В детском садике мне не нравилось совсем. Скорее всего, мне не повезло с воспитателями, которые просто не любили свою работу, а мы, дети, это очень тонко чувствовали. Каждый день я со слезами на глазах наблюдала за тем, как родители продираются сквозь сугробы, уходя на работу, и оставляют меня в этом ужасном месте…

Однажды в тихий час мне очень захотелось в туалет, я вышла в большой зал, чтобы отпроситься, а мне сказали: «Терпи, пока не закончится сон-час» (то есть, еще часа полтора!). А мне было настолько невтерпеж, что мой детский мозг решил, что лучшим решением проблемы будет сделать все дела прямо в кровать. Когда все проснулись, этот факт обнаружился, меня опозорили перед согруппниками. Эта травма осталось со мной на всю жизнь.

Я помню шкафчики, в которых лежали наши вещи. Мне всегда хотелось, чтобы на моем была нарисована принцесса. У других девочек были мишки, зайчики, что-то милое, девичье… А у меня… огурец. Всегда! Во всех группах! Наверное, с детским садом ненависть у нас была взаимной, не находите?

Моя мама всегда была и остается очень красивой и яркой. И это не мой субъективный взгляд, я уверенна. Она вызывала восхищение как у мужчин, так и у женщин – своим внешним видом и стилем в одежде. Она работала парикмахером-стилистом, я часто приходила к ней на работу – рассматривала бутылочки с разными гелями и шампунями. И обожала сидеть тихонечко в уголке и наблюдать, как мама красит кому-то волосы, стрижет, делает какие-то невероятные прически. Мне безумно нравилась мысль о том, что моя мама делает из обычных людей красивых.

Мама всегда была для меня эталоном женственности и сексуальности. Она из тех женщин, которые пройдут по улице, и абсолютно все мужчины обернутся «посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я».

Копна кудрявых русых волос, огромные голубые глаза, тонкий нос и очень красивая улыбка с ямочкой – только от этого можно было упасть замертво! Прибавьте к этому отличную фигуру (мама была высокой и худенькой), стильную одежду, безупречный маникюр, каблуки и заграничные ароматы (а не какую-нибудь «Красную Москву»), и вы получите ее точный образ.

Папа у меня тоже красивый, статный, высокий брюнет спортивного телосложения. С тремя друзьями они сколотили музыкальную группу и выступали с концертами. На одном из них он и познакомился с моей будущей мамой. Папа отлично поет и хорошо разбирается в музыке. Когда я была маленькой, он часто брал меня с собой в студию, где репетировал или записывал песни со своей группой.

С молодости папа занимался бизнесом. У него были продуктовые магазины, куда я любила приходить и стоять за прилавком. Призна́юсь, грешна – могла взять с полки какие-то шоколадки или жвачки – без злого умысла, а по незнанию, что из-за меня потом будет недостача.

Детство у меня было очень счастливое, я ни в чем не нуждалась. Мне могли «достать» любую вещь, даже если ее не было в местных магазинах. Помню, как я мечтала о детской кухне с плитой, конфорки можно было «зажечь» (там загоралась лампочка, будто это огонь), с полочками и набором посуды, и папа где-то смог ее приобрести! Я целыми днями играла с этой кухней, и даже по ночам она мне снилась…

Мама много путешествовала, и всегда привозила нам с сестрой заграничные наряды – ни у кого из моих подруг такой красивой одежды не было. Как-то из Арабских Эмиратов она привезла мне практически настоящие хрустальные туфельки на маленьком каблучке и пышное белое платье в выпуклую розу – в этом наряде я была звездой всех утренников! Когда я пошла в первый класс, у меня единственной был «музыкальный» пенал: на внешней стороне у него были клавиши, на них можно было нажимать, издавая звуки, а внутри – хранить ручки. Невероятно, правда?

Мама очень любила делать что-то своими руками. В шесть лет я ходила на гимнастику и танцы и должна была выступать в каком-то ДК под песню «Фаина» группы «На-На». Специально для этого дня мама сшила мне восточный костюм из… парашюта, уж не знаю, где она его взяла. Она шила мне платья, короны, костюмы принцесс на новогодние праздники, и я безумно гордилась тем, какая она у меня такая талантливая.

Когда мне было лет шесть, мы с мамой впервые поехали в Москву. Мне безумно понравился город, и я спросила у нее, будем ли мы когда-нибудь здесь жить. На что получила ответ: «Ну, здесь же такой хаос, такая суета, зачем нам это нужно?» Я кивнула, но про себя продолжила мечтать о том, что когда-нибудь перееду в Москву…

Первый класс я окончила в Норильске, а во второй пошла уже в Новокуйбышевске, где жила у бабушки. Мама ненадолго вернулась в Норильск, чтобы продать там квартиру и бизнес и купить нам с ней жилье на «материке», как говорят в Норильске. Все это время я жила с маминой мамой и по выходным навещала другую бабушку – папину.

Я никогда не была пай-девочкой, в моем дневнике часто можно было встретить ярко-красные замечания и двойки за поведение. «В столовой кидалась картошкой», «На уроке играла в карты», «Где юбка?» – вот лишь некоторые, отмеченные педагогами штрихи к портрету моей личности. По поводу последнего замечания стоит уточнить – я не теряла юбку, просто иногда вместо школьной формы носила джинсы. Но, знаете, я ни о чем не жалею! Может, мне немножко стыдно за некоторые свои поступки, но многие я бы с удовольствием повторила.

Чего только не происходило на нашей любимой «камчатке»! Мы с мальчишками постоянно листали какие-то журналы, хихикали и вообще занимались всем, чем угодно, кроме уроков (в рамках приличий, конечно). За такое поведение нас выгоняли из класса – однажды я так сильно хлопнула дверью при «изгнании Нелли из кабинета», что по стене пошла трещина и посыпалась известка. Хорошо, хоть обошлось без замены двери!

С точными науками у меня была беда, по большей части, не из-за моей склонности к гуманитарным, а скорее по вине учительницы. К ее скверному характеру прилагалась длиннющая указка, которой она запросто могла кого-нибудь стукнуть. Она обожала точить карандаш так, чтобы грифель выступал над деревянной основой сантиметров на пять и был острым как бритва, – им она с удовольствием перечеркивала задания в тетрадях, если ей что-то не нравилось. Ее боялись абсолютно все. Когда она открывала свой журнал и тянула свое: «Таааак… кто же пойдет к доске…», – я старалась слиться с окружающей обстановкой. Возможно, так она пыталась воспитать в нас любовь к своему предмету. Но, по-моему, у нее это не получилось.

Зато мне очень нравилось творчество – например, рисование, за которое меня всегда хвалили, музыка… Правда, с ней было все не так просто. Преподавательница музыки Зоя Николаевна выглядела довольно своеобразно: на голове у нее был огромный начес с фиолетовыми прядями, который она подвязывала лентой, в комплекте шли фиолетовые губы. Она садилась за фортепиано и говорила довольно противно и громко: «Иииииии… поехали!» И все начинали петь. Если ей что-то не нравилось, она могла грубо прервать наш нестройный хор: «Так, стоять! Кто-то фальшивит!» – и начинала буравить всех детей внимательным взглядом. Что-то там себе анализировала и выгоняла за дверь партию за партией. При этом никто не понимал, а как же правильно-то надо?

Я любила уроки труда, особенно когда мы с девочками что-то готовили. С этим предметом у меня тоже связана история. Мне на день рождения подарили очень красивое тоненькое колечко, я носила его, не снимая. Однажды мы готовили на уроке печенье, и, когда тесто уже было в духовке, я поняла, что кольца на пальце нет… Немного дедукции, и я догадалась, что наверняка смогу найти его внутри одной из печенек! Надеяться, что, если оно попадется кому-то другому в готовом блюде и мне его вернут, я даже не смела, поэтому загадала желание, чтобы заветное печенье досталось именно мне. И вы не поверите – оно сбылось! С первого раза! После этого случая я предусмотрительно снимаю перед готовкой все украшения.

Мне очень нравилась география, потому что я к тому моменту уже имела небольшой опыт путешествий и меня всегда привлекал глобус, карты и все то, о чем мы говорили на уроках. Я любила и биологию, с удовольствием изучала миры растений, животных, смотрела на клетки в микроскоп и решала задачки по генетике.

А вот химия мне не особо «заходила», не считая прекрасной возможности немного пошкодничать на задней парте. Учитель у нас был хоть и строгий, но добрый. Звали его Константин (отчества не помню), у него была крутая челка, которую он каждое утро укладывал гелем, огромный пиджак, на пару размеров больше положенного, и идеальные стрелки на штанах. Он много от нас требовал, но при этом и много шутил, так что на его уроках мы чувствовали себя довольно расслабленно. Все шкодничество начиналось на лабораторных работах, где мы иногда специально смешивали реактивы неправильно, чтобы устроить небольшой взрыв. Да, он мог отчитать нас за эти проделки, но затем незамедлительно прощал.

С мальчишками я начала дружить еще с ранних лет, и моим первым лучшим другом еще в детском саду стал Саша Булавочкин. Мы всегда были вместе на прогулке, в сон-час наши кровати стояли рядом, и мы постоянно разговаривали. В моих воспоминаниях он выглядит довольно смешно и мило одновременно: круглая, как луна, голова, большие торчащие уши, очень добрая улыбка и огромные глаза… Интересно, как у него сейчас дела?

Мало того что после школы я гоняла с парнями в футбол (в качестве нападающего, конечно), я еще захотела пойти на айкидо! Родители долго меня отговаривали, мол, не женское это дело. Но пара дней нытья с моей стороны, и они все же сдались. На занятиях я получала настоящий кайф. Еще бы! Три раза в неделю на официальных основаниях ходить с мальчишками в спортзал и учиться драться – кому такое может не нравиться?

---