– Множество мелких деталей и один существенный факт. Не так давно к Хаку приходил человек с коробками от Тиффани, и Хак провел с ним в кабинете почти час. Это могло означать только одно: он покупал какие-то драгоценности для женщины – одной из трех перечисленных.

– Почему? Разве не существует других?

– Для Хака не существует, – покачал головой Луэнт. – Он прикован к креслу-каталке и с тех пор, как умерла моя сестра, выбирался из дому не больше двух или трех раз. Женщины его не посещают. Это должна быть одна из трех. Вы удивитесь, почему мы с Полом сами не выясним, какая именно. Но все не так-то просто. Мы видим Хака крайне редко, он даже пищу принимает в своей комнате или в кабинете. Пол, конечно, пробовал что-то нащупать, да и я предпринял несколько незначительных шагов в этом направлении, но дело, сами понимаете, деликатное…

– Подружитесь со всеми тремя.

– Невозможно. Они слишком ревнуют друг к другу.

– Тогда дождитесь, когда одна из них наденет подарок от Тиффани. Тут уж все станет ясно.

– В том числе и с мотивами, которыми я руководствуюсь. Что-что, а глупыми их не назовешь.

– Но ведь столь же ясным это станет и после того, как мистер Гудвин выведет соблазнительницу на чистую воду, – возразил Вулф. – Не без консультации со мной, разумеется.

– Но речь не идет о том, чтобы выводить кого-то на чистую воду! Отнюдь! – От волнения Луэнт даже съехал с гладкого кожаного сиденья. – Господи, неужели так сложно провести расследование, не посвящая никого в его истинные цели?! Поймите, я не смогу привести Гудвина в дом, чтобы он допрашивал девушек касательно их отношений с Хаком, даже если захочу. Это дом моего отца, но хозяин в нем Хак. Нам придется воспользоваться какой-то уловкой, особенно для того, чтобы предоставить Гудвину случай побеседовать с самим Хаком. Например…

Он был прерван неожиданным звуком, раздавшимся со стороны Вулфа, – наполовину рычанием, наполовину урчанием. Звук для этого и предназначался.

Маленькие серые глазки Луэнта раскрылись в испуге и недоумении.

– Что-то не так?

– Пф! – произнес Вулф с легким отвращением. – Допускаю, я мог бы поинтересоваться любовными планами состоятельного вдовца, если бы находился в стесненных обстоятельствах, а наживка была впечатляющей. Но при существующем раскладе вы напрасно тратите свое время. И мое тоже. До свидания, сэр.

Это прозвучало окончательно и бесповоротно. Маленький сморщенный ротик Луэнта задвигался из стороны в сторону.

– Вы хотите сказать, что отказываетесь взяться за дело?

– Совершенно верно.

– Я так и думал, но решил все же попробовать. – Он соединил пальцы обеих рук. – Ладно, попытаемся иначе. Но это конфиденциально.

– Вы уже говорили.

– Знаю, но тут дело другое. Моя сестра умерла здесь, в Нью-Йорке, в доме моего отца, от отравления птомаином, продуктом гниения, содержавшимся в съеденной ею пище. Хак послал мне в Париж телеграмму, и я прилетел на ее похороны. По данному поводу у меня никогда не возникло бы никаких подозрений, не случись две вещи. Во-первых, Оделетт, моя тулузская любовница, обезумев от ревности, попыталась меня отравить, тем самым продемонстрировав, что убийство может совершить кто угодно, был бы мотив достаточно серьезным; и во-вторых, я получил от Пола Таера предупреждение, что Хака охмурила одна из живущих в доме женщин. Это заставило меня задуматься, и я отправился в библиотеку, где внимательно изучил статью о птомаине. Все три женщины непосредственно присутствовали при том, как отравилась моя сестра, и я уверен, что одна из них приложила к этому руку.

– На основании каких улик вы так считаете?

– У меня их нет. Вероятно, она уже тогда приворожила Хака или же думала, что это лишь вопрос времени. Проведенные здесь две недели только укрепили мою уверенность. Но что я мог сделать? Я даже не осмеливался кого-либо о чем-либо расспросить. В полиции надо мной попросту посмеялись бы. И тут я, естественно, подумал о вас, но самое большее, что смог наскрести, – тысяча долларов. Для вас это гроши, поэтому я решил попробовать уговорить вас взяться за дело, не упоминая об убийстве, а лишь рассказав о конкретной цели расследования… Что ж, теперь вы знаете все. – Он рубанул воздух рукой. – Я хочу остановить ее! И надеюсь, что смогу этого добиться, выяснив, кто она.

– Как же вы ее остановите, не имея улик?

– Не важно. Это уже мое дело. Только бы удалось узнать ее имя. Для достижения своей абсолютно законной цели я готов заплатить авансом тысячу долларов в качестве компенсации за время и усилия мистера Гудвина плюс ваша консультация. Итак, десять часов Гудвина и десять минут ваших. Пусть меньше. Сколько бы ни было, я хочу их купить.

Внезапно Вулф отъехал на своем кресле от стола и поднялся.

– Мне нужно сделать важный телефонный звонок, – пояснил он Луэнту. – Оставляю вас с мистером Гудвином. Поскольку, как вы говорите, вся работа будет выполнена им, мое присутствие не потребуется даже для того, чтобы решить, браться за нее или нет.

Он пересек комнату и вышел в прихожую, однако вовсе не потому, что хотел позвонить. Не желая отказываться от денег, но и не рискуя взваливать на свои плечи вину за мой испорченный во имя презренной тысячи долларов выходной, он решил оставить последнее слово за мной. Теперь он пойдет на кухню, откроет бутылку пива и будет высказывать Фрицу пожелания относительно приготовления ланча. А я… я влип. Если теперь выпроводить Луэнта за дверь, то пройдут месяцы, прежде чем я смогу вновь раскрыть рот, чтобы упрекнуть Вулфа за отказ от предлагаемой работы. Поэтому я взял небольшую пачку купюр, которую маленький человечек положил на стол Вулфа, пересчитал и удостоверился, что в ней двадцать штук по пятьдесят долларов.

– Ладно, – сказал я ему. – Я напишу вам расписку. Полагаю, что прежде всего нам следует обсудить способ, с помощью которого мы собираемся найти подход к Хаку. Вы согласны?

Он был согласен.

Глава 2

Хотя фасад некогда принадлежавшего отцу Луэнта гранитного особняка на Шестьдесят девятой улице между Пятой и Мэдисон-авеню не мыли, наверное, с тех самых пор, как маленький Герман родился там в далеком XIX веке, внутри дома, несомненно, произошли изменения. Автоматический лифт был просторным и современным, и я без труда догадался, что его установили уже после того, как нынешний владелец этих хором оказался прикованным к креслу-каталке по причине болезни артерий.

Луэнт потребовал отложить военные действия, пока Теодор Хак не закончит ланч. Когда мы наконец добрались до места и были впущены в дом женщиной-гренадером, которая легко могла бы поместить Германа в кармане своего передника, часы показывали уже начало третьего. Но я все еще надеялся, что изловчусь заработать тысячу за оставшуюся часть дня и сумею спасти выходной. Поэтому, когда гренадерша взяла у нас шляпы, я не стал тратить время на разглядывание роскошного огромного холла, а направился следом за Луэнтом к лифту. Мы поднялись на этаж и повернули направо по коридору, который был несколько у́же, но длиннее, чем нижний. Меня удивила толщина ковров в доме, хозяин которого передвигался в кресле-каталке.

Удивление возросло еще больше, когда мы вошли в расположенную в задней части дома просторную комнату с высокими потолками и я увидел это кресло-каталку. Его сиденье показалось бы довольно широким даже для Ниро Вулфа. По бокам располагались всевозможные полочки, подносы и отделеньица. Сзади внизу находился мотор. Люминесцентная лампа, прикрепленная слева к спинке кресла, освещала страницы журнала, лежавшего на коленях хозяина.

– Это мистер Гудвин, я говорил вам о нем, – сказал Луэнт, развернулся и вышел.

Теодор Хак не произнес ни слова. Бросив журнал на стоявший рядом столик, он нажал какую-то кнопку, и подножка кресла стала плавно подниматься вверх, пока его ноги, укрытые шотландским пледом, не выпрямились горизонтально. Он нажал другую кнопку, и спинка кресла подалась назад. Теперь Хак полулежал. Он нажал третью кнопку, и его ноги начали довольно резко перемещаться из стороны в сторону. Он закрыл глаза.

Я опустился на стул и бегло осмотрел комнату, служившую ему кабинетом. Стены были обшиты старинными дубовыми панелями. Дорогие картины и множество книг. Я взглянул на Хака. Верхняя часть тела для человека его возраста была идеальной: сужающийся к талии торс, широкие плечи, черты лица пропорциональные, правильные, довольно густые, некогда темные, а теперь в основном седые волосы. Он лежал так, с ногами, болтающимися из стороны в сторону на качающейся раме, добрых пять минут, и я смог как следует его разглядеть.

Наконец движения прекратились, Хак снова нажал кнопки – ноги опустились, торс поднялся – и подтянул край шотландского пледа до пояса. Он смотрел на меня, но я не мог встретиться с ним взглядом, потому что его глаза, похоже, были уставлены в точку, находившуюся на фут ниже моего подбородка.

– Я проделываю эти упражнения шестнадцать раз в день, – сказал он. – Каждый час, если не сплю. И знаете, помогает. Год назад я едва мог стоять, а теперь уже способен сделать пять-шесть шагов. Ваша фамилия Гудвин?

– Совершенно верно.

– Мой шурин передал, что вы хотели со мной встретиться.

– Не совсем так, ну да ладно, – кивнул я. – Это он хотел, чтобы я встретился с вами. Меня зовут Арчи Гудвин, я работаю у Ниро Вулфа, частного сыщика, и ваш…

– А! Так вы тот самый Гудвин?

– Именно. Ваш шурин обратился к нам за помощью. Он утверждает, что его сестра…

---