Стряхивая наваждение, Эля вновь подняла глаза, стараясь не замечать бешено колотящегося сердца:

– Спасибо, вы спасли мне жизнь, – она отступила на шаг, с удивлением отмечая, что мужчина по-прежнему крепко сжимает ее локоть. Спохватившись, он отпустил девушку:

– Извините. Кажется, я испугался куда больше вас.

– Все равно, я очень благодарна. Но мне действительно пора.

– Что ж, не смею задерживать, – он слегка поклонился и, подарив на прощание долгий взгляд, растворился в толпе.

Держась поближе к лавкам, пестревшим яркими вывесками, Эллия поспешила уйти, но незнакомец никак не выходил у нее из головы, будоража взглядом золотисто-рыжих глаз и веселой улыбкой, а в ушах, мешая связно думать, продолжал звучать чуть насмешливый голос. Разозлившись на себя, Эля усилием воли прогнала непрошеные мысли и сосредоточилась на цели своей вылазки.

Базарная площадь гудела как растревоженный улей, встретив девушку неумолкающим ни на минуту гулом и пестрыми красками. В толпе сновали шустрые мальчишки-карманники, выглядывая зазевавшихся покупателей и оставленный без присмотра товар; смешливые служанки, весело щебеча, выбирали спелые помидоры на заваленных овощами и фруктами прилавках; степенные матроны, сопровождающие молоденьких барышень, снисходительно наблюдали, как те, привлеченные яркими тканями, щупают все подряд, мечтательно закатывая глазки. Со всех сторон доносились голоса азартно торгующихся покупателей и торговцев, но весь этот шум перекрывали визгливые выкрики нанятых зазывал.

Ловко избегая столкновений, Эллия пробиралась туда, откуда по рыночной площади разносились аппетитные запахи запеченного на гриле мяса с пряными специями, выпечки и жареных каштанов. Тут же торговали гипокрасом^[1], медовым элем и ягодными соками.

Заплатив серебрушку за ломоть свежевыпеченного хлеба, пару сочных колбасок и кружку кисловатого вишневого сока, девушка присела на лавку, внимательно прислушиваясь к разговорам.

– …а барин-то, барин! Вот проныра! Своего не упустит! – похохатывая, обсуждали хозяина трое простоватого вида мужиков за кружками эля.

– …я же говорила, не стоит брать эти яблоки! – ворчала пожилая дама. – Сплошное гнилье! Кто нам вернет деньги?

Подхватывая губами стекающий по пальцам мясной сок, Эля отметала обычные сплетни, когда ее внимание привлекло имя барона Кориуса.

– Я тебе говорю, барон что-то недоброе задумал. Видел, как он на Янинку смотрит? Взгляд такой масляный, противный.

– Да-да, я тоже заметил: как приедет, так и норовит сиротку подловить, а та, бедняжка, и возразить боится, да при графе молчит, стыдится. Хозяин-то хоть и стар, да крут. Осадил бы мерзавца. Да как скажешь, в хозяйские дела нам лезть негоже.

– Прав ты, но ведь жалко, сгубит ее Кориус.

Осторожно, стараясь не привлекать внимания, она повернула голову и взглянула на говоривших. Сбоку от девушки, пристроившись за грубым столиком, сидели двое мужчин лет пятидесяти – пятидесяти пяти.

Запомнив на всякий случай внешность собеседников и отложив сказанное ими в памяти, чтобы обдумать позже, девушка продолжила прислушиваться к разговору, но графские слуги уже сменили тему на хозяйственные проблемы усадьбы. Решив, что здесь больше нечего делать, она допила сок и вернула кружку улыбчивому торговцу.

Побродив по площади и потолкавшись среди праздно шатающейся толпы, Эля для вида наполнила свою корзинку спелыми грушами и золотистыми персиками. Так и не услышав ничего интересного, она только направилась к выходу, как от хлебного ряда раздался визгливый крик:

– Держите его! Вора держите! Стой, гаденыш! – потрясая мясистым кулаком, в ее сторону, смешно переваливаясь, торопился толстый торговец, а впереди него, уворачиваясь от протянутых рук, мчался паренек лет двенадцати, обеими руками прижимая к животу украденный каравай. Чумазое лицо искажало неподдельное отчаянье, и Эллия, недолго думая, дождалась, когда мальчишка проскользнет мимо нее, и словно невзначай заступила дорогу толстяку. Он тут же налетел на девушку, не сумев сменить направление, и выбил из ее рук корзинку с фруктами. Персики с грушами взлетели в воздух, рассыпаясь под ногами отпрянувших зевак.

– Ой, что же это делается! – схватившись за голову, запричитала Эллия, краем глаза наблюдая, как паренек на мгновение обернулся и, воспользовавшись суматохой, скрылся в толпе. – Что же я хозяйке скажу?! – Притворно разрыдавшись, девушка бросилась поднимать испорченные фрукты, продолжая спектакль: – Она же меня на конюшне выпороть велит!

Выпрямившись, Эля, изо всех сил сдерживая смех, отчего на ресницах и впрямь заблестели слезы, наступала на торговца:

– Что мне теперь делать?! – ее глаза гневно сверкали. – Ты рассыпал – плати! Или я стражу позову!

– Уйди, девка! – оттолкнул ее толстяк и с досадой сплюнул под ноги. – Из-за тебя поганца упустил. Топай себе подобру-поздорову!

Отпрянув как будто в испуге, девушка подхватила пустую корзинку и, вытирая глаза, поспешила прочь, качая головой и причитая о скорой на расправу хозяйке. Толпа, жадная до чужого горя, расступилась и тут же сомкнулась за ее спиной, отрезая девушку от разозленного торговца.

Удовлетворенно улыбнувшись, Эля выбралась с базарной площади и, избегая оживленных улиц, вернулась домой.

В провинции Сам-Рион сумерки наступали рано. Именно в это время местная знать устраивала пышные приемы, молодые бездельники посещали увеселительные заведения, а обитатели городского дна покидали свои норы, торопясь поживиться за счет подвыпивших одиночек. Но среди этого сброда попадались и куда более темные личности.

Эллия по праву считалась одной из лучших в своем ремесле. Те, кто знал о ее репутации, относились к ней с уважительным опасением, а остальные просто боялись. Вот уже третий год как за ее голову была назначена щедрая королевская награда, но не нашелся еще тот смельчак, который решился бы предать ее, зная, что Анде^[2] – под этим именем ее знали – найдет возможность отомстить предателю.

До темноты девушка успела смыть с кожи затемняющий раствор и переодеться. Костюм темно-бурого цвета из эластичной ткани, делавший наемницу практически невидимой в темноте, плотно облегал обманчиво-хрупкую фигурку с узкими бедрами и небольшой грудью, подчеркивая тонкую талию и длинные стройные ноги. Довершали образ высокие мягкие сапоги, перчатки и маска.

Арбалет занял свое место в заплечных ремнях, устроенных так, чтобы оружие вынималось мгновенным движением, колчан с короткими болтами удобно пристроился на бедре девушки, по соседству с острым кинжалом в простых, ничем не украшенных ножнах.

Эля набросила на голову капюшон, скрывая стянутые в тугую косу волосы, и, отодвинув доску, выскользнула во двор. Путь до поместья графа предстоял неблизкий, и девушка направилась в конюшню за чертой города, хозяин которой умел держать язык за зубами и за умеренную плату разрешал пользоваться лошадьми.

Оседлав вороного, Эллия с наслаждением отдалась стремительному галопу, пригибаясь к шее жеребца, позволяя ему самому выбирать дорогу, лишь легким натяжением узды меняя бег в нужном направлении.

Вскоре на горизонте показались графские угодья. Оставив вороного в примыкающем к усадьбе лесу, Эля неслышной тенью прокралась в сад, перемахнув невысокую изгородь, и, прислушиваясь к ночным звукам, крадучись направилась к распахнутым окнам. Где-то на другой стороне лениво забрехали собаки, заставив девушку настороженно замереть на месте, но через минуту затихли.

Заглянув в окно, Анде сквозь неплотно задернутые шторы увидела многочисленные книжные шкафы, заполненные стройными рядами книг, удобное кресло и развалившегося в нем старого графа. Невысокий, сохранивший подтянутую фигуру, с приятными чертами тронутого старостью лица, он с первого взгляда располагал к себе. В короткой седой бороде тонула улыбка, неуловимо освещая темно-серые глаза в окружении тонких лучиков морщинок. Мужчина держал на коленях раскрытую книгу и увлеченно читал.

В следующую минуту дверь библиотеки отворилась и в комнату вошла девушка лет пятнадцати, с рыжевато-каштановыми волосами, мягкими локонами, обрамляющими милое личико, с тоненькой фигуркой, едва-едва начинающей расцветать первой женской красотой. Подойдя к креслу, она наклонилась и поцеловала старика в щеку:

– Дядюшка, я посижу с вами. Вечер такой душный, мне совсем не спится.

– Конечно, милая, я всегда рад твоему обществу, – граф похлопал по задержавшейся на его плече тоненькой ладошке. – Садись, почитай старику.

– И вовсе вы не старик! – в нежном голосе девочки послышалось искреннее возмущение.

Рассмеявшись, мужчина протянул воспитаннице книгу. Девушка взяла ее и, забравшись с ногами в соседнее кресло, начала читать с того места, где граф остановился. Это оказался исторический роман о войне двух рас – эльфов и демонов, закончившейся хрупким перемирием, длящимся до сих пор.

Постояв пару минут и убедившись, что библиотеку пока никто покидать не собирается, Эллия обошла дом и залезла внутрь через открытое окно гостиной. Прячась от немногочисленных слуг, она запомнила расположение комнат, отыскала покои графа, заглянула в рабочий кабинет и, никем не замеченная, выбралась обратно в сад. Стараясь держаться как можно дальше от псарни, Анде изучила пути отхода и вернулась к вороному. На сегодня ее задача была выполнена.