– Откуда тебе знать, как поступают воспитанные леди? – огрызнулась Лотти. – Ты не стала вдруг мудрее оттого, что закончила учиться. Настоящая леди не стала бы приходить сюда вся в бриллиантах, чтобы похвастать перед нами своим нарядом! – Тут она широко улыбнулась, так, что на щеках появились ямочки, и пропела, сверкая глазами: – Почему бы тебе не пойти к мистеру Кэррисфорду и не показать алмазы Саре? Наверняка ей они понравятся, и она в ответ покажет тебе свои!^[4]

Эрменгарда прижала ладонь к губам, но ей всё равно не удалось сдержать смех. Лотти понимала, что сейчас и правда невозможно не рассмеяться. Она сама сияла от гордости за свою колкость, несмотря на то что у Лавинии покраснела даже шея, а в глазах заплясал недобрый огонёк.

– Не смей! – вскрикнула Эрменгарда, отталкивая руку Лавинии, когда та потянулась к ушам Лотти.

Лавиния развернулась и, окружённая толпой щебечущих девчонок, зашагала к двери. Лотти обняла Эрменгарду и положила голову ей на плечо.

– Если я вздумаю тебя дразнить, Эрми, – прошептала она, – обязательно напомни, как ты сегодня за меня заступилась.

– Я смогла… – пробормотала Эрменгарда дрожащим голосом. – Правда смогла! Мне надо присесть, Лотти, у меня коленки трясутся. Отпусти меня, пожалуйста. – Она медленно опустилась обратно на подоконник, и Лотти устроилась рядом.

– Ненавижу Лавинию, – горько произнесла Лотти. – И этот пансион тоже ненавижу.

– Тсс, – остановила её Эрменгарда. – Сюда идёт мисс Минчин.

В дверном проёме, очевидно привлечённая шумом весёлой болтовни, возникла директриса с рыбьими глазами. Или она просто почуяла, что в пансионе что-то происходит. Она всегда появлялась на месте любого интересного события – обычно для того, чтобы всё испортить. Её чёрное шёлковое платье угрожающе шуршало по полированным доскам пола. Лотти вжалась в подоконник, пытаясь спрятаться за занавеской. С каждым годом она отчего-то боялась мисс Минчин всё больше. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Избалованную четырёхлетнюю девочку заботило лишь то, что ей не дали кусок пирога к чаю, но сейчас, в возрасте десяти лет, Лотти за фасадом улыбок и сладких слов замечала пустую холодность.

Мисс Амелия шла за сестрой, и вид у неё был встревоженный – что само по себе ничего не значило: она вечно о чём-то переживала.

Мисс Минчин окинула взглядом классную комнату, и болтовня стихла, сменившись неловкой напряжённой тишиной. Хозяйка пансиона улыбнулась, вытянув тонкие губы, и обратилась к Лавинии:

– Мисс Херберт, как приятно увидеть вас снова. Полагаю, вы пришли навестить старых подруг? Очень великодушно с вашей стороны! – Величавой походкой она медленно приблизилась к Лавинии и милостиво протянула ей руку.

Лавиния плотнее укуталась в пышную тёмную горжетку, будто надеясь, что нежные меха придадут ей сил. Дорогой аксессуар напомнил девушке, что она уже не ребёнок и может не бояться острого языка мисс Минчин. Лотти заметила, как Лавиния выпрямилась и расплылась в приветливой улыбке. Лениво подняв руку, словно это стоило ей огромных усилий, Лавиния произнесла, растягивая слова:

– Действительно, мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я уехала из пансиона. Я успела страшно по всем соскучиться.

– Да, аж за целый месяц, – прошептала Лотти на ухо Эрменгарде.

– Насколько я понимаю, вас уже представили ко двору? – спросила мисс Минчин с заметным одобрением. – Это большая честь – встретиться воочию с королевской семьёй. – Директриса оглянулась на своих воспитанниц: – Многие из вас тоже станут дебютантками, когда придёт время. Надеюсь, Лавиния рассказала вам, насколько важны уроки этикета?

– Разумеется, – поспешно заверила её Лавиния.

– Тебя одели в красивое платье, дорогая? – вмешалась мисс Амелия, сцепив руки в замок и с любопытством взглянув на Лавинию.

Лотти обратила внимание, что мисс Минчин вскинула брови. Она редко отчитывала младшую сестру перед ученицами, но явно считала мисс Амелию слишком беспечной и осуждала её горячий интерес к платьям, украшениям и сплетням.

– Очень простое, из шёлка цвета слоновой кости, – ответила Лавиния. – Но длинный шлейф делает его просто роскошным. А ещё у меня в волосах были белые перья и сетка. – Она закрыла глаза, вспоминая свой наряд.

– Чудесно, – вздохнула Амелия. – И наша любезная королева, должно быть, выглядела великолепно? Как тебе повезло увидеть её в год коронации!

– Да, она красивая, но довольно строгая на вид. А благодаря великолепному жемчужно-бриллиантовому ожерелью её шея казалась особенно длинной и изящной.

Лавиния погладила рукой в перчатке своё ожерелье и сердито покосилась на Лотти, которая сидела на подоконнике, скрестив лодыжки и держа руки на коленях – просто образец хороших манер. Лотти умела нечаянно вывести из себя мисс Минчин, а ей совсем не хотелось слушать нотации, особенно перед Лавинией.

Мисс Минчин тихонько вздохнула. Она не одобряла бриллианты. Хозяйке пансиона не полагалось носить дорогие украшения, даже если это самый уважаемый пансион для юных леди из самых богатых семей. Только по особым случаям мисс Минчин надевала брошь с камеей, а обычно ходила с траурной брошью – в память о своём почившем отце. Она никогда не остановила бы свой выбор на вульгарных, слишком броских и, право же, порочных бриллиантах. Было заметно, что мисс Минчин страшно разочарована, увидев ожерелье Лавинии. Но про королеву она не могла сказать ничего плохого.

– Боюсь, мне пора, мисс Минчин, – улыбнулась Лавиния. – Папин экипаж должен был за мной вернуться и, полагаю, уже ждёт меня на площади.

– Вполне возможно, – ответила мисс Минчин, выводя её за дверь. – Обязательно приходи ещё. Прекрасно, что девочки могут увидеть, как их бывшая одноклассница осуществляет все мечты юности.

Лотти выглянула в окно на площадь. Экипаж Лавинии уже стоял у входа, и две каурые лошади нетерпеливо били копытами.

Поскольку мисс Минчин верила в целебные свойства свежего воздуха, окна в пансионе были слегка приоткрыты, хотя это всё равно не спасало от духоты. Лотти с трудом подцепила пальцами тяжёлую раму и оттянула её ещё немного вверх. Эрменгарда поспешила ей помочь.

– Я просто хочу взглянуть на лошадей, – прошептала Лотти и подалась вперёд, опираясь на подоконник. В лицо ей ударили волна тепла и яркий свет. Лотти не привыкла к слепящим лучам солнца, которое с трудом пробивалось через пыльные стёкла классной комнаты, и даже медные детали на узде, казалось ей, мерцают словно золотые.

Кивнув на прощание служанке, Лавиния вышла из главной двери и спустилась с крыльца. Слуга в тёмной ливрее поспешил открыть ей дверь, и вскоре экипаж укатил прочь.

Лотти со вздохом проводила его взглядом. Да, она терпеть не могла Лавинию, но всё-таки интересно посмотреть на неё и на красивых лошадей. В пансионе жизнь состояла только из скучных уроков и не менее скучных перебранок. Иногда они занимались танцами или заглядывали в гости к Саре, но больше однообразную рутину ничто не разбавляло. Мисс Минчин всей душой ненавидела Сару и её опекуна, мистера Кэррисфорда, но не могла запретить Лотти и Эрменгарде их навещать. Всё-таки Сара, унаследовав от отца шахты, полные алмазов, обрела несказанное богатство. Как мисс Минчин объяснила бы родителям юных леди, почему им не разрешается ходить на чай к одной из самых состоятельных девочек Лондона? Хотя директриса сама довольно долгое время обращалась с этой девочкой как со служанкой, недокармливала и заставляла спать на чердаке, полном крыс. Теперь её мутило от любого упоминания о маленькой принцессе Саре, и Лотти ещё больше нравилось заглядывать в гости в соседний дом, потому что это сильно портило настроение мисс Минчин.

«Завтра пойду к Саре на чай», – подумала Лотти, сжав ладони от предвкушения.

Вдруг, что-то заметив краем глаза, она поняла, что не одна провожала взглядом экипаж Лавинии. За железными воротами, возле величественных каменных ступеней, ведущих к двери в пансион, находился маленький неприметный вход для слуг и мальчишек на побегушках. Он вёл вниз по лестнице в подвал, где располагались кухня и судомойня. На этой самой лестнице, перегнувшись через перила, стояла крошечная фигурка: девочка в выцветшем чёрном платье, грубом льняном фартуке, грязном на вид, и в белом чепчике на тонких светло-русых волосах. Лотти решила, что это новая служанка. Они часто менялись – мисс Минчин сурово с ними обращалась, мало платила, и у кухарки был дурной и вредный характер. Правда, такой юной девочки Лотти ещё не видела. Судомойка Бекки, которую Сара, покинув пансион, забрала с собой, и то была старше этой новенькой.

«Пожалуй, она и ростом ниже меня», – с удивлением подумала Лотти. Ей самой было уже десять, но даже девочки на несколько лет младше часто оказывались выше её. Правда, Лотти сомневалась, что новая служанка её ровесница. Как такое может быть? Разве в десять не рано начинать работать?

Девочка, словно почувствовав, что на неё смотрят, взглянула на окно. Лотти резко дёрнулась назад и, ударившись затылком о тяжёлую деревянную раму, взвыла от боли. Эрменгарда поспешила её обнять.

– Ох, Лотти, – причитала она, поглаживая подругу по светлым кудрям. – Ну куда ты так спешишь, что забыла про окно?

– Я не хотела, чтобы она меня увидела, – объяснила Лотти. На затылке у неё уже назревала шишка. – Ай-ай… как неловко! Она вдруг повернулась, и я испугалась, как бы она не заметила, что я на неё смотрю!

Эрменгарда растерянно моргнула:

– Что же в этом плохого, Лотти? Маленькая судомойка не станет на тебя жаловаться. Да и кому? И что она скажет?

– Так, значит, она судомойка? А, ну да, это же ясно по фартуку…