Что еще хуже, взявшийся за перевод «Анналов» на английский инженер-артиллерист и математик Роберт Нортон, в год кончины Елизаветы едва достигший совершеннолетия, – ничтоже сумняшеся подверг текст множественным искажениям. Однако перевод этот снискал популярность у читателей, и в наши дни именно он наиболее известен. В период с 1630 по 1635 год, когда противники монархии впервые стали всерьез оспаривать право короля Карла I на верховную власть, Нортон делал многочисленные приписки во всех трех последовательно выходивших англоязычных изданиях Кэмдена, в работе над которыми он принимал участие. Переводчик почти не скрывает намерения воспользоваться личностью Елизаветы как дубиной, чтобы охаживать ею наследников Стюартов. Он присочиняет новые легенды, в основном о якобы имевших место случаях спонтанного излияния народной любви и преданности «доброй королеве Бесс»: верные подданные ее, читаешь, «всякий раз, как ни появлялась королева, стремились к ней, толпясь, дабы благословиться лицезрением славного лика ее»^[6].

Когда в 1837 году на престол вступает королева Виктория, оказывается, что елизаветинские биографы той эпохи апокрифический материал заучили твердо. В их работах королева предстает в слепяще лестном свете. Так, Елизавета якобы стремилась примирить разделенный религиозным расколом народ, что ознаменовалось принятием соответствующих законов в 1559 году, встреченных повсеместным одобрением (такую картину рисовали биографы-викторианцы). Огневласая, горячего нрава героиня, определившая судьбу Англии, она единолично предпринимала смелые шаги, на которые не отваживались ее советники. Правительница, при которой искусство Англии пережило небывалый расцвет, сама стала олицетворением культуры своей эпохи и предпочла прожить жизнь «королевы-девственницы», быть «обручницей своего царства» (как говаривали елизаветинские пропагандисты). Тем самым она презрела личное ради благополучия народа, который так любила.

Воззрения викторианцев без стеснения перенял уже в XX веке сэр Джон Нил. Он вполне сознательно ставил своей целью писать историю жизни Елизаветы так, чтобы она заслужила внимание публики. В результате в 1934 году выходит и становится классической работа «Королева Елизавета», оказавшая большое влияние на последующих исследователей. В англоговорящих странах она разошлась миллионными тиражами – ею зачитывалось не одно поколение. Изображенная Нилом Елизавета всемогуща, всевидяща, всемерно благородна. Общение с подданными давалось ей легко и непринужденно – автор как будто не замечает, что Елизавета, будучи правителем-женщиной, должна была столкнуться с рядом трудностей. Так и была явлена публике королева, которую мы знаем по «Коронационному портрету» из Национальной портретной галереи в Лондоне. Анализ по годичным кольцам показывает, что полотно начало создаваться уже после смерти королевы, есть данные, что и лицо списывали не с нее, но эти неудобные соображения с легкостью игнорируются исследователями, готовыми тиражировать старые легенды.

Схожее прочтение истории навязывают нам и многочисленные кинематографические оды Елизавете, например «Пламя над островом» (Fire Over England; 1937) с Флорой Робсон в главной роли или сериал 1970-х годов «Елизавета: Королева английская» (Elizabeth R; 1971), в котором главную роль исполнила Гленда Джексон. Там в мирные годы правительница смогла уберечь свой народ от Религиозных войн, опустошивших целые регионы Франции, а после и Нидерландов. Когда же война дошла наконец и до английских берегов, Елизавета преобразилась в королеву-воительницу: она одержала верх над своей кузиной, католичкой Марией Стюарт^[7], королем Испании Филиппом II и папой римским, взяв под контроль и поведя в бой войска, Англиканскую церковь и самое себя. Храбрые, патриотично настроенные мореплаватели сэр Фрэнсис Дрейк и сэр Уолтер Рэли и мечтать не могли бы о превращении родины в империю с заморскими владениями, если бы не Елизавета, первый в истории Англии воистину мудрый и дальновидный правитель.

Против такого идеалистического благодушия еще в 1860-х годах восставал Джеймс Энтони Фруд. В своем труде, оставленном Нилом впоследствии без внимания, Фруд – бичеватель романтической сентиментальности – решил расставить все точки над «i». Он осмелился утверждать, что Елизавета практически с момента восшествия на престол была для страны скорее обузой. Тщеславная, не умеющая держать себя в руках, она отличалась дурным нравом, недальновидностью, нерешительностью. С главными своими советниками-мужчинами она взяла за правило постоянно спорить, а отказавшись выходить замуж и заводить детей для продолжения династии или иным образом назначить наследника, повела себя эгоистично и безответственно, поскольку этим поставила под угрозу и будущее страны, и начатый отцом процесс религиозной Реформации. В изложении Фруда Елизавета была хороша только тем, что при ней серым кардиналом служил Бёрли, ее первый министр. Только у Бёрли хватало мужества беречь королеву от самой себя. Лавры хранителя отечества должны принадлежать ему, а также его более молодому коллеге Фрэнсису Уолсингему, человеку с неизменным пером в руке, известному своей черной шапочкой, белым воротником и одержимостью в вопросах национальной безопасности.

Этот критический портрет Елизаветы исполнен блестяще и подкреплен фактами, однако и он неточен. Фруд одним из первых взял на вооружение исследовательские методы, которым и сейчас следуют лучшие его коллеги. Он провел не один год в пыльных архивах Симанкаса, Парижа и Лондона, где в ходе изучения неопубликованных государственных документов ему скоро стало ясно, сколь мало согласия в начале правления Елизаветы было между ней и ее советниками, убежденными в превосходстве своего понимания вещей. Фруд, по сути, не оставляет от репутации Елизаветы камня на камне, но при этом оказывается, что он чрезмерно упрощает реальную картину. Нельзя, однако, отрицать, насколько верно удалось ему показать огромный разрыв между устаревшими представлениями Елизаветы о монархии и религии, которые она категорически не стремилась менять, и более радикальными воззрениями ее советников-протестантов.

Как и большинство исследователей, Фруд описывает только начало правления Елизаветы – мирное время. О забытых биографами военных годах сказать ему почти нечего. Вначале он заявляет о своей непоколебимой решимости коснуться и их на страницах своего труда. За этим обещанием, однако, последовала более чем десятилетняя работа в архивах над огромным сводом документов, не только плохо каталогизированных, но порой и труднодоступных для прочтения – бо́льшую их часть с момента помещения в архив никто не трогал. В конце концов Фруд совершенно утрачивает силы и веру в себя, и последние годы правления Елизаветы в его двенадцатитомном энциклопедическом труде, посвященном династии Тюдор, попросту не рассматриваются: история кончается 1588 годом – нашествием Непобедимой армады. Результатом этого решения по сей день является следующий факт: мало кто знает, что против Елизаветы Филипп II и его сын снарядили не одну флотилию, а целых пять.

Честь восполнить пробелы выпала главе Блумсберийского кружка Литтону Стрейчи, чья любовь к написанию биографий в популярном стиле позднее вдохновила Джона Нила. Приняв эстафету от своих предшественников, Стрейчи в 1928 году выпускает книгу «Елизавета и Эссекс: трагическая история». Автор убеждает нас в том, что самые черные, самые загадочные страницы жизни Елизаветы связаны не с той опасностью, которую представляла для нее Мария Стюарт, и не с теми угрозами, что нависли над страной перед лицом агрессии католических держав Европы. Все затмила сумятица внутренних противоречий, пробужденных в Елизавете неумолимым процессом старения: «Чем более увядала ее красота, тем сильнее крепло в ней желание убедить окружающих в обратном». Королева не знала золотой середины, «ее одолевали одни лишь крайности: удивительный дух ее то казался тверже стали, то разлетался в клочья».

Эта биография писалась словно для большого экрана, и в этом смысле представляет собой настоящий шедевр, щедро приправленный фрейдизмом и остроумным юмором. Вместе с тем книга Стрейчи являет собой замечательный пример критики викторианских представлений, согласно которым незамужняя стареющая дама должна отрешиться от всего человеческого и не может нести бремя главнокомандующего в военное время. У Стрейчи, напротив, королева испытывает глубокие переживания сексуального характера. Фрустрированная, престарелая девственница, Елизавета сколь отчаянно, столь и безнадежно тщится жить вечно, для чего носит толстый слой белил, с каждым годом все более изобличающих тщетность ее стараний. Тогда, по мнению автора, и разыгрывается трагедия: государыня очаровывается молодым красавцем Робертом Деверё, вторым графом Эссексом. Стрейчи втайне лелеял надежду ступить на стезю романистики, чего ему пока не удавалось, и потому в книге мы читаем о «муке, словно призрак преследовавшей» королеву в последние годы жизни. Когда дело доходит до заигрываний правительницы с молодым возлюбленным, автор не сдерживает фантазии: «от его лести сердце королевы таяло, а стоило ей коснуться своими длинными пальцами его шеи, как все ее естество будоражило желание плоти, описать которое она была бы не в силах»^[8].