Джим Моррисон, Мэри и я. Безумно ее люблю

~ 2 ~

Через несколько дней я вижу ее на парковке у школы, она стоит у своего Volkswagen и болтает с приятелями. Вроде бы увлечена разговором, но в то же время держится как-то обособленно. Она… другая. Она смотрит по сторонам и замечает, что я за ней наблюдаю.

Еще через неделю позади меня раздается незнакомый голос: «Привет!» И в этот момент мир для меня преображается самым невероятным образом.

После обмена несколькими обычными фразами она улыбается: «Ладно, увидимся».

Наш следующий разговор немного дольше. Потом был еще один, за которым последовало: «Хочешь, выпьем кофе?»

Господи, ну конечно, хочу!

Она заезжает за мной на своем Volkswagen, и так рождается наша непринужденная дружба. Как будто я ее младший брат. Похоже, я ей нравлюсь, она мне доверяет и видит во мне что-то особенное.

– Почему же ты уехал из дома? Что ты здесь делаешь? – ей действительно интересно.

– Просто я скопил достаточно денег, чтобы добраться от Торонто до Клируотера, и вот приехал на Рождество к друзьям нашей семьи. У них дочь моего возраста, а с ее одноклассниками я познакомился, когда они приезжали в Торонто на каникулы.

Мэри внимательно слушает – это видно по ее невероятным глазам.

– Одна из ее подружек говорила, что можно будет пожить у них в летнем гостевом домике и заодно ходить вместе со всеми друзьями в местную школу. Вот я и приехал. (Моя мама была, конечно, не в восторге, но сказала, что это мое решение и мне нести за него ответственность. Будучи разведенной матерью четверых детей, она не могла себе позволить приехать и забрать меня отсюда. О чем я прекрасно знал.)

– А ты не скучаешь по своей семье? – Мэри выглядит озадаченной.

– Конечно, я скучаю по близким и друзьям, – говорю я. – То есть я очень их всех люблю. Но дома, в Торонто, в старших классах мне уже не нравилась моя школа, там совершенно не терпели таких дерзких, как я.

– Значит, ты дерзкий?

– Еще бы!

Мэри смеется и хлопает в ладоши.

– И теперь ты живешь на веранде?

Затея с летним домиком не сработала. К счастью, мне удалось устроиться бэбиситтером вместе с одной девчонкой, и родителям ребенка я приглянулся. Когда я пришел к ним в следующий раз и рассказал, что мне негде жить, они предложили поселиться у них на веранде. Взамен я приглядывал за ребенком и немного доплачивал за жилье и питание.

– Они просто супер, – делюсь я с Мэри.

Она с подозрением смотрит на меня.

– А сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

Я по уши влюблен. Она даже не подозревает, насколько я очарован ей.

Она заканчивает школу, а осенью пойдет в колледж в Сент-Питерсберге. В июне, в конце учебного года, я предупреждаю школьного секретаря о том, что в сентябре я приеду в двенадцатый класс.

На лето я возвращаюсь в Торонто. Приврав в Роял Банке насчет возраста, я заявляю, что собираюсь дальше учиться на банкира (про это я тоже соврал), и меня берут кассиром в одно из отделений в самом центре, прямо рядом с «Сэмом» – легендарным магазином пластинок[2]. Мне нравится разглядывать колоритных посетителей «Сэма», стекающихся сюда в поисках новинок рок-н-ролла, в то время как очередь к моей кассирской кабинке выглядит совсем иначе… Но надо терпеть, здесь неплохая оплата, которая даст мне возможность опять уехать.

Я думаю о приятной атмосфере во Флориде, о свободе. Мне так не хватает моих американских друзей, легкого, беззаботного существования, песчаных пляжей, пальм, сверкающих вод Мексиканского залива. Там даже в школу ходить весело. Так зачем мне оставаться на последний год в Торонто, если я могу закончить школу в солнечной Флориде?

И потом я очень скучаю по Мэри.

Мне надо вернуться в Клируотер к пятому сентября. Я смог отложить бо`льшую часть моих банковских заработков, и к тому же мне невероятно повезло: друг нашей семьи, приезжавший в Торонто на лето, возвращается на машине во Флориду в конце августа.

За три дня мы добираемся до Клируотера. Я устраиваюсь на своей веранде и сразу отправляюсь в школу – отметиться в двенадцатом классе.

– А мы как раз рассматривали папку с твоим делом и гадали, объявишься ты или нет, – говорит секретарь. – Добро пожаловать обратно в школу!

Мэри сняла крохотную квартирку в Сент-Питерсберге на время, пока будет учиться в колледже. Ее родители тем временем перебрались в Форт-Лодердэйл. Я звоню ей.

– Билли, приезжай! – радостно говорит она.

Я одалживаю машину у приятеля.

Мэри разливает чай и в очередной раз очаровывает меня. Она как Одри Хэпберн, думаю я про себя, как Холли Голайтли из «Завтрака у Тиффани». Немного необычная, ни на кого не похожая. Ее мозг всегда в работе. И вообще она будто из другого мира. Если она чего-то не знает, то ей помогает интуиция. Когда она говорит «я знаю», в ней чувствуется какая-то мудрость. Она старше и умнее меня, но между нами есть особая связь, так что наша ни на что не похожая дружба еще больше крепнет.

Я восхищаюсь ее умом. Она рассуждает о медитации и душе, о видениях. Говорит о вещах, о которых я в жизни не слышал и не думал. Говорит о своей глубокой католической вере, о писателях, теориях и концепциях. Об искусстве. У нее повсюду книги. Она знакомит меня с новой музыкой. Мэри словно порхает по своей квартирке. Когда ей что-то особенно нравится, ее смех становится музыкальным, чарующим. И лицо все будто загорается. Когда она говорит, то смотрит мне прямо в глаза.

Я просто безумно в нее влюблен.

Мэри доверяется мне. Так я узнаю, что у нее есть парень по имени Джим Моррисон – ее родственная душа. Он записался в государственный университет Флориды и теперь по выходным приезжает к ней автостопом. Поэтому в выходные я никогда ее не вижу и до сих пор не знаком с ее парнем.

Неожиданно Мэри решает покинуть Клируотер и переехать через весь штат, чтобы жить с Джимом. Моя любимая подруга уезжает.

В день отъезда я мрачнее тучи. Увижу ли я ее когда-нибудь? Мы обнимаемся.

Она говорит:

– Не грусти, малыш, все будет хорошо.

Я занимаюсь на своей веранде, когда от Мэри приходит письмо.

«Привет, Билли! Я ненадолго у родителей в Форт-Лодердейле. Почему бы тебе не приехать в гости? Вот адрес. Тут есть комната для гостей.

Целую.

Мэри».

Позже она рассказывает, что мама шептала ей на ухо: «Мэри, зачем этот парнишка к тебе приехал? Он ведь такой молодой».

Мы проводим два потрясающих дня, колеся по городу, заезжаем на самые знаменитые пляжи, катаемся вдоль каналов. На городской печати Форт-Лодердейла написано «американская Венеция». Этот образ оказался важным для меня. Годы спустя я буду размышлять о том, какую огромную роль другая, совсем не похожая на эту «американская Венеция» – городок Венис – сыграла в жизнях дорогих мне людей.

Мэри рассказывает, что они с Джимом влюблены сильнее прежнего: «Джим хочет, чтобы мы поженились». Также он хочет перевестись в киношколу Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе – UCLA. Он уже подал документы, и его приняли на второй семестр, который начнется в январе. И теперь Джим ее уговаривает: «Мы поженимся в Лос-Анджелесе, и ты будешь самой красивой невестой на свете!»

Потом он уезжает автостопом в UCLA, чтобы зарегистрироваться на факультете и приступить к занятиям. Он должен встретить Мэри в аэропорту Лос-Анджелеса, но она преподносит ему сюрприз. Верная своей свободе, Мэри погружает чемоданы в Volkswagen и едет к нему в Лос-Анджелес две с половиной тысячи миль через всю страну.

2. Джим и Мэри

«Билли, здесь столько всего творится! Джим изучает кинематографию. Я устроилась на работу в университет. Здесь повсюду тысячи и тысячи молодых людей. И потрясающие пляжи. Везде столько музыки, искусства. И свободы. Приезжай! Тебе понравится, вот увидишь. Ты сможешь жить у нас в квартире, сколько захочешь».

Перед приглашением Мэри я устоять не мог. На тот момент я находился в Канаде, учился в колледже Лойолы, и у меня успели возникнуть серьезные разногласия с деканом, которые уже зашли слишком далеко. Приглашение Мэри сулило мне новые впечатления в жизни, так что я с радостью ухватился за него.

Поездом экономкласса я преодолеваю расстояние в 2800 миль и за два с половиной дня добираюсь из Торонто до Ванкувера. Следующие 1300 миль до Лос-Анджелеса я намереваюсь путешествовать на попутках.

Многие любят бесконечность дороги за чувство свободы, которые оно дает, повсеместно это становится практически контркультурой. Молодые парни и девушки используют автостоп как побег от ценностей и догм своих родителей, в одиночку или парами, с рюкзаком за плечами, порой с гитарой, и путешествуют бесплатно, полагаясь лишь на порядочность окружающих. Щедро делясь своей музыкой и наркотой, они потихоньку, ручейками стекаются в Сан-Франциско и Лос-Анджелес. Ручейки постепенно превращаются в мощные реки. Здесь встречаются битники, хиппи и хипстеры, юбки в стиле кантри и брюки-клеш, водолазки и джинсы, рубашки в стиле тай-дай и банданы на голове. Песни протеста и рок. Присоединяйтесь все! Курите дурь и закидывайтесь кислотой! Подключайтесь к психоделической революции! Все должны быть свободны! Рок-н-ролльные группы – голос молодежи – надрываются в свои микрофоны. Власть народу! Мы изменим Америку! К чертям власть и материализм!


[2] Sam the Record Man – так называлась крупнейшая канадская сеть магазинов виниловых пластинок, с головным магазином на Янг-стрит, в самом центре Торонто. В 60-е гг. это место славилось своей яркой неоновой рекламой и было очень популярно среди молодежи. – Прим. пер.