В обществе то же самое. У туземцев из дикого племени практически нет никакой специализации, они универсальны – дикарь все умеет, чтобы обеспечить свой примитивный уровень жизни. А чего не умеет, ему и не надо. Автомобиль он построить не может, но ему машина и не нужна – дорог все равно нет… Но чем сложнее социальный организм, тем больше в нем специализация единиц, из которых он состоит. Кто-то автомобильный конструктор. А кто-то бухгалтер на заводе, где делают автомобильные стекла. А кто-то производит резину или металл для автомобиля. А кто-то работает журналистом в автомобильном издании и оценивает новые модели. А кто-то стрижет журналиста. А кто-то производит одну из деталей акваланга, в котором будет нырять во время отпуска профессор, который учит в институте сына этого парикмахера. Сотни, тысячи специальностей у людей в современном обществе, словно у клеток в организме! Если не больше. И все взаимосвязаны.

Взаимное совместное согласованное функционирование клеток в теле называется жизнью. Жизнь – это способ существования белковых тел.

А как называется совместное взаимосогласованное функционирование людей в обществе? Иначе говоря, как называется способ существования социального организма?

Он называется экономикой. Экономика – это способ жизни общества.

Считается, что дикари простодушны, наивны и безгрешны, аки Адам с Евой, которые голыми блукали по Раю и являлись как раз теми самыми дикарями. У них не было одежды и экономики. А вот когда людей стало много, взаимосвязи между ними усложнились до цивилизации, простодушная безгрешность исчезла, сменившись грехами, хитростями, обманом, изобретениями, открытиями, величайшими взлетами духа и величайшими преступлениями… в общем, возникла экономика, как способ жизни цивилизации, как способ взаимодействия многих людей. И слава богу! Все лучше, чем голяком бегать. Ибо именно цивилизация дала нам трусы, антибиотики и стиральные машины, с помощью которых мы начали стирать трусы. Разве не прекрасно?

Инстинктивная база экономики

Неоднократно ученые вида homo sapiens ставили разные хитрые эксперименты с «параллельными» видами, то есть, попросту говоря, изучали обезьян. Обезьяны, как вы понимаете, это даже не безгрешные дикари, совершенно не испорченные цивилизацией, это вообще «добезгрешные» создания. И опыты ученые над ними любят ставить как раз потому, что приматы – наши ближайшие генетические родственники, соответственно врожденные программы у них и у нас одинаково обезьяньи.

Так вот, проводились разные эксперименты по внедрению в жизнь обезьян денег, как главной приметы экономики. Причем на достаточно примитивных хвостатых созданиях изучались весьма сложные вещи – например, действие теории цен, а также механизмы избегания убытков. Это все исследовалось и на умных человекообразных, и на довольно глупых обезьянах вида Cebus apella. Цебус апелла – капуцины с небольшими головками, от которых трудно ожидать эйнштейновских прорывов ума. Тем не менее, эксперименты показали, что поведение этих приматов похоже на поведение людей в аналогичных ситуациях. Иными словами, наше с вами экономическое поведение основано на животных программах. Многие справедливо полагают, что экономика, по большому счету, есть всего лишь раздел психологии. Так вот, правильнее ее было бы назвать разделом зоопсихологии.

Теперь о самих экспериментах…

Опыты с капуцинами проводились в США. Капуцинов приучили к деньгам, роль которых исполняли пластмассовые кружочки. На них можно было купить яблоки, виноград или желе – список предлагаемых товаров приводится в порядке повышения сладости, то есть привлекательности.

Понятно, что, если все три товара стоят одинаково, покупатели будут покупать на свои деньги только самое лучшее, капуцины так и поступали – брали желе. Дураков-то нет!.. Но когда ученые резко повысили цены на желе, наиболее бережливые капуцины задумались своими маленькими головками и решили, что хватит с них и более дешевых яблок. Это было вполне рациональным надчеловеческим поведением. Нет сомнений, что таким образом повели бы себя все более-менее разумные существа любого вида на любой планете, способные к обмену, у которых хватает ума, чтобы проследить связь между монетой и товаром.

Но наиболее интересные результаты были получены в опытах с экономическими рисками – обезьян ставили в ситуацию, когда они могли либо выиграть, либо проиграть еду. И здесь они уже показали иррациональную сущность мелких приматов, которая в равной степени присуща и крупным приматам – людям, действующим в экономической реальности жизни. Что и придает экономике ее непредсказуемую животность.

Итак, обезьянке показывают виноградину, а потом подбрасывают монету. Орел – обезьяна получает виноградину. Решка… Нет, не угадали! В этом случае обезьяна получает целых две виноградины! Таков был первый вариант игры. Второй вариант заключался в следующем – капуцинчику сначала показывали две виноградины. А затем в зависимости от того, как упала монета, либо давали обезьяне две виноградины, либо одну. Нетрудно заметить, имея могучий интеллект хомо сапиенса, что оба варианта игры абсолютно идентичны по результату – обезьянка получает либо одну ягоду, либо две.

Но!

Обезьянки почему-то предпочитали первую игру, несмотря на одинаковость. Почему? Потому что в первой игре, видя одну ягодку, она могла получить две, как бы выиграв еще одну ягодку. А во втором случае, видя две ягоды, она могла получить одну, как бы проиграв вторую ягоду. То есть то, что увидел глаз, мозг подсознательно уже присвоил. А разочарований мозг не любит! Он любит приятные неожиданности! И сладкое.

Психологам (человечьим) этот обезьяний эффект хорошо известен: люди больше стремятся не потерять, нежели приобрести. И даже в ситуации, когда результат один, наш мозг часто избирает «охранительную» стратегию поведения. В дальнейшем мы с этим феноменом еще столкнемся…

Экспериментов с введением денег в обезьянью стаю в разных странах было сделано множество, и все они показали глубокие животные корни как иррациональных решений в экономике, так и рациональных. Вообще, отвлекаясь от темы, заметим, что рацио – вовсе не принадлежность разума и мозга, безмозглая природа путем эволюционного перебора умеет находить рациональные решения самых разных проблем…

Таким образом, экономика не порождала, но ярко высвечивала в обезьяньей стае те черты, которые носителям экономики были имманентно присущи. Кто-то из обезьяньей стаи оказывался трудягой и накопителем, кто-то транжирой, кто-то лентяем, кто-то вором, грабителем и разбойником, норовящим отнять у других заработанные нелегким трудом денежки. Как именно заработанные?.. Ну, например, деньги можно было заработать, качая рычаг с определенным усилием. И поскольку приматы, как и все нормальные существа, ленивы (это всего лишь следствие общефизических законов сохранения на уровне биологии), работать их мог заставить только сильный стимул, личный корыстный интерес: за работу давали деньги, которые представляли собой ценность – за них можно было купить у людей разные вкусности и интересности.

Интересно, что обезьяны, почувствовавшие вкус денег, открыли для себя проституцию, то есть секс за деньги. А также пустили деньги в обменный оборот внутри стаи.

Еще интереснее, что обезьян научили «играть на бирже», то есть делать высокорискованные и низкорискованные ставки. Обезьяне на экране компьютера показывали на пару секунд шесть картинок. Их нужно было запомнить. А потом следовало собственно задание – примату показывали восемь новых картинок, среди которых была одна из тех, что мелькнули ранее. Если обезьяна угадывала, какая картинка повторилась, ее вознаграждали. Причем при ответе обезьяна могла сделать ставку – перед выбором ответа нажать одну из двух кнопок, обозначающих высокий риск и низкий риск.

Если обезьяна выбирала ставку с высоким риском и угадывала, то получала три монеты, а в случае неудачи – ничего. В варианте же низкой ставки при любом ответе – и правильном, и неправильном – она зарабатывала только одну монету просто за старания.

Так вот, если обезьяна была уверена в ответе, то есть в том, что точно запомнила картинку, она делала высокорискованную ставку. Если же в ответе сомневалась – низкорискованную. Вполне разумное экономическое поведение, как видите.

В общем, все повадки, закладывающие рыночные отношения (экономическое поведение), в нас заложены конструктивно. Соответственно, любые попытки сломать конструкцию (например, стремясь к утопической идее «воспитания нового человека», чем грешили леваки разных стран) являют собой задачу, по сложности на порядки превышающую возможности того примитивного инструментария, которым ее пытались решить (пропаганда, концентрационные лагеря и расстрелы) – тут только генная инженерия могла бы помочь, да и то вряд ли, ведь ресурсы ограничены, а люди хотят жить, причем жить хорошо. А что значит жить хорошо? Как узнать, хорошо ты живешь или плохо? Все познается в сравнении! Если лучше большинства окружающих, значит, хорошо; если хуже – значит, плохо. Отсюда неравенство. Отсюда соревнование за ограниченные ресурсы – которое проявится через несколько поколений даже у генетически модифицированных созданий, подправив в борьбе за выживание альтруистическую генную коррекцию рубанком естественного отбора.

Цивилизация побеждает культуру

Жил да был мужичок во Франции. Звали его Фернан Бродель.

Мужичок Фернан работал историком, писал книги, сидел в немецком концлагере, где ужасно страдал – это же концлагерь! – поскольку немцы не заставляли французских офицеров работать, Фернан писал в лагере диссертацию, пользуясь книгами из библиотеки местного университета, а также читал лекции другим мающимся от безделья пленным: немецкое командование разрешило Броделю открыть для просвещения узников «тюремный университет». Причем простые охранники уважительно называли Броделя «господин ректор». Спешить было некуда, оттого диссертация Броделя насчитывала более полутора тысяч страниц. Это была своего рода «болдинская осень» для историка!

---