложкой об ободок и кладет ее на блюдце, потом устремляет в мою сторону напряженный взгляд янтарных глаз. – Разве другой столик не требует вашего внимания?

Цвет глаз у него теплый, как мед, но их взгляд – пронзительный и холодный. Безжалостный.

– Вы правы. Требует. – Я откашливаюсь, переключаясь на обычный рабочий лад. Если я и задержалась у этого столика, то ненамеренно, и этому наглецу («я такой сексуальный и знаю это») не следовало указывать мне на это. Осуждать меня за легкую рассеянность. – Я подойду за вашим заказом через минуту, хорошо?

С этими словами я оставляю его наедине с его меню, его кофе, его дурным настроением и его задумчивым взглядом… и широкими плечами… и полными губами… и возвращаюсь к работе, остановившись у столика номер четыре, чтобы узнать, не нужно ли налить мистеру и миссис Карнавалес еще бескофеинового кофе по-домашнему.

Закончив с ними, я делаю вдох, чтобы успокоиться, и направляюсь обратно к придурку-брюнету, заставляя себя улыбнуться.

– Готовы сделать заказ? – спрашиваю я, доставая из-за уха ручку, а из кармана ярко-зеленого фартука – блокнот.

Он складывает меню и протягивает мне, несмотря на то, что руки у меня заняты, но я ухитряюсь сунуть меню под мышку, ничего не уронив.

– Два блинчика, – говорит он. – Омлет. Пшеничный тост. Сливочное масло. Не маргарин.

– Мне очень жаль. – Я указываю на табличку над кассой, которая крупными буквами гласит: «ОДИН БЛИНЧИК НА ПОСЕТИТЕЛЯ – НИКАКИХ ИСКЛЮЧЕНИЙ».

Он прищуривается, читая это, и лицо у него становится каменным.

– Итак, один блинчик, омлет и пшеничный тост со сливочным маслом, – повторяю я его заказ.

– Что за дурацкое правило? – Он смотрит на часы, как будто куда-то может опоздать.

Или как будто у него нет времени на правило, которое, как я согласна, совершенно дурацкое.

– Эти блинчики – огромные. Обещаю, одного вам будет более чем достаточно. – Я пытаюсь разрядить ситуацию, прежде чем она выйдет из-под контроля, потому что, когда приходится привлекать к делу начальство, получается всегда нехорошо. Владельцы кафе относятся к своим правилам очень строго, а менеджер дневной смены – еще строже. Она с радостью уведомит любого недовольного покупателя, что в названии «Брентвудский блинчик и кофе» слово «блинчик» недаром стоит в единственном числе, а не во множественном.

Я часто видела, как из-за этой дурацкой политики посетители уходят отсюда и больше не возвращаются и оставляют о нас плохие отзывы везде, где только можно, но почему-то это, похоже, не оказывает плохого влияния на наш бизнес. Каждое утро по выходным очередь тех, кто жаждет поесть у нас, неизменно тянется от дверей на полквартала – а иногда такое случается и в будни. Эти блинчики, надо сказать, действительно вкусные и более чем оправдывают свою репутацию, но это дурацкое правило – всего лишь хитрый маркетинговый ход, предназначенный для того, чтобы снизить требования.

– А что, если я по-прежнему буду голоден? – спрашивает он. – Могу я заказать второй?

Вздрогнув, я качаю головой.

– Вы, наверное, издеваетесь. – Он садится немного прямее и сжимает зубы. – Это всего-то какой-то дохлый блинчик, мать его!

– Не просто какой-то блинчик, – отвечаю я с заученной улыбкой. – Это брентвудский блинчик.

– Вы пытаетесь любезничать со мной, мэм? – спрашивает он, перенося внимание на меня. Однако он не флиртует со мной. Его ноздри слегка раздуваются, и я не могу отогнать навязчивую мысль о том, как сексуально он выглядит, когда сердится. И это несмотря на то, что мне отнюдь не нравится сама мысль о том, чтобы оказаться в постели с таким наглецом.

Он, конечно, горячий парень, но я не люблю подонков. Все просто и незатейливо.

Чтобы переспать с ним, мне пришлось бы напиться. То есть по-настоящему напиться, без дураков. И отчаянно хотеть секса. И даже тогда… не знаю. Похоже, он в большой претензии ко всему миру, и никакая сексуальность не смогла бы отвлечь меня от этого.

– Давайте, я передам ваш заказ, хорошо? – спрашиваю я с улыбкой настолько принужденной, что щеки у меня болят. Говорят, что хорошее настроение заразно, но я начинаю подозревать, что у этого типа иммунитет.

– Только если это будет полный заказ, мэм, – возражает он и резко выдыхает, сжав губы в тонкую линию. Не знаю, почему он все время называет меня «мэм», хотя я явно младше него. Черт, да еще три года назад у меня не было законного права покупать спиртное.

Я не «мэм».

– Повар не станет готовить вам два, – извиняющимся тоном говорю я, потом прикусываю нижнюю губу. Если я изображу слабость и беспомощность, может быть, он немного сдаст назад? Это действует. Иногда.

– Это для моей спутницы. – Он указывает на пустое сиденье напротив себя. Другая его рука сжимается в кулак, и я не могу не отметить, что его часы показывают время по двадцатичетырехчасовой системе – как принято в армии. – Так получилось, что она подойдет позже.

– Мы не обслуживаем посетителей, которые не присутствуют здесь физически, – отвечаю я. Еще одно строгое правило нашего кафе. Слишком много клиентов за годы нашей работы пытались воспользоваться этой лазейкой, поэтому ее пришлось закрыть. Но ее не просто закрыли, а задраили все люки, установив на кухне огромный монитор наблюдения, защищенный закаленным стеклом. Администрация даже обязала поваров сверяться с картинкой на экране, прежде чем начать готовить заказ, – просто чтобы убедиться, что никто не нарушает правила.

Мужчина запускает пальцы в свои темные волосы, которые, как я теперь понимаю, подстрижены «согласно уставу».

Военный. Держу пари, он военный.

Должен быть военным. Стрижка, часы. Бранные словечки, странно сочетающиеся с постоянным «мэм». Он напоминает мне моего кузена Эли, который десять лет служил в армии США, и если в остальном он тоже похож на Эли, то не успокоится насчет своего заказа.

Выдохнув, я осторожно кладу ладонь ему на плечо, несмотря на то, что мы не должны по каким бы то ни было причинам прикасаться к посетителям; но этот парень ужасно напряжен, и его мускулистое плечо просто умоляет о мягком прикосновении.

– Просто… подыграйте мне, ладно? – прошу я. – Я посмотрю, что тут можно сделать.

---