– Я тоже не смогу, если позволю тебе погибнуть в процессе, – я крепче сжимаю ее руку. – Пожалуйста, не делай глупостей.

Усмешка Фарли тут же возвращается во всем блеске, как будто кто-то щелкнул выключателем. Она даже подмигивает.

– С каких это пор я поглупела, Мэра Бэрроу?

Глядя на нее, я чувствую, как натягиваются шрамы на шее – шрамы, о которых я почти позабыла. Эта боль стала почти неощутимой по сравнению со всем остальным.

– Мне просто интересно, чем это закончится, – негромко говорю я, надеясь, что она поймет.

Фарли качает головой.

– Не знаю. Слишком много вариантов.

– Я имею в виду… Шейда. Птолемуса. Ты убьешь его – а потом что? Эванжелина убьет тебя? Клару? Я убью Эванжелину? И так далее, без конца?

Я близко знакома со смертью, но на сей раз ощущение странное. Я пытаюсь прикинуть финал. Это больше свойственно Мэйвену, чем нам. Фарли давно вынесла Птолемусу смертный приговор, еще когда я изображала Мэриэну Титанос, но это было ради Алой гвардии. Ради общего дела, не ради слепой мести.

Глаза у нее расширяются, полные пугающего огня.

– Ты хочешь, чтобы я подарила ему жизнь?

– Нет, конечно, – я почти огрызаюсь. – Я не знаю, чего хочу. Не знаю, что говорю… – Слова вдруг так и начинают сыпаться. – Но я еще не разучилась думать, Фарли. Я знаю, чтó месть и ярость способны сделать с человеком… и с теми, кто его окружает. И, разумеется, я не хочу, чтобы Клара росла без матери.

Фарли резко отворачивается, пряча лицо. Но недостаточно быстро, чтобы скрыть внезапные слезы. Впрочем, они так и не проливаются. Дернув плечом, она отталкивает меня.

Я настаиваю. Я обязана. Она должна это услышать.

– Она уже потеряла одного из родителей – и если бы ей предложили выбрать между отомщенным отцом и живой матерью… я знаю, что бы она предпочла.

– К слову, о выборе, – с трудом выговаривает Фарли, по-прежнему не глядя на меня. – Я горжусь тобой.

– Фарли, не меняй тему.

– Ты что, не слышала меня, девочка-молния? – она шмыгает носом и заставляет себя повернуться. Ее лицо очень красно и покрыто пятнами. – Я сказала, что горжусь тобой. Запиши это. Хорошенько запомни. Я не бросаюсь такими словами.

Я невольно хихикаю.

– Отлично. И чем конкретно ты гордишься?

– Ну, помимо твоего чувства стиля… – она смахивает с моего плеча засохшую кровь пополам с грязью, – и, разумеется, твоего уравновешенного приятного характера…

Я снова хихикаю.

– Я горжусь тобой, потому что знаю, каково потерять любимого человека.

Фарли берет меня под руку. Возможно, чтобы я не сумела уклониться от разговора, к которому, кажется, не готова.

«Мэра, выбери меня». Эти слова прозвучали всего час назад. И они до сих пор не дают мне покоя.

– Это предательство, – шепотом говорю я.

Я смотрю на подбородок Фарли, чтобы не смотреть ей в глаза. В левом углу рта глубокий шрам, который слегка перекосил губы. Ровный порез. След ножа. Его не было, когда мы с Фарли встретились впервые, в свете синей свечки в старом фургоне Уилла Свистка.

– Со стороны Кэла? Конечно.

– Нет, не с его стороны.

Над нашими головами проплывает облако, накрыв нас тенью. Летний ветерок вдруг становится внезапно холодным. Я дрожу – и невольно мечтаю о Кэле и его тепле. Он никогда не давал мне замерзнуть. При этой мысли у меня все переворачивается в животе; страшно думать о том, от чего мы оба отказались.

– Он дал обещание, – продолжаю я, – но и я тоже. Я нарушила слово. А он должен выполнить то, что обещал другим. Самому себе, покойному отцу. Сознает он это или нет, но свою корону он полюбил раньше, чем меня. И, в конце концов, он думает, что поступает правильно – ради нас, ради всех. Разве я могу всерьез винить его за это?

Усилием воли я поднимаю голову. У Фарли нет для меня ответа, во всяком случае такого, который бы мне понравился. Она прикусывает губу, подавляя то, что хочет сказать. Тщетно.

Фарли хмыкает, стараясь на свой лад быть деликатной. Впрочем, она такая же колючка, как всегда.

– Не извиняйся за него и за то, кто он такой.

– И не думаю.

– Не похоже, – она раздраженно вздыхает. – Другой король – все равно король. Может, Кэл и славный парень, но это-то он понимает.

– Может, мне надо было согласиться. Ради Красных. Кто знает, что сумела бы изменить Красная королева?

– Немногое, Мэра. Или вообще ничего, – с холодной уверенностью отвечает Фарли. – Если бы что-то и начало меняться, то слишком медленно и не всерьез. – Ее голос смягчается. – И любое изменение можно было бы легко уничтожить. Долго бы оно не продержалось. Все, чего мы добьемся, умрет вместе с тобой. Пойми меня правильно, но мир, который мы хотим построить, должен пережить нас.

«Ради тех, кто будет жить потом».

Глаза Фарли впиваются в меня, полные почти нечеловеческой энергии. А у Клары глаза Шейда. Цвета меда, а не моря. Интересно, какие черты достались ей от матери, а какие от отца?

Ветер треплет недавно подстриженные волосы Фарли, которые в тени облаков отливают темным золотом. Шрамы старят ее, но она ведь еще совсем молода. Очередное дитя войны и разрухи. Она повидала много ужасов и сделала гораздо больше, чем я. Жертв и страданий на ее долю тоже выпало больше. Она потеряла мать, сестру, возлюбленного. Все, о чем мечтала в детстве. Ничего не осталось. И если Фарли может двигаться вперед, продолжая верить в нашу цель, значит, могу и я. Хоть мы и не во всем сходимся, я ей доверяю. Слова Фарли приносят мне неожиданное, но крайне необходимое утешение. Я уже провела столько времени наедине с собственными мыслями, споря сама с собой, что меня начало тошнить.

– Ты права.

И что-то в моей душе разжимает руки, позволяя странной мечте улететь в темноту. Чтобы никогда не вернуться.

Я не стану Красной королевой.

Фарли почти до боли стискивает мои плечи. Несмотря на усилия целителей, мне по-прежнему больно, а у Фарли на диво крепкая хватка.

– Кроме того, – добавляет она, – на троне будешь не ты. Старая королева и король Разломов высказались очень ясно. На трон сядет леди Самос.

Я фыркаю. Эванжелина Самос недвусмысленно высказалась в зале совета. Удивительно, что Фарли не заметила.

– Нет – если это будет в ее власти.

– М-м? – взгляд Фарли становится пронзительней, и я пожимаю плечами.

– Ты же видела, что она сделала. Как попыталась спровоцировать тебя.

Передо мной вспыхивает яркое воспоминание. Эванжелина у всех на глазах призывает Красную служанку, разбивает бокал и заставляет бедняжку руками собирать осколки, просто для забавы. Чтобы позлить присутствующих Красных.

– Нетрудно понять, зачем она это сделала и чего рассчитывала добиться. Она не хочет этого союза, особенно если предполагается, что она должна выйти за… Тиберия.

В кои-то веки Фарли захвачена врасплох. Она смущенно моргает. Она заинтригована.

– Но Эванжелина ведь вернулась к тому, с чего начинала. Я думала… конечно, я совсем не понимаю логику Серебряных, но, тем не менее…

– Эванжелина теперь – самостоятельная принцесса, у которой есть все, чего она хотела. Сомневаюсь, что она пожелает вновь кому-то принадлежать. Сделка ради силы – вот что такое была для нее эта помолвка. И для него, – добавляю я, ощутив боль в груди. – Силы, которая теперь и так у нее есть. Или… – я слегка запинаюсь, – силы, которая ей больше не нужна.

Я вспоминаю Эванжелину, какой она была во Дворце Белого огня. Она обрадовалась, когда Мэйвен женился на Айрис Сигнет, а не на ней. И не только потому, что он – чудовище. Пожалуй… потому что есть человек, который Эванжелине гораздо дороже. Дороже собственной жизни, дороже короны.

Элейн Хейвен. Когда Хейвены восстали против Мэйвена, он назвал ее любовницей Эванжелины. Я не видела Элейн в совете, но большая часть Дома Хейвена теперь стоит за спиной Самоса. Они союзники. Тени, способные исчезать по собственному желанию. Элейн с самого начала могла присутствовать в зале, а я бы этого даже не заметила.

– Думаешь, Эванжелина попыталась бы разрушить замыслы собственного отца? Если бы только сумела?

Фарли напоминает кошку, которая только что сцапала особенно жирную мышь на ужин.

– Если бы кто-нибудь… помог ей?

Кэл не смог отказаться от короны ради любви. Сможет ли Эванжелина?

Что-то подсказывает, что – да. Все ее маневры, тихое сопротивление, хождение по лезвию бритвы…

– Возможно.

Это слово обретает для нас обеих новый смысл. Новый вес.

– У нее есть веские причины. И это дает нам некоторое преимущество…

Фарли кривит губы – это тень улыбки. Несмотря на все жизненные уроки, я вдруг ощущаю прилив надежды. Фарли тычет меня в плечо и улыбается еще шире.

– Слушай, Бэрроу, запиши. Я реально тобой горжусь.

– Иногда я бываю полезна, да?

Она отрывисто смеется и жестом зовет меня за собой. Широкая улица манит нас, булыжники мостовой блестят от растаявшего под летними лучами снега. Я медлю, не желая покидать уютный темный уголок. Мир за пределами узкого переулка кажется слишком большим. Городская стена нависает над нами, в середине цитадели высится главная башня. Испустив вздох, я заставляю себя сдвинуться с места. Первый шаг сделать больно. Второй тоже.

– Можешь не возвращаться на совещание, – говорит Фарли, шагая рядом. Она гневно смотрит на башню. – Я расскажу, чем закончится дело. Мы с Дэвидсоном сами справимся.

---