– Она погибла под колесами машины в Ван-Кортланд-парке семнадцать дней назад. В пятницу вечером, второго февраля. – Уэллман взял себя в руки. – Я хотел бы рассказать вам о ней.

– Я слушаю.

– Мы с женой живем в Пеории, штат Иллинойс. Я открыл там дело больше двадцати лет назад. У нас был единственный ребенок, наша дочь Джоан. Мы очень… – Он вновь замолчал и какое-то время сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. – Мы очень гордились ею, – продолжил он. – Четыре года назад она окончила с отличием колледж Смит и устроилась на работу в редакционный отдел издательства «Шолл энд Ханна». Ею были довольны. Об этом мне сказал сам Шолл. В ноябре ей исполнилось двадцать шесть. – Он бессильно всплеснул руками. – Глядя на меня, не подумаешь, что моя дочь может быть красавицей, но это так. Она была прелестна, моя дочурка, все говорили, и голова у нее была светлая. – Из бокового кармана он вынул пухлый конверт. – Сейчас я вам покажу. – Он встал и передал конверт Вулфу. – Здесь с десяток самых лучших ее фотографий. Я приготовил их для полиции, но им они не потребовались, а вам, быть может, пригодятся. Взгляните сами.

Вулф протянул мне один из снимков, я встал и взял его. Красавицей в истинном смысле слова я бы ее не назвал, но если фото и впрямь походило на оригинал, то Джоан Уэллман была довольно интересной девицей. Подбородок, на мой вкус, великоват, но глаза и лоб и впрямь что надо.

– Она была красавицей, – повторил Уэллман и снова замолчал.

Вулф совершенно не выносил, когда люди преувеличивают.

– Я просил бы вас избегать таких слов, как «красавица» и «гордились», – проворчал он. – Нам нужны только бесстрастные факты. Вы хотите нанять меня, чтобы выяснить, кто сидел за рулем той машины?

– Я просто глупец, – вдруг произнес Уэллман.

– Тогда не нанимайте меня.

– Я не то имел в виду. Просто я несу всякий вздор, вместо того чтобы изложить вам суть дела. Сейчас. – Губы у него снова дрогнули, но он овладел собой. – Вот как было дело. Две недели назад, в субботу, мы получили телеграмму с извещением о смерти Джоан. Мы доехали на машине до Чикаго и оттуда вылетели в Нью-Йорк. Мы видели ее тело. Автомобиль переехал прямо через нее, а на голове, над правым ухом, была большая ссадина. Я говорил и с полицейскими, и с врачом, который освидетельствовал тело. – Уэллман уже полностью взял себя в руки. – Я не верю, что Джоан могла гулять в столь уединенном районе парка, в стороне от главной дороги, в такой холодный зимний вечер, и моя жена тоже не верит. И откуда у нее на голове эта ссадина? Не машина же ее ударила. Врач предполагает, что она ударилась при падении, но это очень сомнительно. По-моему, он и сам настроен скептически. В полиции меня уверяют, что занимаются нашим делом, но я им не верю. Думаю, они считают это обычным случайным наездом и все усилия сосредоточили на поисках машины. Я же убежден: мою дочь убили. Я даже могу назвать имя убийцы.

– Вот как? – Вулф слегка вскинул брови. – Вы сказали об этом в полиции?

– Конечно. Но они только кивали и заверяли, что занимаются этим. Они ни на шаг не продвинулись, да и не продвинутся. Вот я и решил прийти к вам…

– У вас есть доказательства?

– Я считаю, что да, а полицейские, видно, нет. – Он вынул из внутреннего кармана пиджака конверт. – Джоан писала домой практически каждую неделю. – Он достал из конверта листок бумаги и развернул его. – Это копия, которую я напечатал, оригинал остался в полиции. Письмо датировано первым февраля. Я зачитаю только выдержку: «Еще хочу вам сказать, что завтра у меня необычное свидание. Поскольку теперь по решению мистера Ханны мы несем личную ответственность за отклонение рукописей, кроме разве что откровенной халтуры, а большинство рукописей таковой и являются, я возвращаю многие произведения авторам вместе с отпечатанной запиской, на которой стоит моя подпись, так уж у нас заведено. Осенью я возвратила рукопись романа некоему Бэйрду Арчеру и позабыла даже думать о ней, как вдруг вчера мне позвонил в издательство человек, назвался Бэйрдом Арчером и спросил, помню ли я свое сопроводительное послание, и я ответила, что помню. Он спросил, читал ли еще кто-нибудь его рукопись, я ответила, что нет, и тогда он сделал мне потрясающее предложение! Он сказал, что готов платить двадцать долларов в час, если я соглашусь обсудить с ним роман и внести в рукопись поправки! Как вы на это смотрите? Даже если работа займет всего пять часов, я заработаю лишнюю сотню, хотя она у меня долго не залежится, ведь вы знаете свою дочь, мои обожаемые и любящие родители. Встреча назначена на завтрашний вечер, сразу после работы». – Уэллман зашуршал письмом. – Письмо написано…

– Могу я взглянуть? – Глаза Вулфа странно блестели.

Видно, что-то в письме Джоан Уэллман его вдохновило, но, получив листок из рук Уэллмана, он лишь мельком взглянул на него и передал мне. Я внимательно прочитал письмо, стараясь в то же время не упустить ничего важного из разговора.

– Письмо написано, – продолжил Уэллман, – в четверг, первого февраля. Свидание с этим мужчиной было назначено на следующий вечер, в пятницу, после работы. А ранним утром в субботу ее тело нашли на безлюдной аллее в Ван-Кортланд-парке. Разве есть сомнения в том, кто убийца?

Вулф откинулся на спинку кресла:

– Ничто не указывало на возможность изнасилования? Свидетельств насилия не обнаружили?

– Нет. – Уэллман закрыл глаза и сжал ладони в кулаки; совладав с чувствами, он открыл глаза. – Ничего подобного не было. Никаких следов насилия.

– А что говорят в полиции?

– Они пытаются разыскать этого Арчера, но не могут. Он как в воду канул. Они говорят, им не за что ухватиться. Я думаю…

– Вздор! Конечно им есть за что ухватиться. В издательствах имеются архивы. Он прислал рукопись осенью и получил назад вместе с запиской от вашей дочери. А вот как получил и по какому адресу?

– Рукопись отправили по почте на тот адрес, что он оставил: почтовое отделение Клинтон-Стейшн, до востребования. Это на Западной Десятой улице. – Уэллман разжал кулаки. – Я не хочу сказать, будто полицейские умыли руки. Быть может, они делают все, что в их силах, но за семнадцать дней они не продвинулись ни на шаг, и мне не понравилось, как они разговаривали вчера и сегодня утром. Похоже, они не хотят получить еще одно нераскрытое убийство и предпочитают называть его непредумышленным убийством, то есть надеются свести все к случайному наезду. Я мало знаком с методами нью-йоркской полиции, но, как по-вашему, от них ведь можно такого ожидать?

– Вполне возможно, – проворчал Вулф. – Так вы хотите, чтобы я доказал, что вашу дочь убили, и нашел убийцу?

– Да. – Уэллман вдруг смешался, открыл было рот и закрыл его, потом взглянул на меня, затем перевел взгляд на Вулфа. – Мистер Вулф, я признаю, что мной движет желание свести счеты. Я понимаю: это грешно и безнравственно. Моя жена и пастор нашего прихода так говорят. На прошлой неделе я был дома, и они мне это сказали. Грешно замысливать мщение, но вот я здесь и ничего не могу с собой поделать. Пусть даже это случайный наезд, но полиция все равно не найдет убийцу, а потому я твердо решил, что не вернусь в Пеорию и не возьмусь за дела до тех пор, пока убийца не будет разоблачен и не получит свое. У меня довольно прибыльное дело и собственность кое-какая имеется, но я согласен разориться и умереть нищим, лишь бы найти подлого негодяя, который убил мою дочь. Быть может, не стоит так говорить. Все же я вас не слишком хорошо знаю, разве что по репутации. Вы можете и отказаться работать на человека с такими греховными помыслами, но я не хотел кривить душой.

Уэллман снял очки и принялся протирать их носовым платком. Это меня тронуло. Он не хотел смущать Вулфа и смотреть ему в глаза, пока Вулф принимает решение, браться ли за дело, которое предлагает такой закоренелый негодяй, как Джон Р. Уэллман из Пеории, штат Иллинойс.

– Я тоже буду откровенен, – сухо сказал Вулф. – Мотив мести как таковой не имеет значения, когда я решаю, браться за дело или отказать. Но своим признанием вы допустили ошибку. И если я намеревался просить у вас задаток в две тысячи долларов, то теперь повышаю сумму до пяти тысяч. Но не просто для того, чтобы это послужило вам уроком. Поскольку полиция за целых семнадцать дней ничего не нашла, нам придется потратить немало средств и усилий. Еще несколько вопросов, и я готов буду приступить.

– Я не хотел кривить душой, – повторил Уэллман.

Когда полчаса спустя он ушел, его чек остался на моем столе под пресс-папье вместе с копией последнего письма Джоан Уэллман, а мой блокнот обогатился новыми сведениями, которых вполне хватало, чтобы Вулф мог, как он выразился, приступить к делу. Провожая Уэллмана, я вышел с ним в прихожую и помог надеть пальто. Когда я приоткрыл дверь, чтобы его выпустить, он протянул мне руку, и я охотно пожал ее.

– Ничего, если время от времени я буду позванивать вам? – робко спросил Уэллман. – Просто узнавать, нет ли чего нового? Я постараюсь не слишком надоедать, но вы уж извините, я очень настырный.

– В любое время, – заверил его я. – Я всегда готов сказать: «Ничего нового».

– Он ведь и в самом деле хороший сыщик, да? Я спрашиваю про мистера Вулфа.

– Лучше не бывает. – Я постарался вложить в голос максимум убежденности.

---