«Все равно это мошенничество, – сердито одернула себя девушка. – Надо же, размечталась, как маленькая». Ника взяла письмо, засунула обратно в конверт и бросила в мусорное ведро.

* * *

В субботу утром Ника в последний раз проснулась в своей залитой солнцем комнате – шелковые шторы тоже «изъяли», но карнизы над окнами остались, и они словно рамки подчеркивали красоту струящихся солнечных лучей… Девушка уткнулась лицом в голубую наволочку – слава богу, постельное белье переедет к Соне вместе с ней, но широченную кровать придется оставить здесь. Ника переоделась в хлопчатобумажные шорты и легкую майку: август не собирался сдавать позиции сентябрю, и в Лос-Анджелесе стояла жара. Маму она нашла внизу – Дарья сидела, скрестив ноги, возле того места, где раньше был кухонный стол, который теперь заменила перевернутая картонная коробка. На коробке стояла кружка с надписью: «Я люблю Нью-Йорк» с некрепким кофе, и лежали три последних выпуска «Женской моды» – журнала, где иногда давали объявления о вакансиях: Дарья уткнулась носом в августовский номер, напряженно сдвинув брови.

– Бросай ты это дело. – Ника включила чайник.

– Не могу, тут предлагают отличную работу, – нервно ответила Дарья. – В Сиэтле. И платят хорошо.

Ника только вздохнула. Она понимала, что найти новую работу маме будет трудно, пока «шляпный скандал» не забудется.

– Круто, мам, – машинально ответила Ника.

Так же она отвечала и раньше, когда у мамы появилась идея перебраться в Лос-Анджелес («центр киноиндустрии – новые возможности»), а до этого – в Сан-Франциско («великолепная природа»), в Нью-Йорк («мировая столица моды»), в Майами («потрясающие пляжи»), а еще раньше – в Чикаго, потому что… да нет, просто так.

– Там часто идет дождь, ты же это любишь, – бодро заметила Дарья, взглянув в серые глаза дочери.

Они были почти одинаковыми. Только Дарьины глаза были сплошь серые, а Никины – с желтыми крапинками. И волосы у мамы были хотя и светлые, но все же темнее – не такие золотые, как длинные дочкины кудри. В трудные времена Дарья предпочитала неформальную стрижку, для нее это было средством расслабиться. Вот и сейчас все волосы у нее были разной длины: с одного боку – длинные, с другого – короткие, спереди – подвитые пряди, сзади – несколько подколотых кверху «макаронин».

– Купим себе одинаковые зонтики, – увлеченно продолжала Дарья. – Знаешь, такие винтажные с оборками. Как в «Унесенных ветром»! И кофе в Сиэтле что надо! Лучший в мире! Можно будет пить кофе в дождь хоть каждый день! – Нервно тараторила мама.

Дарья перевернула еще несколько страниц журнала и снова подняла глаза на дочь.

– Писем не было? – спросила она.

– Нет, сегодня ничего нет, – ответила Ника и поспешно отвернулась к чайнику.

– А вчера?

– Тоже нет.

– А позавчера?

– Тоже.

– Надо же, как странно, в последнее время почти ничего не приходит, – вздохнула Дарья.

– Вообще-то пришло одно письмо, – неожиданно для самой себя призналась Ника. – Глупое… ну или смешное. Шикарное надувательское письмо из какой-то там частной школы… предлагают бесплатное обучение, полный пансион и вообще… – Ника натянуто хихикнула.

Дарья застыла, не донеся до губ чашку с кофе.

– Из частной школы?! – изумленно переспросила она.

– Ага, у которой даже сайта нет, – усмехнулась Ника.

Но мама ее уже не слушала.

– Где оно?! – прошептала она.

– Что – «оно»? – насторожилась Ника.

– Письмо!

– Я его выбросила… наверху… – не успела Ника договорить, как Дарья вылетела за дверь, махнув подолом длинного шелкового халата. И через несколько секунд ворвалась в кухню, победно сжимая в руке мятый листок бумаги.

– Это же фан-тас-ти-ка! – проговорила мама, разглаживая листок на краю картонной коробки.

Дарья прочитала письмо вслух от первого до последнего слова. Ника терпеливо ждала, когда та закончит, и мысленно ругала себя за то, что проболталась.

– Здесь обещают финансовое содействие! – воскликнула Дарья с таким восторгом, словно они выиграли в лотерею. – Полностью оплачивают проживание, питание и обучение! И шикарный буклет приложен! – радовалась она.

Ника удивленно посмотрела на мать: девушке и в голову не пришло прежде чем выбрасывать конверт, проверить, нет ли там еще чего-нибудь.

А Дарья, словно ребенок, который в первый раз увидел рекламу Диснейленда, тыкала пальцем в фотографии улыбающихся учеников, словно это было надежное доказательство того, что Академия действительно существует. На мамином лице засияла улыбка надежды.

Дочь и мать смотрели друг на друга. Дарья просто лучилась от счастья. Она бросила буклет Нике, которая поймала его и неохотно развернула. На обложке красовалась картинка – горный склон, густо заросший секвойями. Разворот был заполнен фотоколлажем: студенты Академии ставят научные опыты в ультрасовременных лабораториях, стоят перед мольбертами в просторных студиях, соревнуются друг с другом в школьном бассейне олимпийского размера. От буклета веяло достижениями, превосходством, чемпионством.

Ника отвернулась.

– Жулики какие-то, – произнесла она с деланым равнодушием.

– А вот и нет! – возмутилась Дарья.

– Я же никуда не рассылала свои работы, откуда же про меня узнали? Мама, ты такая наивная! – В голосе Ники все сильнее звучало раздражение.

– И вовсе я не наивная, и все это по-настоящему!

– Откуда ты знаешь?! – рявкнула Ника.

Дарья испуганно заморгала. Замялась, потом притворилась, будто заметила пятнышко на халате.

– Мама!..

Молчание. Дарья делала вид, что оттирает несуществующее пятно. Потом схватила тряпку и принялась смахивать крошки с коробки – жест настолько ей не свойственный, что Ника забеспокоилась. Рука ее сама собой потянулась к груди и нащупала отцовский солдатский жетон под рубашкой – Ника всегда так делала, когда нервничала.

– Мама?! – снова воскликнула она, уже не сдержавшись.

Дарья вздохнула и посмотрела на дочь.

– Когда начались все эти… – Она помолчала, подбирая подходящие слова, – неприятные события и сразу после того, как мы сходили на экскурсию в твою новую школу… – Дарья говорила медленно, взвешивая каждую фразу. – В общем, я подала несколько заявлений от твоего имени в разные художественные школы по всей стране, на случай если где-то в последний момент освободится место.

Ника с возмущением поглядела на мать.

– Послушай, я понимаю, что ты за меня беспокоишься и это я во всем виновата, – продолжала та. Ника открыла рот, чтобы возразить, но Дарья жестом остановила ее. – Я подала заявления от твоего имени, потому что не хочу, чтобы ты жила с тетей Соней. Она далеко не подарок, а отдавать тебя в это жуткое заведение, которое называется школой, я вообще не имею права, – печально закончила она.

Дарья выжидательно смотрела на дочь – что та скажет?

Ника вздохнула, улыбнулась, подошла и обняла ее:

– Мам, это так здорово, спасибо! Но я все равно никуда не поеду, пока не буду уверена, что ты снова стоишь на ногах, – тут же добавила она.

Радостная улыбка на лице Дарьи сменилась расстроенной гримасой.

– Я встану на ноги гораздо скорее, если буду знать, что ты хорошо устроена. Тем более, ты это заслужила. – Дарья нахмурилась. – Нельзя же быть такой пессимисткой в пятнадцать лет! Ты очень талантливая, кому, как не тебе, учиться там, где все это признают!

Ника отвернулась и посмотрела в окно.

– Мам, я же не брошу тебя у Сони одну. – Она помолчала. – И это все равно как-то странно – сама подумай, даже телефона в этой Академии нет! И все бесплатно… – Ника сморщила в сомнении нос.

Дарья явно собиралась что-то возразить, но передумала.

– Ладно. Нам надо еще собраться и выехать до пяти, – равнодушным тоном произнесла она и вышла из кухни.

Ника отправилась следом за мамой: они набили чемоданы последними пожитками, потом печально погрузили их в старый «Форд», заперли дверь квартиры и двинулись в южную часть города, туда, где жила менее обеспеченная публика.

* * *

Окна пятого этажа Сониной квартиры выходили на швейную фабрику. В переулке всегда стоял фургончик с мексиканским фаст-фудом, откуда валил пар.

Побитый молью, пропахший дымом диван, раскладная тахта в углу, телевизор, купленный еще в девяностые, и садовая, зеленоватого мрамора статуэтка греческой богини, которую Соня получила по решению суда после развода, – вот и вся убогая обстановка. Тете Соне тогда достались только две ценности: эта статуэтка и оранжевый джип в максимальной комплектации. Два напоминания о прежней жизни, когда Соня была замужем за банкиром и жила в Малибу.

Соня была крупной, даже мужеподобной, с вечно сальными волосами и разговаривала низким, прокуренным голосом. Она даже не приходилась им близкой родственницей, будучи сводной сестрой Дарьи от первого брака их общего отца. Перебравшись в Лос-Анджелес, Дарья решила восстановить отношения, но быстро об этом пожалела, когда Соня, приехав в гости, врезалась на своем джипе в дверь их гаража. Однако другой родни в Лос-Анджелесе у них все равно не имелось, и обратиться за помощью было не к кому.

Ника и Дарья провели ночь на жесткой раскладной тахте в гостиной, а утром, не успев толком проснуться, обнаружили, что Соня уже встала и торопится проявить гостеприимство.

---