Промороженная, рыба выглядит почти прозрачной, потому Смит и всматривается с таким интересом, уж он за всю жизнь и оленей наразделывал, и рыб напотрошил на три учебника анатомии. И сразу видит, что это рыба не та, к каким привык, но в то же время – простая рыба, а не какая-то волшебная. Вся как из перламутрово-прозрачных чешуек, по бокам диковинный узор, красивый, как спинной гребень дракона, еще один поменьше ближе к хвосту, да и сам хвост роскошный, дивный, странная такая избыточность красоты, ведь кому ею любоваться?..

Пес остановился далеко впереди, машет хвостом. Кадфаэль всмотрелся, воскликнул с апостольской благодарностью:

– Господь привел нас к королевской дороге!

– Мог бы и раньше, – проворчал Смит. Усы печально опустились, он с тоской смотрел на сверкающую льдом стену, похожую на поставленное стоймя плато. – Или дорогу бы опустил ниже…

– Потому и уцелела, – ответил Кадфаэль серьезно, – что в камне, а не протоптана в земле… Сэр Ричард!

Пес напрыгнул, пытаясь столкнуть Зайчика, тот попер корпусом, как бык, попытался хватануть его страшной пастью, Пес отскочил, копыта застучали по каменной плите, что уходит в бесконечность.

Воздух свеж, слишком прохладен для жаркого летнего дня, но мы на высоте почти в милю от пробитых в земле колей далеко внизу. Дорогу можно называть даже императорской: ровная, широкая, тянется вдаль и теряется в туманной синеве.

Послышалось тяжелое сопение и надсадное дыхание, мул Кадфаэля и конь сэра Смита кое-как вскарабкались по осыпающейся гальке. Кадфаэль сложил ладони и вознес горячую молитву, а у сэра Смита снова поднялись усы. Он подбоченился и гордо оглянулся.

– Наконец-то!

– Впереди долгий путь, – напомнил Кадфаэль.

Я повернул голову, дорога уходит вправо и влево, ровная и бесконечная, врезанная в стену. Печаль стиснула мое сердце. Я повернулся к друзьям, оба умолкли, лица очень серьезные.

– Мне направо, – сказал я. – Там Западный Перевал.

Смит сказал бодро:

– Сэр Ричард, на Юг быстрее через Восточный.

– Знаю, – ответил я. – Я уже говорил, у меня там одно дело.

Мы обнялись, длинные усы пощекотали мне щеку, Кадфаэль подъехал невеселый, потянулся ко мне со своего мула, как ребенок с игрушечного пони. Я нагнулся, обнялись, Смит подкрутил усы и сказал с натужной бодростью:

– Не думаю, что Юг так уж огромен. Мы еще обязательно встретимся!

– Встретимся, – согласился Кадфаэль печально.

Пес подпрыгивал, подставлял голову под его ладонь. В последние дни Кадфаэль его разбаловал: чесал и гладил, а собаки быстро понимают, из кого можно веревки вить, сейчас Пес едва не взвыл горестно, когда я свистнул и повернул коня.

Зайчик начал набирать скорость, Пес обогнал и постоянно оглядывался, дразня длинным, как у ящерицы, красным языком, Зайчик наддал, я отпустил поводья, ветер засвистел в ушах, начал раздирать рот, я уткнул лицо в гриву, ураган проносится сверху, стук копыт слился в дробный шорох, а конское тело начало разогреваться.

Я уже собирался придержать арбогаста, пора осмотреться, как вдруг скорость начала спадать. Дорога, что раньше уходила и уходила в бесконечность, далеко впереди упирается в стену. А слева в стене наискось чернеет неширокая щель.

Пес тут же помчался ее исследовать, Зайчик повернул голову и взглянул на меня с вопросом в коричневых глазах.

– Ничего другого не остается, – ответил я. – Другого пути просто нет.

По отвесной или почти отвесной стене поднимаются только так: по вырубленной в скальном массиве дорожке под углом почти в сорок пять градусов, потом разворот на площадке и в обратном направлении тоже наверх под тем же углом, словно пешком с этажа на этаж по лестничным маршам.

Тропка узкая, при ходьбе прижимаемся к стене. И все равно гранитный край, за которым бездна, в полушаге. Я покинул седло заранее, не могу, когда нога в стремени висит над пропастью, да и Зайчику проще.

Со стороны эта дорожка наверх, выдолбленная в неведомые времена, выглядит ровным зигзагом, перечертившим стену снизу вверх. А если отодвинуться на пару десятков миль, то, наверное, это выглядит красиво, однако каково муравьям карабкаться по такой бесконечной лестнице!

Пес бежит впереди, садится на повороте, где подниматься в противоположную сторону, и смотрит сверху с насмешкой, но уже после первых пяти пролетов высунул язык, стал дышать тяжело, надсадно, с хрипами, а после десятого поплелся сзади.

От недостатка воздуха я останавливался через каждые сто шагов и жадно хватал широко распахнутой, как у жабы, пастью разреженный воздух. Стена поднимается циклопическая, от нее веет доисторическими временами, она должна бы одряхлеть еще во времена динозавров, а к приходу млекопитающих стать ростом с Гималаи, а то и вовсе какие-нибудь мелкие Альпы, но эта уцелела, победно упирается в небо, а там голубизна уже перетекла в густую синеву, та – в лиловость, зажглись первые звезды.

Страх и безнадежность сковали тело больше, чем усталость. Мы останавливаемся отдыхать уже через каждые двадцать шагов подъема, я посматривал наверх и понимал, что вершина Большого Хребта уже в космосе. В смысле в тех разреженных слоях атмосферы, где летчики не обходятся без кислородных аппаратов.

Пес скулит и неотрывно смотрит обвиняющими глазами: ты же человек, ты бог, ты сильный и мудрый, спасай нас, ты все можешь, ты вожак, мы тебе доверились… Зайчик прижался боком к стене, я впервые вижу его изнуренным.

– Не знаю, – прохрипел я, – но как-то Валленштейн прибыл на турнир? Не один… с командой.

И снова подъем. И еще пролет. И еще. Сверху блеснул странный луч, похожий на лазерный. Я с великим трудом поднял чугунную голову, в затылке болезненно заныло. В безумной выси встопорщенный гребень горного дракона пробило искоркой, будто прямо в скальном массиве зажглось крохотное солнце, остро кольнуло в глаз и тут же исчезло.

Встревоженный, я заставил себя всматриваться напряженнее, ощутил знакомое головокружение, зато каменная стена приблизилась, разрослась. Я ахнул, ноги превратились в воду. Каменная стена, что упирается в фиолетовое небо, прорезана, как упавшим с неба лазерным лучом. Проход настолько узкий, что муравей обдерет бока о смыкающиеся стены…

При взгляде на такое сверхузкое ущелье по телу бегут мурашки размером с майских жуков. Я простонал сквозь зубы, Пес посмотрел с сочувствием, горестно вздохнул.

– Тебе хорошо, – выдохнул я через силу. – Кто знает, что у тебя за легкие…

Зайчик подышал в затылок горячим воздухом. У этого боевого спутника вообще может быть ядерный реактор… ну, какой-нибудь биологический. Только что едва дышал, а сейчас вот отожрал из стены обломок камня и снова бодр и свеж… ну почти бодр и свеж, разве что чаще сгрызает неровности в стене, а осколки жует с таким смачным хрустом, что треск идет на мили.

– Ладно, идем…

Когда до Ущелья осталось не больше сотни метров, я понял окончательно, что никогда и никому не удалось бы перейти этот хребет. Гребень вышел в те слои атмосферы, где человек попросту задохнется. Или лопнет, как глубоководная рыба. Птицы и драконы здесь не летают, нет опоры для крыльев. И если бы не это удивительное ущелье…

Пес пробежал вперед, я гаркнул измученным шепотом, он послушно остановился. На черную шкуру падает странный металлический отсвет, я одолел последние три метра подъема, тело ноет, я вытаращил глаза и застыл, не понимая, что я вижу.

В циклопической стене прорезана щель шагов в пять шириной. Эта щель тянется вдаль, постепенно сужаясь, и кажется, что в конце концов мне придется идти боком, и то сплюснутому в бумажный лист. На грани видимости, в невообразимой дали, на черном бархате горит, словно воткнутая в землю вязальная спица, тонкая вертикальная щель.

Под ногами блестящая поверхность, словно застывшая вода, я поднял голову, и все помутилось перед глазами. Я ухватился за стену, чтобы не рухнуть кучей дерьма: этот отполированный до блеска камень устремлен в фиолетовый космос, вот звезды, хотя сейчас день!

– Надо идти, – проговорил я похолодевшими губами. – Господи, что за сила прорубила в этих горах такой проход? Ангел ли Гавриил огненным мечом?..

Пес помахал хвостом, соглашаясь, а Зайчик за спиной фыркнул, мол, вряд ли, скорее – сам Господь, ангелам такое не под силу.

– Бобик, – сказал я чуть тверже, – рядом! Иди рядом, я не знаю, что впереди… Да и страшно без тебя. Зайчик, ты тоже иди рядом…

Глава 2

Так и вступили на этот странный лед втроем, звонкое эхо от тяжелых копыт ударилось о стены и вернулось с металлическим отзвуком. Блеск серого гранита, срезанного идеально ровно и еще как будто отполированного, становится странно знакомым, я снова ахнул, не понимая, как это каменная стена плавно переходит в металл, вся стена из некоего сплава, кремниорганика… нет, понятие металлокерамики чуть ближе…

– Стой! – прогремел могучий, усиленный эхом в тесном ущелье голос.

Он вышел вперед, выделяясь могучим сложением, уверенный в движениях, чуточку косолапя, не то моряк, не то кавалерист. Руки чуть врастопырку, но в самом деле это горы мышц не дают прилегать к бокам, широкая грудь, плоский живот, длинные руки. Все это заковано в темные блестящие доспехи, подогнано настолько плотно, что отдельные пластины легко надвигаются одна на другую, как крупная рыбья чешуя.

---