– Почему? – вперемешку с всхлипываниями она сама разревелась.

Тут напряжения не выдержала и Катька – короче, так нас в обнимку рыдающими втроем и нашел дядя Леша, Катькин папа, который, честно говоря, воспитывал меня, как родную. Никогда ни в чем между нами с Катькой не было различия для него. Он даже подарки нам всегда покупал двоим. Ну, и еще сыну Артурке, конечно, который был нас на три года младше. Как смеялась леля, что он случайно усыновил меня. А мама каждый год на день рождения дяди Леши благодарила его «за все, ты сам знаешь» и глотала слезы.

– О, что это за три девицы под окном в слезах! Что-то случилось? Кто умер? – усмехнулся дядя Леша, зайдя в Катькину комнату.

Когда же сквозь мое: «А-а, я все завалила», Катькино просто «аа-аа-аа-а» во всю глотку, прорвался более или менее связный рассказ тети Насти, чего мы тут рыдаем, с лица дяди Леши сошла улыбка. Он судорожно сглотнул и сполз по косяку. Тут даже я рыдать перестала, потому что от кого-кого, но от Катькиного стойкого отца, который не ломался, казалось, ни от чего вообще, такого не ожидала.

– Это просто… – выругался он матом, чего тоже не бывало никогда.

Тут перестала рыдать уже и Катька.

– Ты понимаешь? – плакала тетя Настя.

Мы только хлопали глазами, вытирая слезы.

– Так не бывает. Так просто не бывает! – встал дядя Леша. – Мне надо выпить, – поплелся он на кухню. При условии, что почти не пил, только иногда по праздникам, а тут…

– Нажраться лучше, – чуть не поползла от нас тетя Настя.

В общем, мы ни черта не поняли в этом глубокомысленном трепе, но вся опухшая и на валерьянке, я осталась ночевать у них, чтобы не вызывать вопросы у мамы.

Утром, вперемешку с мелкими ругательствами, мы втроем сидели то в косметических масках для лица, то в патчах, которых у тети Насти было в избытке, она любила всякие бьюти-штуки. Мы с Катькой даже смеялись, что ей бы свой бьюти-блог вести. Но в школу мы завалились с Катькой в божеском виде. Правда, вспоминая о вчерашней провале, я каждую перемену наматывала сопли на кулак в туалете, и первый раз с сентября месяца прогуляла немецкий. А на кой он мне теперь нужен?!

Каково ж было мое удивление, когда 3 марта мне на почту пришло письмо, мол, уважаемая Ксения Солнцева, вы произвели на нас такое неизгладимое впечатление, что для нас будет честью пригласить вас стать участником международной программы стажировки для одаренных архитекторов и дизайнеров. В этот момент я села, хотя и так сидела. Но когда прочитала, что парень из бюро Дэниса так поразился моему мастерству и знанию работы его работодателя, что они оплатят мне еще и все расходы на поездку, включая билеты, то разрыдалась, на этот раз от счастья. Что ж я реву-то все время?!

Маме пришлось во всем признаться, когда я орала Катьке в трубку: «Меня взяли! Они меня взяли! Взяяяяялииииии!» – точнее так. Тетя Настя сказала, что говорить с мамой я буду только в ее присутствии. Приехали они всей толпой к нам, благо добираться было пятнадцать минут. Дядя Леша налил маме коньяку и заставил выпить весь бокал залпом. После этого леля сказала:

– Леночка, только спокойно, ты не имеешь права отказывать.

Мама слегка опешила от происходящего, но молчала. Когда я ей все рассказала и с мольбой:

– Мамочка, ну, пожалуйста, я клянусь, со мной ничего не случится, мам, – попросила отпустить меня. Та лишь качнула головой и прямо из горла стала хлестать коньяк. Моя мама, которая и бокал вина-то никогда до конца не допивала. Я, мягко сказать, была в шоке.

– Леночка, – отбирала у нее бутылку тетя Настя, – я все понимаю, но ты не имеешь права.

Мама то бледнела, то краснела, то зажимала рот руками, то вскакивала с места и принималась расхаживать из угла в угол, потом садилась, бледнела и зажимала рот руками, казалось, сдерживая крик. Ну, еще бы, она меня максимум куда отпускала одну – к бабушке на лето и то под строгий присмотр Катькиной бабушки. Моя-то почему-то никогда особо меня не любила. Да и плевать.

Короче, допив весь коньяк и протерев дыру в ковре на полу, мама глубоко вдохнула, а потом просто расплакалась. Нас с Катькой отправили в мою комнату, а они там еще о чем-то долго говорили с тетей Настей, пока дядя Леша повез Артура домой спать. Утром за завтраком мама сказала, что если я провернула такое – она прямо выделила это слово, за ее спиной и сама со всем справилась, значит, пришла пора меня отпустить.

– Ты стала такая взрослая, черныш, – обняла она меня.

Мама всегда называла меня так, чем несказанно бесила. Мне вот нравился ее рыжий цвет волос и серые глаза – мои любимые цвета. Но она лишь улыбалась, гладила меня по волосам, укладывая спать, и каждый божий раз говорила:

– Спокойной ночи, черныш.

Глава 2. #лечу
Чуть позже, все тот же аэропорт

– Ксю, – вывела меня из забытья воспоминаний Катька, – ты сделала невозможное и заслужила эту поездку. И, несмотря на то, что я буду жутко скучать, проведи время круто! Восхищаюсь тобой, подружка, – обняла меня Катька.

– А-а, – взвизгнула я и, запрыгав на месте, тоже обняла подругу, как-никак на три месяца расстаемся.

Тем более ей еще и без меня экзамены сдавать. Я сдала все досрочно, еще в апреле, когда поняла, что моя афера с Цюрихом выгорает. Мы с мамой еле успели документы подать на досрочную сдачу, но все сложилось, слава богу. Так что, несмотря на самое начало лета, я уже свободна и лечу в Швейцарию, да еще и познакомлюсь с кумиром – Дэнисом Шварцем. Надеюсь, в этом планшете мама написала, откуда она знает этого красавца. Он очень брутальный, хоть и старый, конечно.

– Ксю, – подошли ко мне мама и стюардесса.

Мама тяжело вздохнула и, выдернув из объятий Катьки, которая уж всхлипывала, можно подумать, я на всю жизнь уезжаю, а не на лето, прижала к себе.

– Какая ж ты стала красивая и целеустремленная, доченька, – отстранив, погладила она меня по лицу, – как твой папа.

Я открыла рот от изумления. После того, как папа, которого я всегда почему-то называла просто Артем, ушел от нас, когда мне было всего пять лет, эта тема была табу в семье.

– Прочитай все, это очень важно, – на глаза мамы снова навернулись слезы.

– Мам, сразу же начну, как только пройду досмотр, – обняла я ее.

– Ксения, Елена, нам пора, – подошла стюардесса чуть ближе.

Мы еще раз обнялись со всеми, эти трое рыдали уже не скрывая. Я тоже еле держалась, честно говоря, было такое чувство, что это последние секунды моей старой жизни, и как только я отойду от мамы, то все изменится и никогда уже не будет прежним. В общем-то, да, я стала взрослой и сама принимаю решения о своей жизни. Так что, так и есть. Да и вообще, жизнь меняется каждую секунду.

– Доченька, – прижала меня мама напоследок, – просто знай, что я тебя очень люблю, очень-очень, – поцеловала она меня, – и прости меня.

– За что, мам? – удивилась я.

– За все, родная, не самая я лучшая мать, – снова стиснула меня мама.

– Ты – лучшая, перестань. Я тоже тебя очень люблю. Мам, я всего лишь на три месяца еду, буду звонить тебе три раза в день, а писать еще больше, достану, – попыталась я успокоить ее.

– Напиши, как тебя встретят, – через силу улыбнулась она.

– Хорошо, пока, – помахала я всем и поспешила за торопившей меня стюардессой.

Проходя первый контроль перед досмотром, я обернулась и посмотрела на своих девчонок: маму, Катьку и тетю Настю, которая что-то говорила рыдающей маме, а подружка стояла с бледным лицом и смотрела на обеих. Ох уж эти трепетные души! Глядя на них, и меня накрыла смутная тревога. Оправданно – одна за границу на три месяца, еще и жить с каким-то мужиком, хотя и гением, как-то не по себе, конечно. Но я побыстрее отогнала от себя смутные мысли и погрузилась в трепетное предвкушение самого лучшего приключения моей жизни – стажировка в Цюрихе. Господи, я не верю, что это происходит на самом деле.

Не спеша мы прошли досмотр, таможню и прошли к гейту. До посадки оставалось еще сорок минут, так что я устроилась в уголочке кафе с кофе и чизкейком, пока моя сопровождающая пошла решить все вопросы, раскрыла новый блокнот, в котором и пишу эти строки. Будет моим дневников в поездку. Включила музыку на телефоне, достала планшет, чтобы прочитать все еще до самолета и успокоить маму, видимо, было очень важно, раз она стопятьсот раз мне повторила «прочитай, умоляю».

Я открыла файл, ожидая там три-пять страниц текста.

– Сто? – аж вслух вскрикнула я. – Ни хрена себе чтиво с объяснением!

Мама никогда не отличалось любовью к написанию фолиантов, но тут ее, видимо, прорвало. «С чего вдруг она стала таким графоманом?!» – удивилась я, понимая, что десятью минутами я не отделаюсь, хотя читала быстро.

– М-да, – выдала я вслух, – зря только книги себе загружала, чтобы время интересно провести, – недовольно пробубнила я, надеясь, что будет хотя бы не сильно скучно, не рассчитывая на захватывающее чтиво. Мне повезет, если не все сто страниц она дает наставления, как вести себя одной – в этом моя мама профи.

Я отпила кофе, дожевывая чизкейк, и открыла файл, но не успела прочитать и буквы, как получила сообщение. Конечно, мама – наверняка интересуется, как дела, несмотря на то, что я написала, что все прошла и сижу в кафе.

«Привет, Ксения», – прилетело мне сообщение от Дэниса на русском.

---