Читать онлайн «Чисто британское убийство»

Убийство багровой нитью проходит сквозь бесцветную пряжу жизни, и наш долг – распутать эту нить, отделить ее и обнажить дюйм за дюймом^[1].

Шерлок Холмс

Lucy Worsley

A VERY BRITISH MURDER

Text © Lucy Worsley 2013

This book is published to accompany the television series entitled A Very British Murder, first broadcast on BBC4 in 2013.

Published in the Russian language by arrangement with BBC Books, an imprint of Ebury Publishing and Synopsis Literary Agency

Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2020

© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2020.

Введение

Воскресный день, по преимуществу предвоенный. Забравшись с ногами на диван, водрузив на нос очки, вы раскрываете The News of the World. Чашка крепкого буро-коричневого чая создает верный настрой. Мягкие диванные подушки, уютно потрескивающий в камине огонь. Теплая, чуть затхлая атмосфера. О чем хочется почитать в такой отраднейшей обстановке? Конечно же, об убийствах!

Джордж Оруэлл. Закат английского убийства (1946)

В эссе «Закат английского убийства» Джордж Оруэлл описывает наиболее убедительный и привычный нам тип убийцы – в идеале это адвокат или доктор, глава местных консерваторов или непримиримый борец за трезвый образ жизни. К преступлению его приводит страсть к секретарше, но основной побудительной причиной становится страх общественного осуждения: ему легче отравить собственную жену, чем перенести скандал развода с ней. Архетип убийцы, по Оруэллу, – маленький человек, заблудший, но тихий и респектабельный, весьма похожий на доктора Криппена^[2].

Но так было не всегда. В конце XVIII – начале XIX века убийца представал в глазах публики фигурой скорее героической, окруженной неким романтическим ореолом, – благородным разбойником или же, возможно, харизматичным заядлым преступником, раскаивающимся на эшафоте. Нередко таких преступников удавалось лицезреть собственными глазами на многолюдных и пользовавшихся особой популярностью в народе публичных казнях. Напротив, в наши дни излюбленный тип воображаемого преступника – фигура куда менее уютная и вполне устрашающая, никак не вписывающаяся в картину Оруэлла. Романные преступники теперь – это психопатичные серийные убийцы и отрицающие все и вся нигилисты, совершающие преступления немотивированные и оттого более страшные.

Моя книга – не о реальных убийцах и посвящена не истории преступлений, хотя в ходе повествования мы неизбежно будем этого касаться. Я собираюсь исследовать то удовольствие, с каким британцы воспринимают, поглощают и усваивают идею убийства как такового, – явление, возникшее в начале XIX века и сохранившееся по сей день.

Соответственно ставим мы и временные рамки, ознаменовывать которые призваны писатели. Начнем мы с Томаса Де Квинси, писателя Георгианской эпохи, автора эссе «Убийство как одно из изящных искусств». Источником вдохновения ему послужили относящиеся к 1811 году так называемые убийства на Рэтклиффской дороге, положившие начало мрачной связи между живописаниями убийств и взлетом газетных тиражей. Закончим же книгу мы, обратившись к эссе Оруэлла, в котором он сокрушается о падении «качества» британских убийств и распространенности преступника иного рода – более жестокого, пренебрегающего хорошими манерами, преступника «американизированного». Оба писателя, разумеется, рассматривают наслаждение убийством, смакование его как повод для сатиры и в то же время как дело прибыльное и коммерчески весьма успешное.

В Викторианскую эпоху чем дальше, тем больше популярность приобретали биографии убийц. В 1849 году целых два с половиной миллиона читателей соблазнились покупкой скоропалительно состряпанных «подлинных мемуаров» Марии Мэннинг, «леди Макбет из Бермондси», причастной к убийству собственного любовника, чье тело они с мужем погребли под полом кухни. В разгар холерной эпидемии все умы занимала история Мэннинг. Казнь ее собрала толпы зрителей, в числе которых был и Чарльз Диккенс, ужаснувшийся увиденному и тем не менее использовавший Марию в качестве прототипа убийцы в своем «Холодном доме».

Казнь Марии Мэннинг – один из последних случаев, когда публичному лишению жизни через повешение подверглась женщина. Впоследствии публика могла лицезреть фигуры убийц в псевдонаучном Кабинете сравнительной физиогномики, известном также как Комната ужасов Музея мадам Тюссо. До сих пор можно наблюдать сцены знаменитых преступлений в представлениях уличного театра, на лондонских подмостках, в спектаклях театра кукол. Убийства превратились в предмет купли-продажи, как, например, мои любимые керамические фигурки в виде домов, ставших местом громких убийств.

Собирая материал для книги, я одновременно снимала телесериал на ту же тему, с особенным удовольствием запечатлевая причудливые и разнообразные артефакты, порожденные интересом общества потребления к убийству и откликом на него. Со странным трепетом вертела я в руках весы, на которых отмерял дозу опиума пристрастившийся к нему Томас Де Квинси. Вторично лишала жизни Марию Мартен, дочь кротолова из Саффолка, погребенную в 1828 году в амбаре под слоем зерна, когда в Музее Виктории и Альберта приводила в движение марионеток XIX века, изображавших Марию и ее убийцу Уильяма Кордера. С особым мрачным волнением прикасалась я к подлинному скальпу Кордера и его сморщенному уху. Экспонат был выставлен на всеобщее обозрение с самого дня казни и по сей день хранится в музее Бери-Сент-Эдмундса. Незабываемым впечатлением стал для меня тот момент, когда, оказавшись в Комнате ужасов в нерабочее время, я вблизи увидела восковую фигуру доктора Криппена, извлеченную из своей ниши, и смогла заглянуть ей в глаза. Такие переживания будоражат, потрясают и дарят ни с чем не сравнимое истинное волнение.

Выход на авансцену массовой культуры образа убийцы как в зеркале отразился в возросшей популярности личности детектива. Встречали его, а впоследствии и ее с подозрительностью, вызванной бытующим смутным представлением о том, что негоже британцу шпионить за людьми. Постепенно общество научилось полагаться на мастерство профессиональных следователей и ценить их работу, но симпатии авторов романов остаются на стороне сыщиков-любителей. Мне особенно симпатичен тип девушки, выросшей в убеждении, что именно ей суждено стать живым воплощением Гарриет Вейн из романов, где действует лорд Питер Уимзи. Использование образа женщины-ищейки позволяло авторам романов разрушать всевозможные табу и выводить своих героев за рамки привычных классовых и бытовых ограничений. Женщины-детективы выслеживали подозреваемых, скрываясь под масками, шпионили и, употребив природный ум, исправляли ошибки следствия. В Викторианскую эпоху женщины-преступницы, реальные и выдуманные авторами романов, служили примером страстей и чаяний, не находящих выражения в обществе.

В настоящее время совершенно очевидно, что «искусство» убивать, каким предстает оно в театре, песнях, рассказах, романах и газетных статьях, отражает подспудные страхи общества перед темными его задворками. Рэтклиффские убийства были сопряжены со страхом перед разрастанием городов, угрозой проникновения чуждого уклада и злодеяниями хищника-отщепенца на плохо освещенных окраинных улицах. Но по мере того как шел и мужал век девятнадцатый, убийство получило распространение уже и в среде городской буржуазии. Изобретение разных видов ядов и возникновение таких сфер деятельности, как, например, страхование жизни, предоставляли широкие возможности (и новые мотивы) для совершения преступлений. Шерлока Холмса мы привычно рисуем себе в свете газовых фонарей и ассоциируем с двухколесными экипажами и притонами курильщиков опиума, в то время как множество раз дела, которыми он занимался, вписывали его фигуру в антураж Лезерхеда, Эшера или Оксшота, усадеб, именовавшихся «Глициниевая сторожка», «Чилтернская мыза» или «Мирты», и, чтобы раскрыть преступление, ему нередко требовалось покинуть Бейкер-стрит и Лондон и отправиться в провинцию на поезде.

В начале XIX века убийцы из среды зажиточного сословия могли рассчитывать на то, что почтение, испытываемое властями к самому их статусу, убережет их и от закона. Но Викторианская эпоха все чаще видит убийц – мужчин и женщин из средних слоев общества – пойманными и изобличенными. И чем дальше, тем больше именно они – так заботящиеся о том, чтобы сохранить видимость респектабельности, – становятся героями произведений Агаты Кристи, Дороти Ли Сэйерс, Марджери Аллингем, Найо Марш и других великих создателей детективов начала XX столетия.

Их мир – это патриархальный и упорядоченный уклад загородных усадеб и коттеджей, населенных читателями The Daily Mail. В почву этого узкого мирка творцы золотого века детектива бросали семена страсти и насилия. На сцену этого легкого чтива, расходившегося тиражами в десятки тысяч экземпляров, выходил герой-сыщик; он убирал с глаз долой труп, раскрывал тайну преступления, наказывал зло и старательно подчищал и сводил на нет все нестыковки. В годы, последовавшие за Первой мировой, читателям требовались сюжеты скорее усыпляющие, умиротворяющие, нежели будоражащие, – испытывать ужас люди не желали и в дополнительных стимулах для этого не нуждались.