В отечественном кинематографе Валентин Гафт трудится 63 года. За это время снялся почти в двухстах фильмах и в двенадцати телеспектаклях. Пять картин дублировал. На его счету также девять мультфильмов, двадцать семь радиопостановок. А еще он написал одиннадцать книг. Две – в соавторстве с Никасом Сафроновым и с Леонидом Филатовым. Никас – мой товарищ. Как-то он мне сказал: «Многие полагают Гафта колючим и даже едким. Отчасти это так. Он может дать достойный отпор, когда того требуют обстоятельства. Но в целом Валя – душевный. У него есть свои принципы, которые он не нарушает. Например, считается что актеры – сплошь пьяницы. А Валя никогда, подчеркиваю, никогда не злоупотребляет алкоголем. Однажды он отказался выпить с… Марчелло Мастрояни. Хотя с этим легендарным актером, наверное, разделил бы застолье даже хронический язвенник и трезвенник. В конце 1970-х годов Гафт играл в Берлине. На тот спектакль и пришел знаменитый итальянский актер. Они встретились за кулисами, и Мастрояни очень удивился, увидев у Гафта бутылку кефира. Итальянец сказал, что большие актеры не пьют кефир, и предложил Гафту выпить коньяку из его фляги. Но Валя наотрез отказался».

А Лия Ахеджакова вспоминает другой случай: «В перерыве между телесъемками эфросовской «Тани» по арбузовской пьесе появился некий молодой человек, судя по всему, завсегдатай театральных тусовок. И стал показывать снимки из театрального закулисья, от которых Гафт пришел в восторг: «У-у-у, старик, да ты же потрясающий фотограф, тебе цены нет! Надо же, какие потрясающие фотографии сделал!» Польщенный фотограф начал распускать перья и хвастаться своими знакомствами. И так, между делом, уронил что-то дурное об Эфросе. От Вали последовало немедленное: «Старик, а ты, оказывается, барахло порядочное. Я, признаться, такого барахла вообще-то давно не встречал. А ну пошел вон отсюда, скотина!» Так у него всегда случается непосредственная, чистая, почти детская реакция. Что на хорошее, что на дрянцо».

Вот такая она необычная планета по имени Гафт, на которую автор смиренно приглашает дорогих своих читателей. И видит Бог, как мне хочется, чтобы и они так же полюбили моего героя, как люблю его я…

Часть 1
Детство на улице Матросская Тишина

Матросская Тишина – одна из старейших улиц Москвы. Еще Петр I на правом берегу Яузы построил парусную фабрику и при ней поселил матросскую слободу. В 1771 году фабрику перевели в Новгород, а в ее зданиях был устроен Екатерининский матросский богадельный дом для матросов-ветеранов. Так и появилось название улицы: Матросская – потому что на ней жили матросы – ветераны и инвалиды, Тишина – потому что была в отдалении от шумного центра города. Здание богадельни сохранилось до наших дней. Оно стоит перед Матросским мостом, и сейчас в нем располагается Московский технологический университет. На этой же улице расположен и знаменитый следственный изолятор «Матросская Тишина». А еще жители улицы с редким единодушием гордятся тем, то в доме № 23 выросли такие известные артисты, как Евгений Моргунов и Валентин Гафт. Разница в возрасте между мальчиками была приличной – восемь лет, но они хорошо ладили, о чем мы еще скажем.

Семья

Уже от мыслей никуда не деться.
Пей или спи, смотри или читай,
Все чаще вспоминается мне детства
Зефирно-шоколадный рай.

В. Гафт

Самые первые детские воспоминания Валентина Иосифовича относятся как раз к его пребыванию на Украине в пригороде Прилук у дедушки и бабушки по матери. Предвоенное теплое лето. Он, пятилетний пацан, сидит во дворе на мохнатых бревнах, а веселые, перебивающие друг друга от взаимного восторга мама и бабушка идут с рынка. Заходят во двор и дают ему просто-таки невероятных размеров, как арбуз, помидор. И он что есть мочи впивается в красную, немытую мякоть овоща-гиганта. То ощущение до сих пор при нем. Забылись какие- то казавшиеся когда-то очень значимыми вещи, а тот помидор до сих пор краснеет и сочится в причудливой памяти Гафта.

Еще он в подробностях помнит тот счастливый день, когда отец с матерью купили ему голубой трехколесный велосипед. Погода стояла отменная – катайся не хочу. Хотя бы по тротуару вдоль дома. Но, на беду, как раз по этому самому маршруту прогуливалась взад-вперед приличных размеров собака, видимо, ждала хозяина. Не узнаешь ведь ее собачьи намерения, и Валя вернулся в коммунальную квартиру. Ездил туда-сюда по длинному коридору. Потом собака исчезла, и он вволю погонял вокруг дома на виду у завистливой ребятни. А пятиэтажный дом его стоял как раз между психиатрической больницей и тюрьмой «Матросская Тишина». Слева располагался рынок, а еще чуть дальше – студенческое общежитие МГУ. Через дорогу наискосок была 378-я школа для мальчиков (обучение тогда практиковалось исключительно раздельное).

По-особому врезался в память Гафта день, который мог стать роковым в его жизни, в судьбе всей семьи и всей страны. Но, видать, ангел-хранитель устроил затейливую многоходовку для того, чтобы сберечь мальчика и его маму. 21 июня 1941 года они должны были ехать на Украину, в город Прилуки. Послали домработницу, чудную красавицу-хохлушку Галю, на Киевский вокзал за билетами. Разгар сезона отпусков, очереди у билетных касс невероятные. Галя простояла всю ночь – бесполезно. Уже собиралась ни с чем вернуться домой, как, на ее счастье, подвернулась симпатичная женщина и за небольшую переплату устроила девушке вожделенные билеты. Увы, она жестоко обманула бедолагу – подсунула «липовые» проездные документы. Отец в них сразу разобрался, сам отправился на вокзал и купил новые билеты. Но на следующий день по радио выступил Вячеслав Молотов:

«Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление. Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек».

Мама с сыном Валей могли оказаться в их числе…

Гита Давыдовна Гафт не получила специального образования. Однако от природы имела разные таланты: пела, вышивала, шила, много читала. Всю свою жизнь она посвятила сыну и мужу. Отличалась временами просто-таки детской непосредственностью. Именно поэтому самое первое воспоминание Вали, связанное с мамой, чрезвычайно курьезное. Когда они однажды играли в какую-то незамысловатую игру, она вдруг с ужасом заметила, что у сынишки на груди под кожей что-то пульсирует. Схватила его в охапку и пулей помчалась в районную поликлинику. Врач осмотрел испуганного мальчика и с издевкой заметил: «Эх, мамаша, мамаша! Это же сердце бьется у вашего сыночка!»

Мама души не чаяла в своем Вале. Практически никогда его не наказывала за любые провинности и прощала ему самые дерзкие шалости. Он вечно раскидывал по квартире все свои вещи, никогда не убирал за собой постель, посуду со стола, потому что знал: есть мама. Она все подбирала за сыном-неряхой, постоянно приговаривая: «Господи, как же ты будешь жить без меня?!» Мама ушла из жизни на восемьдесят пятом году. Валентину Иосифовичу исполнилось пятьдесят восемь, и он давно уже слыл среди друзей-приятелей невероятным аккуратистом. Неряшливость свою он искоренил еще в студенческие годы. Полы в его квартире всегда чистые, грязная посуда больше не накапливается, а постель прибирает за собой всегда сам и любит чистые, накрахмаленные простыни. Одевается всегда с шиком и лоском. Знать, не прошла материнская наука мимо, а «пошла под нос», как говорит присловье из тех краев, откуда его родители родом.

Отец, Иосиф Румивович, тоже очень любил сына, но временами проявлял к нему определенную строгость. Мог даже ремня всыпать, только слегка, щадяще. Дипломированный юрист, он отличался и житейской мудростью, и человеческой скромностью, оставаясь при этом сильным и гордым человеком, с высоко развитым чувством собственного достоинства.

Война

Отец прошел войну, он был военным,
Один в роду оставшийся в живых.
Я хлеб тайком носил немецким пленным,
Случайно возлюбя врагов своих.

В. Гафт

Самая страшная в истории человечества война, для советского народа – Великая Отечественная, – можно сказать, опалила лишь краешек биографии Валентина Гафта. Меж тем и о той грозовой поре его память хранит живые, пульсирующие искренностью воспоминания.

Поначалу ему грезилось, что войну он увидит через окно собственной квартиры. Вот придет кто-то неведомый, отстроит зеленый забор у окна, и будут там ходить пограничники с собаками. И обязательно наши победят всех проклятых немцев. Жизнь оказалась не просто жестче детской фантазии, рожденной в голове мальца, а трагичнее донельзя. Первым на фронт добровольцем ушел отец. Сам факт расставания с родным человеком не очень отпечатался в памяти Вали. Зато проводы двоюродного брата, девятнадцатилетнего Исая, маминого племянника, который также ушел добровольцем в неполные двадцать лет, он запомнил в потрясающих подробностях. Исай пришел к ним домой уже в военной форме. Валя прижался к нему, еле доставая лбом до пряжки ремня, а потом убежал в другую комнату и первый раз в жизни заплакал от страха и досады. Как будто кто-то злой со стороны нашептал ему, что с дядей Исаем будет беда. И она случилась. В кровопролитных боях под Москвой еврейского юношу осколками снаряда буквально изрешетило. Но, к счастью, он остался в живых, правда, с сильно укороченной ногой и одним легким. Оба маминых родных брата и сын одного из них погибли под Сталинградом. Когда война кончилась, мама несколько лет ходила на Белорусский вокзал в надежде кого-нибудь из них встретить. Но – никто не вернулся.