Комонс II. Игра по чужим правилам

Борис Батыршин

© Борис Батыршин

Часть первая
Тяжело в деревне без нагана

1979 г., июнь.

Где-то в Подмосковье.

Горячие деньки.

Спина болит, руки ноют, пот безжалостно заливает глаза. Пить хочется отчаянно, и голова как бы сама собой поворачивается туда, где на краю поля, шагах в тридцати, рядом с грудой всякого барахла, отблёскивает тусклым пятидесятилитровая молочная фляга с надписью «для питья». Флягу наполняли всего пару часов назад, и вода – ледяная, колодезная – наверняка ещё не успела нагреться на солнце.

На крышке фляги пристроились мятые кружки – белая эмаль изнутри откололась, оставив уродливые чёрные пятна. На это, конечно, плевать, но не хочется выбиваться из взятого рабочего темпа – потом будет только хуже, придётся заставлять себя плестись назад и снова становиться на грядку. Нет уж, лучше дождаться, когда доберёшься до конца поля, и вот тогда – законный перекур, можно и попить со всем удовольствием…

«Перекур» – это, конечно, только так говорится. Среди школьников курящих не так много, и они пока не рискуют собираться кучками и дымить открыто. В сторонке, отвернувшись – дело другое. «Перекур» – это значит, что можно сбегать в кустики, напиться холодной воды из фляги, потянуться, разминая ноющую от вечно скрюченного положения поясницу, а то и просто улечься на пыльную траву, закинуть руки за голову и бездумно пялиться в белёсое от жары полуденное небо.

Всё это, вместе с проживанием в сельском общежитии (наскоро подготовленное к визиту «москвичей» помещение местного клуба), вечерами с простуженным кассетником и «плодово-ягодной» бурдой из сельпо – всё это и называется «летняя производственная практика».

Забавно, но в прошлой жизни я её пропустил. Дело в том, что набор «в колхоз» был делом сугубо добровольным, и я предпочёл остаться в Москве и проходить «трудовую повинность» в расположенном поблизости «Универсаме», где мы две недели кряду таскали лотки со свежевыпеченным хлебом в «булочном» отделе. Вот как сейчас, наверное, таскает Миладка – её в колхоз не пустили, запротестовали родители. Аст тоже «в тот раз» не ездил – мать взяла его с собой в Казахстан, в геологическую партию, что и было зачтено с предъявлением соответствующей бумажки. А вот на этот раз – отказался, изрядно удивив мать. Экзамены он сдал ни шатко, ни валко, едва-едва хватило для того, чтобы остаться в девятом – и сейчас пыхтит на соседней грядке, один за другим выдёргивая неподатливые сорняки.

Дальше, через две грядки от меня, старается Нина – одна из наших «комиссаров», маленькая, чуть полноватая, с пышными формами, брюнетка из пединститута.

Почему – «комиссары»? Да потому, что практика наша организована довольно необычно. Вместо привычных школьных педагогов, надзирающих за порядком и организующих наш быт, труд и досуг, вместе с нами «в колхоз» отправился «педагогический отряд» из пединститута имени Крупской. «Комиссары» – это их фишка, как и ежевечерние посиделки у общего костра с гитарой, и брезентовые куртки-стройотрядовки с нашивками «Педотряд-79». Мне подобные это знакомо: сам по прошлой жизни много и плодотворно общался с ростками неформальной педагогики, робко пробивавшимися на почве крапивинской «Каравеллы» и московского «Дозора». Здесь же вполне официальная инициатива институтского комитета комсомола: кто-то выдвинул рацпредложение испробовать новейшие педагогические методы (ага, новейшие, Макаренко читайте), получил поддержку – и дело в шляпе.

Большая часть «педотрядовцев» нам знакома – проходили практику в нашей школе в третьей, весенней четверти. Вряд ли это случайность. Что ж, тем лучше – два десятка школьников из двух девятых классов (в них, как и обещали, свели четыре восьмых), пять девушек и двое парней, а так же двое институтских преподавателей, на роли старших практики. Наших классных руководительниц, что Галину, что Татьяну Иосифовну, не взяли по каким-то высшим педагогическим соображениям. Те очень расстроились, но клятвенно пообещали навестить своих «ребяточек». Мы ждём.

За спиной крякает клаксон. Я оборачиваюсь – совхозный бортовой ГАЗ-53 с голубенькой кабиной и белой щелястой «мордой» остановился у краю поля, там, где стоит фляга с водой. Задний борт уже откинут и оттуда вылезли Ритка Дымшиц и ещё две девчонки, работающие на пищеблоке. Суетятся, помогая парням-дежурным выгружать из кузова здоровенные зелёные армейские термосы с кашей и борщом, Ритка уже расстелила на траве большую клеёнку и выкладывает на неё нарезанные кирпичи серого хлеба, охапки алюминиевых ложек и вилок, расставляет стеклянные солонки и аккуратно раскладывает большие пучки зелёного лука.

– Эй, трудовая молодёжь! – весело кричит из кузова «ГАЗона» начальник практики Рудольф Сергеевич, институтский «физкультурник». – Шабашьте, обед продвезли! Кто тут самый голодный – налетай!

Обычно наш трудовой день на лоне подмосковной природы начинается так:

Мы с Астом встаём на час раньше одноклассников, выбираемся в окошко и бодро рысим к околице, где за жиденьким ивняком бежит, перекатываясь на топляках и песчаных бродах, речка, за которой, на низком берегу, раскинулись заливные луга. Скатываемся с песчаного откоса, с разгону, вздымая тучи брызг, пересекаем неторопливые, хрустально-прозрачные струи и дважды обегаем луг по периметру. Затем возвращаемся к броду, и на песчаном пляже принимаемся за упражнения. Их немного – в основном, растяжка. После чего выуживаем из густого ивняка припрятанные там дубинки – одиночная разминка, отработка приёмов, пять минут свободного боя.

И – в воду! Ниже брода, под обрывистым берегом речка образует бочажок метров двадцати пяти в поперечнике. Под глинистым обрывом из дна бьют ключи – ледяные, из-за чего вода в этом естественном бассейне далеко не тёплая. А нам нравится – после пробежки и упражнений вода приятно холодит разгорячённую кожу и свежие следы от ударов. Переплыть раза три бочаг и бегом же – назад, в «расположение».

К тому времени там уже все проснулись и бредут к установленным во дворе «общежития» жестяные рукомойникам. Горячей воды здесь нет, как факта жизни, и школьники брызгаются друг в друга, вопят и ёжатся от ледяного душа. Наше появление – голыми по пояс, с мокрыми волосами, неопровержимо свидетельствующими о злостном нарушении запрета на купание – всякий раз вызывает завистливые шутки парней и заинтересованные взгляды прекрасной половины коллектива.

Удивительно, как стало меняться наше с альтер эго общее тело. Нет, задротом-ботаником я никогда не был, хотя бы в силу довольно плотного телосложения, но чтобы налитые мускулы и даже наметившиеся кубики на животе? Вот не верю я в то, что это – только следствие наших с Астом тренировок и занятий сценическим фехтованием. Похоже, сознание комонса ухитряется как-то воздействовать на организм в сторону оптимизации.

Асту тоже не приходится жаловаться на своё состояние. И тут дело не столько в физической форме. Парню пришлось и под пулями походить, и полазать по всяческим дырам, и поупражняться с тяжёлыми клинками в условиях свободного боя, без сколько-нибудь серьёзной защиты – а это, знаете ли, накладывает отпечаток. Но, главное, конечно, причастность к Тайне, и не просто причастность – уверенность, что от твоих действий может зависеть судьба каждого из жителей нашей маленькой планеты. Отсюда и уверенность, и внутреннее спокойствие, не понятное пока ровесникам. Я обратил внимание, что он и общаться с ребятами стал заметно меньше – со мной да с Миладкой, вот и весь его круг общения на данный момент…

В общем, мы двое заметно выделяемся из среды одноклассников, а уж в плане авторитета легко можем дать полсотни очков форы студентам-педагогам – недаром при конфликтных или попросту сложных ситуациях ребята обращаются в первую очередь к нам. Взрослые руководители это видят, а потому выделяют нас из общей массы. Никакого самолюбования здесь нет – на фоне навалившихся на нас в последнее время проблем, подростковые, в масштабах класса, или даже школы, амбиции не смотрятся.

Кстати, о проблемах. Стоило только нашему дружному коллективу рассесться по скамейкам за длинными столами в актовом зале клуба, отведённом под столовую (завтрак, рисовая каша на молоке, два кубика масла, сладкий чай и пирожок с повидлом), как из правления прибежала девчонка-машинистка и позвала меня к телефону. Благословенные времена – о мобильниках (радио- и видеофонах, и прочих изысках популяризаторов от науки и беллетристов) читали только в фантастических романах, а к единственному «городскому» телефону надо бежать через половину села. Я и побежал – куда денешься? На другом конце провода меня ждала, постукивая туфелькой от нетерпения, Карменсита – и, не слушая возражений, с ходу предложила в течение получаса уладить вопрос с однодневным «отпуском» и выдвигаться к железнодорожной станции. Предлог неважен – заболевшие родитесь, внезапный визит любимой тётушки из Владивостока, дело моё. Через два часа на станции меня будет ждать машина, она же доставит меня обратно к вечеру. Личное распоряжение сomandante Коста – все вопросы потом, исполнять, боец!