Похоже, девочка оказалась в затруднительном положении.

– Ладно. Но только сделай все быстро. И только если потом мы пойдем и поиграем у тебя. И не шуми. Папа, наверное, спит.

Вака довольно кивнула. Все закончилось как нельзя лучше, к тому же она еще и подружилась с кем-то не из их класса. Конечно, ей хотелось бы поближе узнать кого-то из других девочек, особенно шумных, веселых, к которым все тянутся, но те встретили ее холодно, демонстративно показав, что новые подруги им не нужны. Так, может быть, получится сойтись с этой девочкой, пусть даже у нее нет двух пальцев… Она хотя бы не такая задавака.

Но стоило им отойти от школы, как Ваку стали одолевать сомнения. Перед глазами встали те обшарпанные дома, которые она увидела за забором, и ей вдруг расхотелось идти туда. Уж лучше подождать на заледенелых, обмороженных ступеньках. Вот только возвращаться было уже поздно…

Школа осталась позади, и они приближались к домам.

Сияло солнце, но теплее почему-то не становилось. Более того, с каждым шагом холод пробирался все глубже. Вака пыталась придумать какой-нибудь предлог, чтобы повернуть назад, не обидев при этом девочку, но ничего не получалось. Ее новая подруга тоже молчала, очевидно, понимая, что каждый шаг приближает их к тому, что предначертано. Девочки так и не обменялись ни единым словом, пока не остановились на потрескавшемся асфальте возле одного из домов. Вака пробежала взглядом по фасаду, не поворачивая при этом головы, чтобы девочка не заметила, что она делает. Дом показался ей самым жалким и ветхим на целой улице. Двухэтажный, закованный в проржавевшую металлическую конструкцию, уже позабывшую, что такое краска. Запущенный садик под окнами. Трехколесный велосипед, лежащий на боку посреди травы и жухлых кустиков, такой же ржавый, как и сам дом. Потрескавшиеся оконные рамы, замызганные занавески. И, словно всего этого мало, болтающаяся на петлях дверь. Нехорошее место.

Вака еще раз порылась в голове, в спешке отыскивая причину, почему им следует немедленно вернуться к школе, но опоздала. Девочка повернулась, печально посмотрела на нее и сказала:

– Идем. Это мой дом. Не шуми и сделай все быстро. А потом мы сможем пойти к тебе и поиграть. Правда? – В ее бесцветных глазах блестела такая надежда, что Ваке ничего не оставалось, как только кивнуть.

Она последовала за девочкой. Ранец давил на плечи, будто набитый камнями; сердце тяжело ухало в груди. Каждый шаг ощущался как преодоление. Вака чувствовала себя так же, как всегда, когда делала что-то, что, как она знала, не могло закончиться хорошо. Как в тот раз, когда родители устроили вечеринку и она, накрывая на стол, попыталась принести слишком много тарелок за один заход. Едва подняв их, Вака поняла, что взяла груз не по силам, но все равно попыталась донести. Тогда разбились все. Теперь она чувствовала себя так же.

Уже взявшись за дверную ручку, девочка остановилась.

– Давай. Помни, надо все делать быстро. – Она произнесла это почти шепотом, словно где-то внутри таился монстр, который не должен был знать, что они здесь.

Вака нерешительно кивнула и сделала последний шаг к двери. В следующую секунду она уже была внутри. Переступила порог, шагнула из света в тьму. В нос ударил вонючий запах сигарет и чего-то несвежего. Девочка закрыла за собой дверь, и тьма сгустилась. Возможно, оно и к лучшему: тьма скрыла грязь и беспорядок, и девочка не увидела отвращения на лице Ваки.

– Телефон наверху. Идем, – прошептала девочка едва слышно. Глаза немного привыкли к мраку, и Вака заметила, что девочка оглядывается по сторонам.

Вака медлила, и девочка нетерпеливо кивнула. Куртку она сняла. И одну варежку.

Оторвав взгляд от другой варежки, под которой пряталась изуродованная рука, Вака настороженно шагнула в комнату. И тут же наверху скрипнули половицы. Девочка вскинула голову, и лицо ее перекосилось от страха.

Вака замерла на месте. В глазах защипало, будто к ним подступили слезы.

Что она здесь делает?

Вака тихонько всхлипнула, но, несмотря на тишину в доме, почти ничего не расслышала. Ошибка. Ужасная ошибка. Хуже, чем тогда с тарелками. Охваченная паникой, она растерялась. В голове билась только одна мысль: а ведь она даже не знает имени девочки…

Полиция Хапнарфьёрдюра^[1] обращается за помощью в поисках пропавшей девочки. Восьмилетнюю Ваку Оррадоттир в последний раз видели около 3 пополудни сегодня, когда она вышла из здания школы, чтобы пойти домой. Невысокая, худенькая, со светло-каштановыми волосами до плеч, она была в красной, до пояса, куртке, красной шерстяной шапочке, джинсах и розовых кроссовках. Полиция считает, что Вака до сих пор находится где-то в этом районе. Просим каждого, кто располагает какой-либо информацией, позвонить в полицию Хапнарфьёрдюра по телефону 525 3300.

Глава 1

Хюльдар бросил на стол стопку фотокопий. Больше на столе не было ничего, если не считать двух или трех недопитых чашек кофе. В последнее время дела ему доставались по большей части те, браться за которые никто больше в Управлении не желал. Такие, как вот этот случай в школе. В участке уже сочиняли анекдоты на тему попавшего в опалу начальника. Теперь он пребывал в ссылке и сидел в самом тылу зала открытой планировки, откуда был едва виден его прежний офис.

Хюльдар взял за правило не смотреть в том направлении. Лично ему было наплевать на падение с карьерной лестницы; что действительно бесило, так это то, как восприняли случившееся бывшие подчиненные; а они таращились на него как на заразного. Хюльдар полагал, что отношения с коллегами вернутся к тем, какими они были до его кратковременного повышения, но просчитался. Они умолкали при его приближении и начинали шептаться, стоило ему пройти мимо. Это было настолько нестерпимо, что временами он даже хотел снова оказаться в кресле босса.

Впрочем, чувство это никогда не задерживалось надолго. Едва оно приходило, как Хюльдар вспоминал, насколько неуютно ему было на высокой должности. Бесконечные отчеты, формуляры, совещания и прочая бюрократическая галиматья сводили с ума. Знай он заранее, что подразумевает должность, никогда не согласился бы принять предложение.

Но, к сожалению, как раз информации в то время не хватило. Весь процесс в сжатом виде свелся к одному предложению: «Вы хотите получить повышение?» Руководство оказалось под серьезным давлением: требовалось срочно назначить кого-то, кто возглавил бы расследование громкого убийства, а поскольку многим старшим детективам пришлось отойти в сторонку после серии скандалов, выбор – почти случайно – пал на Хюльдара^[2]. В отличие от университетов, где во внимание принимаются ученые степени, рекомендации или показатели, используемые в других секторах, в полиции вопрос о соответствии офицера руководящей должности решается на основе двух факторов: возраста и срока службы. И то, и другое выражалось в легко сравнимых числах. После недавних передряг начальство, похоже, взяло за ориентир очередной удобный маркер: рост. Хюльдар почти не сомневался, что сильные мира сего просто заприметили его возвышающуюся над толпой голову. Надо было сесть или хотя бы пригнуться. Тогда он остался бы на прежнем месте, где-то в середине пищевой цепочки, а не сидел бы на нижней ступеньке.

И все же Хюльдар не таил обиды на тех, кто предложил ему шанс. Мог бы и отказаться. Не держал он зла и на тех, кто был ответственен за его понижение. Так показательно запороть расследование убийства – это надо постараться. Объясняя случившееся одной из своих сестер, Хюльдар привел такое сравнение: в операционную со скальпелем в руке врывается хирург, но спотыкается и, вместо того, чтобы оказать пациенту неотложную помощь, отрезает ему голову.

Что хуже всего, полетев с должности, он увлек за собой Фрейю, директора Дома ребенка. Комитет защиты детей не простил ей выстрел в человека на рабочем месте и понизил до уровня обычного детского психолога. В общем, обоим следовало благодарить судьбу за то, что их не отправили топтать улицу в поисках работы.

Вот только благодарность определенно не значилась в списке приоритетов Фрейи. В тех редких случаях, когда их дорожки пересекались в связи со зловещими событиями в Доме ребенка, она едва удостаивала его взглядом. Ее переполняли гнев, злость и раздражение, направленные, в чем не приходилось сомневаться, в его сторону.

Хюльдар состроил гримасу. Он еще питал надежду, что все может сладиться, несмотря на неловкое начало, неровную середину и катастрофический финал. Виноват был только он один; тон всему задала первая встреча, и оставалось только удивляться, что у него получилось вернуть ее доброе расположение, хотя перемирие оказалось недолгим.

Наученный горьким опытом предыдущих попыток общения с женским полом, Хюльдар при первой встрече с Фрейей представился плотником и провел с ней ночь. Лишь очень немногих женщин, как оказалось, привлекают полицейские. Обманув ее с профессией, Хюльдар вдобавок еще и назвался Йоунасом, хотя это было его второе имя. Позднее, когда их свело расследование убийства – то самое, которое в клочья порвало профессиональную репутацию каждого из них, – обман вскрылся, и плотнику Йоунасу не осталось ничего иного, как представиться Хюльдаром из комиссариата полиции.