– Спасибо, Джер. – Потом отец пристально посмотрел на меня. Казалось, с тех пор как мы виделись последний раз, он постарел лет на десять: бородка торчала клочьями, в светло-каштановых волосах проступало больше соли, чем перца, а обычно загорелое лицо выглядело бледнее. Но он улыбался, и от этого мне захотелось выбить ему зубы. – Привет, дружище.

– Не переживай! – крикнула Шелли, снова привлекая к себе внимание. – Они только что приехали. Мы как раз успели познакомиться. Пол, ты мне не говорил, какие симпатичные у тебя сыновья. Джереми – вылитый ты, и у Адама очень милая улыбка. – Она приветливо усмехнулась, но я так и не улыбнулся. Папа поблагодарил ее и повел нас в свою квартиру.

Тогда-то мне и открылась первая ложь Шелли: внутри оказалось ничем не лучше. Две крошечные спальни, маленькая кухня-столовая и гостиная чуть больше прихожей: в ней едва помещались диван и телевизор.

– Что ж… – папа хлопнул в ладоши, – …кому нужна экскурсия? – Мы с Джереми молчали. – Полагаю, мне следовало бы приберечь шутки на вечер после ужина, а? У меня много планов, и я надеюсь, что вы, ребята, поможете мне осуществить некоторые. У этого здания крепкий каркас, сами увидите.

– Да, – сказал Джереми. – Поможем. – Он попытался поймать мой взгляд, но я отвернулся.

Папа указал на закрытые двери комнат справа:

– Я отдаю вам спальни, ребята. В одной есть балкон, зато другая немного просторнее.

– Адам – младший, так что может расположиться на диване.

– Зато ты практически хоббит, – парировал я. – Как будто я помещусь на этом диване. – Джереми был старше меня почти на два года, но уже давно стало ясно, что я самый высокий в семье. За последний год я подрос на пять сантиметров. Джереми был метр восемьдесят в ботинках, а я – почти метр девяносто босиком. Джереми покраснел от злости, и я, насладившись зрелищем, направился в спальню с балконом.

– Ладно. Адам, у меня есть подушка для шезлонга, но балкон, наверное, проржавел, так что будь осторожен. – Отец полез в один из пакетов. – Дама в магазине сказала, что подушку можно оставлять на улице даже в снег – и, похоже, в этом году он выпадет рано.

Я закрыл за собой дверь, и голос отца затих. Стены были тонкими как бумага, так что несколько натянутый разговор папы и Джереми погнал меня на балкон. Он подрагивал, но все-таки казался достаточно прочным. Какой вид открывался… Короче, на стену соседнего здания.

А дома окно моей комнаты выходило в яблоневый сад.

Я достал телефон и нажал кнопку повторного набора. Мама ответила после первого же гудка:

– Адам, милый?

– Привет, мам.

– О, неужели все так плохо? – Она догадалась по моему скупому приветствию.

– Нет, пока я дышу ртом – все отлично.

– Всего два дня – и ты будешь дома. Зато в эти дни можешь делать все, что угодно. И потом, Джереми с тобой. – Мама жила в отрицании моих разногласий с братом. Для нее мы все еще оставались маленькими мальчиками, которые вместе строили крепости. – Ваш отец соскучился по вам.

Я стиснул зубы, чтобы удержаться от ответа на это набившее оскомину замечание. Какой смысл напоминать ей, что если отец скучает по сыновьям, то ему некого винить, кроме самого себя?

Она задала еще несколько осторожных вопросов о папиной квартире. На этот раз я не стеснялся в выражениях:

– Это настоящая помойка, где и крысы-то не стали бы жить.

Мама рассмеялась, чего мне и хотелось.

– Значит, мне лучше не говорить, что я только что видела оленя на заднем дворе?

– Можешь повторить? Я не расслышал тебя, тут этажом ниже какая-то наркоманская разборка. – Донесся смешок, не мамин, и я шагнул на звук к краю балкона.

– Мне вас очень не хватает, – сказала мама и добавила, уже еле слышно: – В доме так тихо.

– Да, я тоже по тебе скучаю. – Я несколько отвлекся, когда перегнулся через разделительную стенку, чтобы заглянуть на соседский балкон.

Там сидела миниатюрная девушка, с виду моя ровесница, смуглая, с каштановой косой до пояса, перекинутой через плечо. Она медленно водила громоздкой камерой, снимая пару голубей, примостившихся на перилах перед ней.

– Мам, перезвоню. – Я нажал отбой. – Эй, – сказал я, дожидаясь, пока девушка повернет камеру ко мне, и еще дольше ожидая, пока она ее опустит. – Ты могла бы сказать что-нибудь или, не знаю, спрятаться.

– Извини, – коротко ответила она, не поясняя.

Она развалилась на складном стуле, свесив ноги набок, и ярко-красный огонек сигареты освещал ее свободную руку. Мне было холодно в толстовке, так что она, должно быть, и вовсе окоченела в джинсах и черной футболке с принтом SAVE FERRIS^[1], но виду не показывала.

– Ты, наверное, Джолин. – Либо я угадал, либо она незаконно проникла на балкон Шелли.

Она улыбнулась:

– Я предпочитаю «Сучье отродье».

Это выглядело симпатично: он покраснел, когда до него дошло, что я слышала, как Шелли называла мою маму. Одним из многих преимуществ Оук-Вилладж было полное отсутствие приватности.

– А ты кто? – спросила я.

– В смысле?

– Ну, ты Джерри или Адам?

– Адам.

– В таком случае спасибо, Адам. – Когда он сдвинул рыжевато-коричневые брови, я уточнила: – Ведь это ты сказал Шелли, что не стоит называть мою маму «той еще сукой». Это было очень мило с твоей стороны.

Его брови разгладились.

– Я подумал, что она может и не быть беспристрастной.

Я рассмеялась. Потом еще раз. И с трудом удержалась от того, чтобы не расхохотаться в третий раз.

– Это уж точно. Я имею в виду, что моя мама, конечно, далеко не ангел, но то же самое можно сказать про отца и его малолетнюю подружку.

– Погоди, она же не…

– Была малолеткой, когда я впервые увидела ее. – Я решительно стряхнула с себя эти воспоминания.

Адам скорчил гримасу, в которой отразились мои чувства.

– Да, – сказала я.

– Что, серьезно?

– Ага, разве что сиськи не по возрасту. Я уверена, мой отец повелся на них два – или три? – года назад. Точно не помню. Хотя нет, все-таки три. В тот год мы не могли наскрести денег на брекеты для меня, но, очевидно, моего отца больше волновали эти буфера, так что он сделал свой выбор. – Я улыбнулась, показав щербинку между передними зубами. Если на то пошло, мне она даже нравилась, но это не могло изменить того факта, что мой отец – идиот. – Эй, ты куришь? – Я помахала сигаретой.

Адам покачал головой.

– Это очень плохо. – Я опустила сигарету, пропустив затяжку.

Он покраснел еще больше.

– Может, и тебе не стоит?

Какой милый паренек.

– Да я и не курю. – Я стряхнула пепел. – Шелли говорит, что ее тошнит от этого запаха, и запретила мне курить, так что… – Я пожала плечами.

– Но ты не куришь?

Я сморщила нос.

– Пыталась закурить, но меня чуть не стошнило, и дым мешал съемке. – Она кивнула на камеру. – Теперь я просто позволяю сигарете дымить и наслаждаюсь результатом. И все же было бы намного проще, если бы ты курил. Так бы вместе столько вони наделали вдвое быстрее, понимаешь? А то торчать здесь холодновато. – Он удивил меня, когда, перекинув ногу через перила, запрыгнул на мой балкон, спугнув голубей. Остроумно, решила я. Он выхватил у меня сигарету и сделал несколько длинных затяжек, не кашляя и не задыхаясь, в отличие от меня. – Я думала, ты не куришь.

Настала его очередь пожать плечами.

– Моя мама когда-то курила. Как-то раз она застукала меня, когда я полез к ней в сумку за сигаретой, и я пообещал бросить, если она тоже это сделает.

У меня руки чесались схватиться за камеру, но я боялась его спугнуть. Докурив до фильтра, он протянул мне сигарету, как будто это великое сокровище.

– И она бросила?

– Ага.

Такой простой ответ, но его смысл мне не понравился.

– Выходит, ты не составишь мне компанию в курении?

– Извини, – сказал он, как будто и впрямь чувствуя вину. – Это была одноразовая акция.

Ох уж эти симпатичные парни, храбро выкуривающие за тебя сигарету, – проблема в том, что они, как правило, отвлекают. Я уже мысленно снимала сцену, как он прыгает на мой балкон и его силуэт вырисовывается в угасающем свете дня. Камера скользила по его рукам, сжимающим перила, и, приближая изображение, я видела пятна ржавчины на его пальцах, когда он брал мою сигарету. Я подалась вперед, чтобы проверить ракурс, и совершенно забыла о возможности вторжения извне, пока не распахнулась балконная дверь.

– Джолин, я… – Шелли сморщила нос, и ее взгляд упал на окурок в моей руке. – Серьезно? Ты как будто нарочно делаешь то, что я тебе запрещаю.

Сцена тотчас вылетела из головы, и я удержалась, чтобы не показать ей язык, но с трудом.

– Никотин манит так сладко – устоять невозможно.

Шелли выхватила у меня пачку сигарет и окурок из моих беспомощных пальцев. – Тем легче не церемониться с тобой, раз ты занимаешься таким дерь… – Она осеклась, заметив Адама. – Откуда ты взялся? – Она округлила глаза и перевела взгляд на соседний балкон. – Ты что, с ума сошел? Ты же мог разбиться!

Ледяной ветер пронесся над нами, и Шелли зябко поежилась. Я посмотрела на Адама – интересно, заметил ли он, что делает холодный воздух с ее прелестями, пленившими в свое время отца. Он глянул, но лишь мельком. Нет, определенно, мальчишка с каждой минутой становится только симпатичнее.

– Ты в порядке? – Шелли шагнула к нему, как будто собираясь обнять, но Адам отступил назад.

– Да, только предпочел бы, чтобы меня не трогали.

Я ухмыльнулась ему.

– Кажется, мы подружимся?

Шелли недовольно фыркнула.