– Отвечая на твой вопрос. В тюряге я больше не сижу, потому что у меня рак в последней стадии. Самый дрянной, поджелудочной. Люди живут от силы пять лет, но мне и это не светит. Всякая там химия, облучение и прочее дерьмо, которые мне к тому же не по карману. – Он дотронулся до своего лица. – Еще и желтуха. Так что, видишь, поздняк метаться. Ну и метастазы, само собой. Громкое словцо, а означает, что рак сжирает меня со всех концов. Теперь вот и мозг тоже. Последний, стало быть, иннинг^[7]. Я уже не жилец, однозначно. Неделя от силы, и загнусь к чертям собачьим.

– И что, это причина для выхода на свободу? – усмехнулась Джеймисон.

Хокинс пожал плечами:

– Это именуется «освобождением из соображений гуманности». Обычно заявление на него подает заключенный, но ко мне в камеру они пришли сами, с бумагами. Я заполнил, они позвали врачей, чтобы одобрили, и вот вам пожалуйста. Государство, стало быть, не пожелало оплачивать счета за мое лечение. Я сидел в одной из тех частных тюрем. Они выставляют счет штату, а кто будет возмещать? Все дорожает, растет в цене. Наносит урон их бюджету. Меня теперь считают безобидным. За решетку я угодил, когда мне было пятьдесят восемь. А сейчас мне семьдесят. Хотя выгляжу на все сто. Накачан препаратами для того лишь, чтобы волочить ноги и разговаривать. Как уйду отсюда, меня несколько часов будет выворачивать наизнанку, а потом наглотаюсь таблеток, чтоб хоть ненадолго заснуть.

Джеймисон рассудила:

– Если вы принимаете обезболивающее по рецепту, значит, какая-то помощь вам все же оказывается.

– Я разве сказал, что они по рецепту? Все вовсе не так, как кажется. Хотя мне именно это по душе. Только б снова не загреметь в тюрьму за то, что покупаю наркоту с улицы. Слишком большая, понимаешь ли, цена. – Улыбка съежила его желтушное лицо. – Знал бы я это раньше, то давно бы закосил.

– Вы хотите сказать, что вам вообще нет никакой помощи на свободе? – недоверчиво спросила Джеймисон.

– Говорят, в какой-нибудь хоспис меня б еще, может, и взяли, но как туда попасть? Да и не хочу я туда. Я хочу быть здесь. – Хокинс взглядом кольнул Декера.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил тот.

– Ты упек меня за решетку, – обличительно ткнул в него пальцем Хокинс. – Но ты ошибся. Я невиновен.

– Так все говорят, – едко заметила Джеймисон.

Хокинс пожал плечами:

– Все меня не заботят. Только я сам. – Он поглядел на Декера. – Ланкастер тоже считает меня невиновным.

– Не верю, – сказал Декер.

– А ты ее спроси. Она потому и сказала мне, где тебя искать.

Он приумолк и поглядел на гаснущее небо.

– У тебя еще есть шанс все исправить. Может, ты сможешь это сделать, покуда я еще жив и брыкаюсь. А если нет, то и ладно. Главное, чтобы ты к этому пришел. Таково будет мое наследство, – добавил он со слабой усмешкой.

– Он теперь в ФБР, – вклинилась Джеймисон. – Берлингтон и ваше дело в его епархию больше не входят.

Хокинс растерянно развел руками.

– Я слышал, ты ратуешь за правду, Декер. Неужели я ослышался? Если так, то жаль: такой долгий путь проделан впустую.

Не услышав ответа, Хокинс вынул клочок бумаги.

– Я буду в городе еще два дня. Вот адрес. Может, свидимся, может, нет. От тебя зависит. Но если не придешь, то на тебе повиснет здоровенный хер с того света.

Декер взял бумажку, по-прежнему не говоря ни слова.

Хокинс взглянул на два одинаковых надгробия.

– Ланкастер рассказывала мне о твоей семье. Рад, что ты нашел их убийцу. Но полагаю, что ты так и живешь с ощущением вины, хотя на тебе ее нет. Мне это, черт возьми, понятно, как никому другому.

Хокинс повернулся и, удаляясь, медленно побрел между могилами, пока темнота не поглотила его целиком.

Джеймисон резко повернулась к Декеру:

– Ладно. Пускай я ничего об этой истории не знаю, но все равно бред сивой кобылы. Он просто дразнит тебя, бередя чувство вины. Не могу поверить, чтобы этот тип просто так явился сюда и подлез, улучив момент, когда ты пытался… увидеться со своей семьей.

Декер опустил взгляд на листок бумаги. По лицу было ясно, что душу ему бередит некое сомнение.

Джеймисон наблюдала с безропотным видом.

– Ты, наверное, думаешь с ним увидеться?

– Нет. Пока не повидаюсь еще кое с кем.

Глава 2

Декер одиноко стоял на крыльце. Джеймисон он попросил с ним не ехать. Этот визит лучше было совершить в одиночку по ряду причин.

На этом полувековом двухуровневом ранчо ему помнился каждый дюйм. Не только из-за фотографической памяти, но и потому, что этот дом был почти точной копией того, в котором он сам когда-то жил со своей семьей.

Мэри Ланкастер, ее муж Эрл и дочь Сэнди жили здесь с той поры, как Ланкастер начала службу в полиции Берлингтона, в той же должности, что и Декер. Эрл был подрядчиком, но работал с перерывами из-за того, что Сэнди была ребенком с особенностями, а значит, требовала много родительского времени и внимания. Так что Мэри долгое время была в семье главной добытчицей.

Декер подошел к двери. Еще немного постояв, собирался постучать, но та открылась сама.

На пороге стояла Мэри в линялых джинсах, алой толстовке и темно-синих кроссовках. Когда-то волосы у нее были светло-русыми. Теперь пегие седины неопрятно свисали ей на плечи. В одной руке у нее тлела сигарета, пуская нитку дыма вверх по худому бедру. Лицо в сети мелких морщинок, как увеличенный отпечаток пальца. С Декером она была одного возраста, но выглядела на десяток лет старше.

– Надо же. Я как чувствовала: сегодня вечером повидаемся, – скрипнула она сипотцой курильщицы. – Входи давай.

Он тайком глянул, не подрагивает ли у нее левая рука (раньше Мэри сжимала ею пистолет). Вроде незаметно.

«Ладно, в целом неплохо».

Мэри Ланкастер повернулась, и он, прикрыв дверь, вслед за ней последовал в дом. Учитывая разницу в росте, Мэри напоминала буксир, ведущий грузовое судно к причалу. Или же на скалы, в зависимости от того, как все обернется. Исход пока неясен.

От глаза не укрывалось и то, что Ланкастер, и так-то худая, сейчас смотрелась еще более изнуренно. Мослы под свободной одеждой торчали угловато, будто туда засунули несколько вешалок.

– Что, жвачка перестала действовать? – поинтересовался он, глядя на огонек сигареты.

Они сидели в гостиной – небольшом пространстве, тесноватом из-за наваленных игрушек, стопок журналов и газет, каких-то коробок (чего здесь только не было, хлама хоть отбавляй). Собственно, ее дом никогда не отличался ухоженностью. Незадолго до отъезда Декера Ланкастеры обзавелись домработницей, но это, видимо, породило целый ряд новых неурядиц. И тогда супруги, вероятно, решили, что лучше жить запинаясь о вещи – неопрятно, зато привычно.

Мэри затянулась своим «Кэмелом» и пустила ноздрями синеватые струйки дыма.

– Так, позволяю себе раз в день, примерно в это время, и только когда Эрла с Сэнди нет дома. А потом освежителем все насквозь пропшикиваю.

На попытке сделать глубокий вдох Декер закашлялся.

– Пшикать надо понадежней.

– Я так понимаю, тебя нашел Мерил Хокинс?

Декер кивнул:

– Сказал, что это ты ему сообщила, где я нахожусь.

– Ну да. А что?

– Не очень красиво с твоей стороны. Ты же знаешь, зачем я приехал в город. И предупредил тебя заранее.

Мэри Ланкастер откинулась на спинку кресла и ногтем поскребла пятнышко на коже.

– Сказала не с бухты-барахты, поверь. И потом, тебе самому могло быть интересно.

– Хокинс еще сказал, что ты ему поверила.

– Ну, здесь он загнул. Я лишь сказала, что понимаю его точку зрения.

– В чем же это понимание?

– Зачем ему, по-твоему, возвращаться сюда полуживым и с просьбой обелить его имя, если на нем действительно была вина?

– Причина на ум приходит одна: потешить самолюбие.

Сделав затяжку, она качнула головой:

– Я так не считаю. Когда близится конец, мыслить начинаешь по-другому. Дорожить каждой минутой.

Декер оглядел открытые картонные коробки.

– Вы тут что, съезжаете?

– Может статься.

– Что значит «может»? Переезжаете или нет?

Мэри Ланкастер пожала плечами:

– Назови мне место, где жить хорошо.

– А в Берлингтоне жить уже невмоготу?

– Здесь все как было.

– Безработица по стране вроде идет на убыль.

– У нас работы за доллар в час тоже завались. Если ты можешь прожить на двадцать тысяч в год, флаг тебе в руки.

– А где Эрл и Сэнди?

– Уехали по учебным делам. Эрл здесь больший спец, чем я. Работа последнее время просто кошмар. Гнусные времена порождают гнусные преступления. Много связанного с наркотой.

– Да, я в курсе. Почему, интересно, к тебе заявился Хокинс?

– Мы ж с тобой работали над этим делом вместе. Наше первое расследование убийства.

– Когда именно он вышел? И он что, действительно смертельно болен? По виду определенно да.

– В участок он притащился два дня назад. Меня как током ударило. Я сначала подумала, что он сбежал или что-нибудь в этом роде. Росссказней его не послушала, а моментально связалась с тюрьмой. Оказалось, насчет онкологии все правда. И про освобождение тоже.

– То есть они могут запросто выбрасывать смертельно больных, чтобы те подыхали сами?

– Видимо, некоторые считают это хорошей тактикой сокращения расходов.

– Он мне сказал, что пробудет в городе еще пару дней. Остановился в «Резиденс Инн».

– Там, где раньше жил ты.

– Ему бы не мешало малость откормиться в буфете, но сомневаюсь, что у него есть аппетит. А обходится, говорит, в основном наркотой, что добывает на улице.

– Печальное положение дел.

– Он хочет встретиться со мной снова.

---