А у лягушатников свои заботы: у них бедлам пополам с публичным домом, пожар и наводнение одновременно. Пролет лондонского метеора (теперь никто не назовет его тунгусским) сорвал со своего места не только президента Армана Фальера, но и множество других важных и осведомленных господ. Подобно стае вспугнутых уток со своих насиженных гнезд поднялись дипломаты с набережной Ка дэ Орсэ, чиновники разведывательного Второго Бюро, генералы Военного министерства, депутаты Национального собрания и другие важные господа, без которых невозможно правильное функционирование государственной машины. Это не значит, что принятие решений оказалось полностью невозможным, совсем нет. Просто оно стало дерганным, хаотичным и в значительной степени импульсивным и необдуманным. Главное, чтобы галльский петушок прокукарекал – а там хоть не рассветай.

В ответ на всеобщую мобилизацию в Германии началась такая же мобилизация и во Франции. При этом ультиматум кайзера «прекратить играть в войну» был проигнорирован, потому что французские генералы пребывали в полной уверенности в неизбежности германского нападения. А еще французская разведка раза в два занижала численность германских войск, из-за чего под вышитыми генеральскими кепи бродили мысли о реванше за франко-прусскую войну. По мнению галльских стратегов, Россия, единственная из всех потенциальных участников назревшего конфликта, не стала проводить мобилизации, а это значит, что она не сможет устоять против австрийской армии и кайзеру Вильгельму придется вынужден помогать своему бестолковому союзнику. Поэтому – аля улю пуалю – вперед, на Берлин и Петербург, как в славные времена императора Наполеона Бонапарта. А еще французскому правительству хоть чем-нибудь хотелось замазать стыд и позор, вызванный паническим бегством из Парижа всех облеченных властью, и единственным способом добиться, чтобы все об этом забыли, была война. В таких условиях кайзеру Вильгельму и делать ничего не надо: дерзкий галльский петушок сам кинется в пасть многоопытному германскому лису.

Кроме всего прочего, в определенных кругах французской правящей камарильи сложилась впечатление, что после смерти Франца-Иосифа его преемник Франц Фердинанд быстро пойдет на замирение русскими и германцами, а посему его желательно устранить. Ради блага Франции Австро-Венгрия должна биться с русскими до последнего солдата. Это мнение еще окажет существенное влияние на дальнейший ход событий, поскольку одними разговорами дело не ограничилось. Несколько групп, как бы сейчас выразились, левацких экстремистов, прикормленных Вторым Бюро, получили задание ликвидировать нового австро-венгерского императора. Как сказал один поэт: «пусть сильнее грянет буря».

Великобритания при этом была себе на уме – как раз в стиле продвинутого прагматизма, провозглашенного адмиралом Фишером. Пережив страх на грани самопроизвольного опрастывания кишечника, страна просвещенных мореплавателей не собиралась лезть ни в какие авантюры, тем более во имя целостности склочной старушки Франции. Получив заверения Берлина в том, что германская сторона ни при каких обстоятельствах первой не нарушит вечный нейтралитет Бельгии, в Лондоне успокоились и стали внимательно приглядываться к французскому порту Кале и его окрестностям. Ведь если бельгийский нейтралитет первыми нарушат французы, то у адмирала Фишера и его клики появится прекрасный шанс вернуть эту территорию под власть британского монарха и тем самым заработать себе дополнительные очки к выборам. Аравия – это хорошо, а Кале – еще лучше.

Все прочие игроки – вроде Испании, Португалии, Бельгии, Голландии, Норвегии, Швеции и САСШ – с одной стороны, считали, что назревающая судорога общеевропейской войны их не коснется, а с другой, приготовились делать на ней свои маленькие гешефты. Война у соседей – это всегда хорошо для всех, кто в ней не участвует.

Часть 33

Ретроспекция от 29 июня 1908 года. Российская империя, Привисленские губернии, Келецкая губерния, уездный городок Олькуш.

За два дня до предъявления ультиматума Австро-Венгерской империи (как раз накануне падения Лондонского метеора) фельдкурьер доставил в Олькуш именной императорский рескрипт, подчиняющий Армию Особого Назначения генерал-лейтенанту Бережному. Только он один в этом мире знает, как правильно организовать войну с Австрией, чтобы та оказалась стремительной, как взблеск молнии в грозовом небе, и такой же неотразимой.

В связи с этим назначением на следующий день командиры 1-го, 18-го и 22-го армейских корпусов прибыли на командный пункт корпуса морской пехоты представиться новому начальству. С командиром 1-го армейского корпуса генерал-лейтенантом Никитиным генерал Бережной уже был знаком со времен русско-японской войны. Генерал-лейтенант Лечицкий, также участник той войны, в те времена лично с пришельцами из будущего знакомств не водил, но был о них изрядно наслышан. И уже позже (после назначения командиром расквартированного в Санкт-Петербурге 18-го армейского корпуса) генерал Лечицкий, как и генерал Никитин, вместе с офицерами своих корпусов, по настоянию императора Михаила неоднократно бывал в пункте постоянной дислокации морской пехоты под Ораниенбаумом для восприятия передового военного опыта.

Что-то из этого опыта господа генералы сочли недопустимым вольтерьянством (кастовых замашек так просто не переломить) и заигрыванием с чернью; зато другие, чисто военные, приемы они переняли для использования в собственных частях. При этом оба этих генерала признавали, что части морской пехоты, несмотря на те самые «заигрывания», имеют отменную дисциплину, а их солдаты обучены всем видам боя, отважны, метко стреляют и демонстрируют прекрасное владение приемами штыкового и рукопашного боя. Мол, любой враг, столкнувшись с этими головорезами в черных беретах, будет пренеприятно поражен тем, насколько они злы и умелы в деле уничтожения неприятелей своей страны.

И только начальник 22-го армейского корпуса генерал-майор Балуев знал генерала Бережного только как основоположника нового рода войск и царского зятя, по необъяснимой причине пользующегося полным доверием государя, а потому смотрел на него несколько скептически. Впрочем, скепсис к делу не подошьешь, тем более когда два других начальника корпуса здороваются с тем по-дружески, и даже с известной долей пиетета, происходящего отнюдь не по причине родства этого человека с царской семьей или его происхождения из будущих времен.

– Итак, господа генералы, – сказал в начале той встречи генерал Бережной командирам подчиненных ему армейских корпусов, – как вы понимаете, цель нашего появления в этом углу российской территории весьма далека от проведения обычных летних маневров. Отсюда и все эти драконовские меры в отношении местного населения. Государь-император счел, что сейчас самое время поставить точку в существовании зловредной империи Габсбургов…

– Погодите, погодите, Вячеслав Николаевич, – с некоторым сомнением произнес генерал Балуев, – уж не вы ли лично по-родственному дали Государю подобный совет?

– Какие бы советы я ни давал государю, уважаемый Петр Семенович, решение его императорское величество принимал полностью самостоятельно, опираясь не только на советы, но и на данные разведки, – отрезал то. – Впрочем, для общего понимания маневра, могу вам сказать, что эта война готовилась нами чуть ли не с самого воцарения Михаила Александровича. Чтобы дальнейшая будущность Российской Империи была светла и безоблачна, необходимо устроить дела так, чтобы на ее рубежах остались только дружественные ей государства. Если бы мы упустили удобный момент, эта война все равно состоялась бы – позже, но при менее благоприятных для нас обстоятельствах…

– Но позвольте, Вячеслав Николаевич! – воскликнул генерал Балуев, – о каких благоприятных обстоятельствах вы говорите? Перевооружение армии, совершаемое, как мы знаем, по вашему же настоянию, еще только в начале, новая полевая артиллерия едва начала поступать в войска, а насыщенность пулеметами нашей армии еще совершенно недостаточна…

– Надеюсь, ваш корпус, Петр Семенович, полностью укомплектован по промежуточным штатам? – спросил генерал Бережной.

– Да, полностью, – неуверенно ответил генерал Балуев, – но в других корпусах, особенно расквартированных в местах, далеких от столиц, положение далеко не столь радужное.

– А нас и не интересуют другие, – ответил генерал Бережной и посмотрел в сторону генерала Никитина. – Владимир Николаевич, а как обстоят дела с перевооружением во вверенном вам соединении?

– По промежуточным штатам корпус перевооружился полностью, – отрапортовал тот, – новые трехдюймовки образца пятого года чудо как хороши, а месяц назад дивизион корпусной артиллерии вместо шестидюймовых мортир восемьдесят пятого года, уже изрядно устаревших, получил новейшие гаубицы того же калибра… Как прирожденный артиллерист скажу вам: песня, а не орудия. Жалко, что их всего один дивизион, по полному штату корпусу полагается полная шестидюймовая гаубичная артбригада.

– В моем корпусе дела обстоят аналогично, по промежуточным штатам комплект полный, – сказал генерал Лечицкий и добавил: – Так, может быть, и в самом деле, Вячеслав Николаевич, стоило начинать войну только после полного завершения перевооружения всей нашей армии?