Владимир Буковский, диссидент, основатель «Интернационала сопротивления»

Михаил Толстой, депутат Государственной думы; организатор первого Конгресса соотечественников

Алексей Йордан, аристократ, финансист, глава Объединения воспитанников русских кадетских корпусов в США

Борис Йордан, финансист, медиаменеджер; сын Алексея Йордана

Петр Холодный, священник, финансист, казначей белой церкви

Маша Гессен, журналистка, писательница, ЛГБТ-активистка

Маша Слоним, журналистка; внучка сталинского наркома иностранных дел Литвинова

Илья Заславский, сотрудник нефтяной компании; активист фонда «Свободная Россия»

Гарри Каспаров, чемпион мира по шахматам; оппозиционер

Борис Березовский, бывший союзник Путина, политэмигрант

Владимир Гусинский, медиамагнат, основатель НТВ и RTVI, политэмигрант

Михаил Ходорковский, нефтяной магнат, заключенный, лидер движения «Открытая Россия», политэмигрант

Александр Лебедев, сотрудник лондонской резидентуры КГБ, банкир и российско-британский медиамагнат

Михаил Прохоров, никелевый магнат и медиамагнат

«Вряд ли найдется другая такая профессия. Мы политики. Мы солдаты. Но прежде всего мы актеры на удивительной сцене».

Леонид Никитенко, начальник Девятнадцатого отдела ПГУ КГБ, ответственный за агентурную работу в эмигрантской среде

«По-настоящему сильная диаспора может быть только у сильного государства».

Владимир Путин, президент России, бывший офицер КГБ

Предисловие

В конце декабря 2017 г. в кофейню в деловом центре Вашингтона вошел, слегка прихрамывая, худощавый молодой человек с выразительными глазами и аккуратной бородкой. Это был Владимир Кара-Мурза – младший, российский политический эмигрант и антикремлевский лоббист. Вот уже много лет он жил в округе Колумбия, но часто приезжал в Москву, раздражая этим Кремль. Весной 2015 г. во время очередной поездки в российскую столицу он был отравлен и едва выжил. Кара-Мурза – младший долечивался в Америке, и, когда он лежал в вашингтонской клинике, его навестил агент ФБР, которому поручили расследовать дело об отравлении. Едва восстановившись, Кара-Мурза снова полетел в Москву, где в феврале 2017 г. его отравили во второй раз. Симптомы были те же, что и при первом отравлении. Десять месяцев спустя Кара-Мурза все еще хромал.

В кафе он сел за столик у окна, где через минуту к нему присоединился высокий мужчина лет сорока пяти. Агент ФБР пригласил Кара-Мурзу на встречу, пообещав сообщить кое-какую информацию об отравлении. К тому времени они были знакомы уже два года.

«Мы думаем, что установили активное вещество, вызвавшее интоксикацию», – сказал человек из ФБР.

Он также сообщил Кара-Мурзе, что скоро в Вашингтон приедут главы российских спецслужб и бюро готовит для них подробный отчет. «Мы передадим им отчет – с особой пометкой, что на территории России было совершено покушение на убийство российского гражданина по политическим мотивам».

ФБР, намекнул агент, собирается послать Москве сигнал, что политически мотивированные отравления вызывают у них серьезную тревогу. Тем более что многие в бюро были серьезно озабочены странными событиями, происходящими у них под боком – в Вашингтоне.

В 2015 г. Михаила Лесина, бывшего российского министра печати и помощника президента, жестоко избили возле отеля Dupont Circle, неподалеку от того кафе, где сейчас сидели Кара-Мурза и агент ФБР. Бывший министр сумел добраться до своего номера и там умер от полученных травм. Виновные в избиении экс-министра так и не были найдены, и в Москве ходили слухи, что незадолго до инцидента тот поссорился с Кремлем.

Эта история совсем не понравилась ФБР, и агентство хотело дать это понять российским спецслужбам. Предстоящий визит был отличной возможностью это сделать. Запланированная на конец января 2018 г. встреча должна была стать беспрецедентной: никогда раньше главы всех трех российских спецслужб – СВР (Службы внешней разведки), ФСБ (Федеральной службы безопасности) и ГРУ (военной разведки) – не приезжали все вместе в западную столицу.

Через три недели после встречи в кафе агент ФБР снова позвонил Кара-Мурзе, но на этот раз встретиться не предложил. Он коротко сообщил, что результаты лабораторных исследований по яду неоднозначны, поэтому решено не передавать отчет российской стороне, и повесил трубку.

В конце января руководители трех российских спецслужб, как и планировалось, прилетели в Вашингтон. Но, учитывая все обстоятельства, маловероятно, чтобы на их секретных переговорах обсуждалось дело Кара-Мурзы^[1]. А через месяц в Великобритании два офицера ГРУ отравили еще одного российского эмигранта – своего бывшего сослуживца Сергея Скрипаля.

Спустя почти 30 лет после распада Советского Союза и 20 лет с момента прихода к власти Владимира Путина русские за рубежом снова оказались под прицелом.

В январе 2018 г., когда главы трех российских спецслужб прибыли в Вашингтон, мы прилетели в Париж.

Под проливным дождем Эйфелева башня на дальнем конце огромного Марсова поля казалась недосягаемой. В этом районе все должно было напоминать о воинской славе Франции: от проспектов, названных в честь маршалов, до классического комплекса знаменитой Военной школы, основанной Людовиком XV. Дождь продолжал лить, но было жаль упускать возможность пройтись – хоть какое-то разнообразие после снежной московской зимы. От Марсова поля мы двинулись вверх по авеню Рапп, носящей имя наполеоновского генерала, в битве при Аустерлице истребившего элитный кавалергардский полк российского императора. Мы шли в сторону моста Альма, названного в память о сражении Крымской войны, в которой французские и британские экспедиционные силы разгромили русскую армию.

Но нас интересовало не славное прошлое французского милитаризма, мы шли к набережной, чтобы зайти в Российский духовно-культурный центр – новейший комплекс из нескольких зданий, облицованных бежевым бургундским известняком, над которым возвышались луковичные купола Свято-Троицкого собора.

Хотя центр проработал всего два года, он успел спровоцировать волну шпиономании в Париже. Ходили слухи, что французская контрразведка окружила его средствами радиоэлектронного подавления – проще говоря, глушилками, – чтобы помешать русским заниматься перехватом информации. Неподалеку, на набережной д'Орсе, находится французское Министерство иностранных дел, и требование российского правительства предоставить сотрудникам центра дипломатическую неприкосновенность вывело из душевного равновесия французских чиновников.

У главного входа двое массивных охранников очень вежливо попросили нас открыть сумки и тщательно проверили их содержимое. Мы прошли через главный зал и оказались во внутреннем дворе. Дождь продолжал лить. Но стоило нам попытаться войти в соседнее здание, из ниоткуда появился человек и жестами приказал остановиться и вернуться назад. Сомнений не осталось: здесь все находится под наблюдением. Появилось хорошо знакомое чувство, которое испытываешь, когда попадаешь на территорию российского правительственного учреждения за рубежом.

И действительно, Духовно-культурный центр – это собственность администрации президента России, и управляют им люди с большим опытом в российской внешней политике. Глава центра – кадровый дипломат. Да и сам настоятель Свято-Троицкого собора, епископ Нестор, имел некоторое отношение к российской дипломатии: он четыре года проработал в Министерстве внешних экономических связей. Центр в Париже, городе русской эмиграции, стал воплощением нового подхода, который Московский патриархат назвал «симфонией между государственным подразделением и церковью»^[2].

Мы вернулись в главный зал, где бродили несколько французов, разглядывая фотографии на стенах. Афиши сообщали о концерте мужского хора и выставке, приуроченной к столетию большевистских гонений на православную церковь. Судя по всему, центр подготовил солидный план мероприятий о репрессиях церкви при коммунистах.

Общий посыл Центра был ясен: Россия больше не разделена надвое – на россиян и эмигрантов, бежавших из страны, – но представляет собой единый Русский мир, частью которого могут стать все соотечественники^[3].

Русская диаспора насчитывает более 30 млн человек, из них около 10 млн проживают в Европе. Президента Путина еще с начала 2000-х привлекала идея использования этих людей, естественным образом связанных с Россией, для усиления влияния страны за рубежом^[4].

Но добиться этого можно было только при определенных условиях. Во-первых, нужно было привлечь на свою сторону известные эмигрантские семьи. Во-вторых, объединить две ветви Русской православной церкви, преодолев разногласия между духовенством внутри страны и за ее пределами. Путин преуспел и в том и в другом.

Он был не первым, кто об этом задумался; его предшественник Борис Ельцин начал диалог с эмигрантами еще в последний год существования Советского Союза. Но цели двух президентов были совершенно разными.