Наш самолет, набирая скорость, мчится по взлетной полосе. Меня вдавливает в кресло, и я наконец сдаюсь – выхватываю пакет из кармашка на спинке сиденья передо мной, и меня рвет.

Самолет отрывается от земли и набирает высоту. Я сижу, склонив голову, а Беатрис гладит меня по спине. Приступы тошноты накатывают снова и снова – какое бесславное получилось у меня бегство. Когда я наконец поднимаю голову, перед моими глазами предстает необычайно прекрасное сочетание оттенков голубого и зеленого.

Когда Христофор Колумб причалил к берегу Кубы, он сказал, что это самая прекрасная земля, которую когда-либо видели глаза человека. И это правда. Но для нас Куба – это не только море, горы и голубое небо, Куба значит для нас гораздо больше, а теперь мы покидаем ее.

Надолго мы уезжаем?

На год? На два?

Ojalá^[1].

Когда я была помладше, то умоляла бабушку рассказать о Кубе, которая казалась мне загадочным островом. Слушая истории, которыми бабушка делилась со мной, живя в изгнании в Майами, я всем сердцем полюбила землю, нарисованную в моих фантазиях. Для меня существовали две Кубы – одна в моей крови, а другая в моих мечтах.

Мы любили сидеть в гостиной просторного дома моей бабушки, который находился в районе Корал Гэйблс, и она показывала мне старые фотографии, тайком вывезенные бесстрашными членами семьи, рассказывала про то, как жила в Гаване, рассказывала про приключения ее сестер, описывала красоты острова, а мое воображение рисовало мне его образ. Ее истории сопровождались запахом жасмина и гардении, вкусом бананов и мамей сапоты^[2] и всегда – звуками старого проигрывателя. Каждый раз, закончив рассказ, бабушка улыбалась и обещала мне, что наступит день и я своими глазами увижу Кубу. Обещала, что мы торжественно вернемся, распахнем двери фамильного поместья, расположенного в Варадеро на берегу моря, и переступим порог шикарного дома, который занимает почти целый квартал утопающей в зелени улицы в Гаване.

Мы вернемся, как только умрет Фидель. Вот увидишь.

И наконец, после того, как почти шестьдесят лет он водил кубинцев за нос своими фальшивыми покушениями, он умер, пережив мою бабушку на несколько месяцев. В ночь его смерти мы собрались всей семьей и открыли бутылку шампанского, которую мой прадед купил почти шестьдесят лет назад специально для этого случая. В нашей неподражаемой манере мы подняли тост во славу кончины Кастро. К сожалению, шампанское, как и Фидель, уже отжило свое, но вечеринка в Калье Очо продолжалась до рассвета, а потом…

Потом мы остались в Майами.

Смерть Фиделя не стерла из памяти почти шестьдесят лет, проведенных в изгнании, и не вселила в нас ощущение свободы. Вместо этого сейчас я тайком перевожу в своем чемодане урну с прахом моей бабушки. Я выполняю ее последнюю волю, которую она изъявила тогда, когда мы молились и надеялись на лучшее.

Когда я умру, отвези меня на Кубу. Развей мой прах над землей, которую я так любила. Ты сама поймешь, где это сделать.

И сейчас, сидя в самолете, летящем где-то между Мехико и Гаваной, вооружившись блокнотом, исписанным названиями улиц и мест, которые мне нужно посетить, и путеводителем, купленным в Интернете, я понятия не имела, где же хотела обрести покой моя бабушка.

Полгода назад, в присутствии тридцати членов семьи, собравшихся в переговорной в офисе нашего нотариуса в районе Брикел, было зачитано бабушкино завещание. На встрече присутствовали две ее сестры – Беатрис и Мария. Изабель скончалась два года назад. Их дети пришли со своими супругами и детьми – так представители молодого поколения высказывали свое уважение. Также присутствовал мой отец – бабушкин единственный сын, две мои сестры и я.

Большая часть пунктов завещания были очень понятными, ожидаемыми и ни у кого не вызвали удивления. Мой дедушка умер более двадцати лет назад, и после его смерти управление сахарной компанией перешло к моему отцу. Дом в Палм Бич отошел моей сестре Даниеле. Ферма с лошадьми в Веллингтоне – моей средней сестре Лючии. А мне достался дом в Корал Гэйблс – то место, где я провела столько времени, воображая свое путешествие на Кубу.

В завещании также были распоряжения насчет денежных сумм и предметов искусства, которые нотариус зачитал голосом, не терпящим возражения. По мере того как он оглашал список, раздавались редкие всхлипы или возгласы благодарности. И наконец оставалось последнее желание бабушки.

Существует негласное правило о том, что у бабушек и дедушек не должно быть любимчиков среди внуков, но моя бабушка всю жизнь жила только по своим правилам. Может быть, причиной послужило то, что я появилась на свет за два месяца до того дня, когда моя мама застукала моего отца в постели с наследницей каучуковой империи. Лючия и Даниела прожили много лет в полной семье, пока не грянул Великий Развод, и после него у сестер оставалась с мамой тесная связь, чего у меня никогда не было. Мои ранние годы прошли в бесконечных юридических дрязгах, и я постоянно моталась между двумя домами, пока наконец мама не умыла руки и не вернулась в Испанию, оставив меня на попечение бабушки. А может быть, от того, что я заменила бабушке дочь, которой у нее никогда не было, она назначила именно меня исполнителем ее последней воли…

Ни у кого из членов семьи не возникло вопросов.

Ее сестры дали мне список адресов – включая адреса дома Пересов в Гаване и поместья на побережье, которые никто не видел в течение последних пятидесяти лет. Они связали меня с Анной Родригес – лучшей подругой моей бабушки, с которой она дружила в детстве. Несмотря на то что прошло столько лет, Анна любезно предложила мне погостить у нее ту неделю, которую я проведу на Кубе. Может быть, ей удастся пролить свет на то, где же именно моей бабушке хотелось найти покой.

Ты всегда хотела увидеть Кубу. Я очень сожалею о том, что мы не сможем это сделать вместе. По крайней мере меня утешает, что ты пройдешь по набережной Малекон и освежишь лицо соленой морской водой. Я представляю, как ты преклоняешь колени у скамей Собора Гаваны, садишься за столик в Тропикане. Я когда-нибудь рассказывала тебе, как мы однажды ночью сбежали из дома и отправились в клуб?

Я всегда мечтала о том, что Фидель умрет раньше меня и я смогу вернуться домой. Но сейчас я мечтаю о другом. Я старая женщина, и я уже смирилась с тем, что больше никогда не увижу Кубу. Но ты можешь это сделать.

Быть в изгнании означает лишиться того, что любишь больше всего на свете: лишиться воздуха, которым дышишь, и земли, по которой ходишь. Они продолжают существовать по ту сторону стены, и для тебя они остаются неподвластными ни времени, ни обстоятельствам – они остаются такими, какими ты сохранила их в своей памяти.

Моей Кубы больше нет. Куба, о которой я годами рассказывала тебе, разрушена ветром революции. Настало время тебе открыть свою собственную Кубу.

Я убрала письмо в сумочку, слова слились воедино. Прошло уже шесть месяцев, но горечь утраты никуда не делась. Бывают моменты, когда я особенно остро ощущаю боль от потери, когда мне так нужно, чтобы бабушка была рядом, но ее нет.

Воспоминания о меренге, которую бабушка готовила для меня по особым случаям, этот сладкий вкус, который я ощущала, когда пирожное таяло на моем языке, превращаясь в сахарную пудру, звуки музыки, которую я слушала все свое детство, – наши кумиры: Селия Крус, Бенни Море и Буэна Виста, Сошиал Клаб. А теперь колеса самолета касаются кубинской земли.

Я скучала по бабушке.

Слезы полились по моим щекам. И не только от того, что ее сейчас не было рядом. А еще от того, что сейчас самолет двигался тем же маршрутом, как и тот, на котором бабушка покинула Кубу почти шестьдесят лет назад.

Я посмотрела в окно и увидела здание международного аэропорта имени Хосе Марти. На первый взгляд этот аэропорт ничем не отличался от многочисленных аэропортов Карибского бассейна, через которые я летала на каникулы. Однако у меня возникло ощущение, что я уже видела его раньше, и я задрожала от волнения. Вздох вырвался из моей груди, будто я очень долго задерживала дыхание и наконец смогла выдохнуть.

Я чувствовала себя так, словно после долгого отсутствия вернулась в родные края, которые, пока меня не было, успели измениться, но все равно остались знакомыми. Я вошла в здание аэропорта и бросила на землю сумку, казалось, что мое долгое путешествие наконец подошло к концу. Я осмотрелась по сторонам – все, что меня окружало, говорило мне о том, что я дома.

Глава 2

Я вышла из самолета, крепко сжимая сумку в руках. На протяжении всей моей жизни Куба казалась мне каким-то эфемерным мифическим существом, по воле злого рока недоступным для меня. Но теперь Куба стала реальностью. И хотя зона прилета была лишена какой-либо романтики или роскоши, меня переполняло волнение.