Лучше всего было бы выйти замуж за кого-нибудь богатого и почти не бывающего дома. К величайшему негодованию обезумевших толп активных женщин, которые окружали ее, Адель мечтала бездельничать в большом доме, заботясь только о том, чтобы быть красивой к приходу мужа. Вот было бы чудесно, если бы ей платили за умение развлекать мужчин.

Ее муж хорошо зарабатывал. С тех пор, как он получил должность лечащего врача-гастроэнтеролога в больнице имени Жоржа Помпиду, дежурства и замены только множились. Они часто ездили в отпуск и снимали большую квартиру в «шикарном Восемнадцатом округе». Адель была избалованной, а муж гордился ее независимостью. Но она считала, что этого недостаточно. Что это мелкая, жалкая жизнь без всякого размаха. Их деньги пахли работой, потом и долгими ночами в больнице. У них был привкус упреков и дурного настроения. Они не позволяли ей ни праздности, ни пороков.

В газету Адель попала по блату. Ришар дружил с сыном главного редактора и попросил за нее. Это ее не смутило. Так у всех. Сначала она хотела быть на высоте. Ее воодушевляла мысль понравиться шефу и поразить его деловой хваткой и находчивостью. И она проявила увлеченность и нахальство, добилась интервью, о которых никто в редакции не смел и мечтать. Потом она поняла, что Сирил – тупица, который в жизни не прочел ни одной книги и неспособен оценить ее талант. Начала презирать коллег, топивших в рюмке напрасные амбиции. В конце концов она возненавидела свою профессию, этот офис, этот монитор, всю эту идиотскую показуху. Она больше не желала по десять раз звонить министрам, которые грубо перебивали ее, а потом цедили пару фраз, пустых, как сама скука. Ей было стыдно разливаться соловьем, чтобы завоевать расположение пресс-секретаря. Единственное, что имело значение, – свобода, которую давала ей профессия журналиста. Пусть она и мало зарабатывала, зато могла путешествовать. Могла исчезать, выдумывать тайные встречи и не нуждаться в оправданиях.

Адель никому не стала звонить. Она открыла новый документ и приготовилась писать. Сочиняла цитаты из источников, не пожелавших назвать себя, лучших, какие она только знала. «Источник, приближенный к правительству», «завсегдатай кулуаров власти». Она находила завлекательные формулировки, добавляла немного юмора, чтобы развлечь читателя, все еще верящего, что он обратился сюда за информацией. Читала статьи по теме, делала резюме, копировала и вставляла. Все это заняло меньше часа.

– Держи свой текст, Сирил! – крикнула она, надевая пальто. – Пойду пообедаю, вернусь – обсудим.

Улица посерела и словно застыла от холода. Лица прохожих осунулись, кожа приобрела землистый оттенок. Тянуло вернуться домой и лечь спать. Бездомный перед магазином «Монопри» выпил больше обычного. Он спал на вентиляционной решетке. Штаны были спущены, виднелась спина и покрытые коростой ягодицы. Адель и ее коллеги вошли в забегаловку с немытым полом, и, как всегда, Бертран чересчур громко произнес: «Обещали же, что больше сюда не пойдем, тут хозяин – активист Национального фронта».

И все же они продолжали туда ходить из-за камина и хорошего соотношения цены и качества. Чтобы не заскучать, Адель завела беседу. Она припоминала бесконечные байки, извлекала на свет старые сплетни, расспрашивала коллег, какие у них планы на Рождество. Пришел официант принимать заказ. Когда он спросил, что они будут пить, Адель предложила взять вина. Коллеги вяло замотали головами, заставили себя упрашивать, уверяя, что у них нет денег и вообще не стоит. «Я угощаю», – объявила Адель, хотя на ее банковском счете шаром покати, а ее саму коллеги не угостили ни разу в жизни. Плевать. Сейчас бал правит она. Она угощает, и теперь, после бокала «Сент-Эстефа», в запахе горящего камина, ей кажется, что они любят ее и обязаны ей.

Когда они ушли из ресторана, была половина четвертого. Они чувствовали себя немного сонными после вина, слишком обильной пищи и камина, от которого волосы и одежда пропахли дымом. Адель взяла под руку Лорана, работавшего в офисе напротив. Он высокий и худой, а когда улыбается, дешевые вставные зубы делают его похожим на лошадь.

В опен-спейсе никто не работал. Журналисты дремали за мониторами. Некоторые, сбившись в группки, спорили в глубине зала. Бертран поддразнивал молоденькую стажерку, имевшую неосторожность одеться как старлетка пятидесятых годов. На подоконниках охлаждались бутылки шампанского. Все ждали подходящего момента, чтобы напиться вдали от семьи и от близких друзей. Рождественская пьянка в газете – это традиция. Мгновение запланированного разгула, когда надо зайти так далеко, как только можешь, показать истинное лицо коллегам, с которыми с завтрашнего дня будешь поддерживать чисто деловые отношения.

Никто в редакции этого не знает, но в прошлом году рождественская вечеринка для Адель достигла апогея. За одну ночь она воплотила в жизнь свою эротическую фантазию и лишилась всех карьерных амбиций. Она переспала с Сирилом в зале заседаний редколлегии, на длинном черном лакированном столе. Они много выпили. Весь вечер она провела рядом с ним, смеялась над его шутками и пользовалась любым моментом, когда они оставались наедине, чтобы устремить на него робкий взгляд, полный бесконечной нежности. Она притворилась, что он одновременно ужасно впечатляет и ужасно притягивает ее. Он рассказал, что подумал о ней, когда впервые ее увидел:

– Ты мне показалась такой хрупкой, такой робкой и благовоспитанной…

– Ты хочешь сказать – слегка зажатой?

– Да, наверное.

Она быстро, как ящерка, высунула язык. Он был потрясен. Зал редакции опустел, и, пока остальные убирали разбросанные стаканчики и окурки, они скрылись в зале заседаний этажом выше. Они набросились друг на друга. Адель расстегнула рубашку Сирила, казавшегося ей таким красивым, пока он оставался лишь ее шефом и в некотором роде находился для нее под запретом. Но здесь, на черном лакированном столе, он оказался пузатым и неловким. «Я перебрал», – сказал он, извиняясь за вялый стояк. Повернулся на спину, запустил руку в волосы Адель и сунул ее голову себе между ног. Когда его член оказался у нее в глотке, она подавила желание блевануть и укусить его.

А ведь она хотела его. Рано просыпалась по утрам, чтобы привести себя в порядок, выбрать новое платье, надеясь, что Сирил посмотрит на нее, а если будет в настроении, скажет сдержанный комплимент. Сдавала статьи раньше срока, предлагала репортажи с конца света, приносила в его кабинет решения и никогда не приносила проблем, и все только для того, чтобы ему понравиться.

Ну и зачем работать, когда она его уже трахнула?

В этот вечер Адель держалась от Сирила подальше. Конечно, она подозревала, что он на что-то рассчитывает, но их отношения стали крайне прохладными. Ее взбесили идиотские сообщения, которые он слал ей в последующие дни. И она лишь пожала плечами, когда он робко предложил ей как-нибудь поужинать в ресторане. «Зачем? Я замужем, ты женат. Тебе не кажется, что мы будем только мучить друг друга?»

На этот раз Адель надеялась не промахнуться. Она шутила с Бертраном, который подливал ей вина и в энный раз подробно описывал свою коллекцию японской манги. Похоже, он только что выкурил косяк – глаза красные, изо рта пахнет еще резче и кислее, чем обычно. Адель держалась любезно. Она притворилась, что ей приятно общество жирной документалистки, которая сегодня позволила себе улыбнуться, хотя обычно из ее рта исходили только хрипы и вздохи. Адель чувствовала себя разгоряченной. Шампанское лилось рекой – спасибо тому политику, которому Сирил посвятил хвалебную статью на первой полосе. Адель не сиделось на месте. Она чувствовала себя красивой и не желала и думать, что ее красота окажется бессильной, что ее веселье ни к чему не приведет.

– Вы же не собираетесь уходить? Пойдем прогуляемся! Ну давайте… – умоляла она Лорана, глядя на него сияющими глазами, с таким воодушевлением, что отказывать ей было бы просто жестоко.

– Ребята, вы как? – спросил Лоран у трех журналистов, с которыми перед этим беседовал.

* * *

В утреннем полумраке за окном виднелись сиреневые облака. Адель смотрела на обнаженного мужчину. Зарывшись лицом в подушку, он спал глубоким сытым сном. С тем же успехом он мог быть мертв, как те насекомые, которых соитие убивает.

Адель выбралась из постели, скрестив руки на обнаженной груди. Поправила одеяло на спящей фигуре, свернувшейся клубком, чтобы согреться. Она не спросила, сколько ему лет. Судя по его гладкой жирной коже, комнатушке под самой крышей, куда он ее привел, меньше, чем он говорил. Коротконогий, с бабьей задницей.

Холодный рассвет озарял неубранную комнату. Адель оделась. Не стоило ей идти с ним. Еще когда он поцеловал ее, прильнув мягкими губами к ее рту, она поняла, что ошиблась. Ему ее не наполнить. Надо было сбежать. Найти оправдание, чтобы не подниматься в эту мансарду. Сказать: «Мы вроде и так неплохо провели время?» Молча уйти из бара, не поддаваться этим цепким рукам, остекленевшему взгляду и несвежему дыханию.

Ей не хватило смелости.

Нетвердым шагом они поднялись по лестнице. С каждой ступенькой волшебство рассеивалось, радостное опьянение уступало место тошноте. Он начал раздеваться. Оставшись один на один с банальностью застежки-молнии, прозой пары носков и неловкими движениями пьяного юнца, она почувствовала, как сжимается ее сердце. Хотелось сказать: «Перестань, замолчи, я уже ничего не хочу». Но отступать было поздно.

---