За шатром послышались характерные звуки – молодого сотника аж выворачивало, так тошнило. Форкс по-отечески улыбнулся.

– Отвык за пару месяцев пить по-нашему, – хмыкнул он. – Ничего… А толгувы… Они неистовы в бою, никогда не показывают врагу спину и не отступают… Отличные воины!

– Ага, вот только это мы идем завоевывать их, а не они нас, – проворчал Равар.

– Они бесхитростны, как дети… – махнул рукой Форкс. – И всё не могут решить, в ком больше доблести, чей род достойней встать над другими. Вот и режут друг дружку почем зря в своих лесах. Хорошие враги.

Опорожнив желудок у густого раскидистого кустарника, толгув разогнулся, вытирая рукавом губы и оглядываясь. В кустах угадывалась притаившаяся фигура.

– Сегимий, анэска аэ? – послышался осторожный шепот, и незнакомец протянул руку из ветвей. На раскрытой ладони белела пара крупных птичьих яиц.

– Аэ, – кивнул Сегимиус, встряхивая головой, и торопливо выпил яйца. Выглядел он собранным и трезвым. Однако вскоре, развернувшись к освещенному шатру, сотник двинулся обратно прежней нетвердой походкой, с блаженной улыбкой на лице.

Утро началось с переполоха – наемники-арзратцы поймали толгува. Дикарей было несколько, они наблюдали за лагерем с дальнего холма у поворота реки. Увидев всадников, лесовики порскнули в разные стороны и скрылись в перелеске. Словить удалось только одного, самого неудачливого. Сдав пленного, арзратцы надеялись на поощрение и горланили во весь голос, чтобы сиятельнейшие знали, кто добыл лазутчика.

Сиятельнейшие услышали. Форкс рыкнул, и ему тотчас принесли умываться. Вместе с ведром подогретой воды притащили пленного. Вскоре позвали Сегимиуса – одетый в меховое рванье толгув хлопал глазами, не разумея высокой речи. Ретур, прихлебывая горячий взвар, искоса поглядывал на союзника. Тот выглядел бодрым и свежим, словно не он упился вчера, уснув под столом. Молодость…

– Кто таков? – ткнул в пленника Форкс.

– Так охотник, видно же, – пожал плечами Сегимиус и перевел. Выслушав сбивчивый ответ, кивнул. – Да, охотник…

– Глаза пялили, потом дали деру, – вытирая лицо, пробурчал Форкс. – То твои дела, наместник. Меня не касаются, – отрезал он и направился к выходу.

– На столб. Пусть порадуется, – велел Равар, промокая платочком испарину и украдкой разглядывая Сегимиуса. Тот спокойно смотрел, как радостные наемники потащили пленника прочь. Вытесывать столб и вкапывать в землю арзратцы не стали – некогда. Бедолагу наскоро примотали к придорожному деревцу, заведя руки назад.

– Взрежем улыбки! Восславим Пагота! – заорали арзратцы. Поймавший охотника наемник достал кинжал и двумя короткими движениями располосовал щеки пленному. Тот взвыл и забился в путах. Арзратцы засмеялись, а палач отсек ветку, наскоро обкорнал и вставил прут в разрезанный рот толгува, распялив в кровавой улыбке.

– Пусть смеется железо! – громко крикнул горбоносый, взмахивая клинком.

– Пусть смеется железо! – закричали соплеменники. – Смейся, Пагот!

Равар наблюдал за Сегимиусом. Многие имперцы в лагере отворачивались и прятали глаза – жителям внутренних провинций обычаи арзратцев пришлись не по нутру. А вот Сегимиус смотрел равнодушно – видно, и впрямь за годы войны подле Форкса навидался всякого.

– Собираемся, – разогнал толпу гонец командующего. – Верховые уже отправились! Живей, живей!

– Наемники… Лентяи, как есть лентяи, – покачиваясь в седле, заметил Форкс. Покинутый лагерь остался позади, и дорога ползла среди перелесков и огромных полян, на которых окрестные толгувы растили рожь, скрываясь в величественном лесу. – Даже с пленным сжульничали… Кто ж к дереву мотает, – приказано же: на столб… У меня в Арзрате, на границе, на дальней заставе служил один упрямец, Крент Грис…

Ретур услышал знакомое имя и вскинулся, а довольный Форкс, ожидавший именно этого, махнул рукой:

– Верно-верно, тот самый… До того, как братец его возвысился, под моим началом ходил. Заставу свою в кулаке держал. Так он в поход нарочно с собой столбы брал… Видано ли?

– Зачем? – не понял наместник. Таскать по безводной степи столбы – та еще морока…

– Много ты в степи деревьев видел? То-то и оно… Пока не замирились, Крент всех пленных степняков к столбам приколачивал, гроздьями. Говаривали, лично Пагота славил, – усмехнулся Форкс. – Не брезговал испачкаться…

Командующий вовсю травил байки из прошлых военных походов, а свита угодливо похохатывала в ответ. Наместник заскучал, подумывая перебраться в повозку и немного подремать. Прежде чем въехать в молчаливый настороженный лес, Ретур оглянулся и увидел вдалеке шелестящие высохшими листьями кроны раскидистых дубов.

«Неужели это одна из священных дубрав толгувов?» – с внезапным интересом подумал казначей. Ему вдруг захотелось плюнуть на все и поехать по полю к могучим деревьям. Но вместо этого наместник покосился назад, в хвост колонны, где катились телеги обоза. Где-то там везли в бочках земляное масло – старшие из Лиги меча велели жечь священные рощи, облив маслом, дабы сердца покоренных толгувов преисполнились страха.

Равар вздохнул. Палить хорошую древесину он почитал сущей дуростью, уж кто-кто, а он точно знал, сколько стоит древесина столетнего дуба… А сжигать деревья, обливая и вовсе бесценным нынче, после восстания в горском Колодце, земляным маслом – дуростью вдвойне.

Однако Лига меча так и не научилась считать монеты. Старшие Лиги закусили удила, решив во что бы то ни стало обставить Торговый союз, уведя новосозданную провинцию из-под носа купцов. Ради этого решили даже кинуть кость жрецам Пагота, подпалив дубравы дикарей во славу Хохотуна.

«Пожалуй, парочку рощ придется-таки сжечь, – скривившись, решил про себя Ретур. – Раз уж старшие захотели подмаслить жрецов. А потом… Потом обойдемся елками. Или соснами… Какие из них смолистее? Зачем палить ценные дубы, когда рядом растут дармовые сосны?.. – Тратить на поджоги ценное масло казначей и не думал. – Насмешник прикроет подлог, такие шутки ему по нраву. Ну а в благодарность он принесет богу иные требы. Например, повелит наемникам развесить на столбах жителей пары-другой деревень, со взрезанными улыбками…»

С этими бодрящими мыслями наместник наконец въехал под лесные своды, и вокруг сразу стало неуютно. Зима-старуха раздела веселый лес, содрав зелень одежд и оголив нутро – по обеим сторонам дороги Равар видел лишь бурелом поваленных толстенных деревьев, выворотни торчащих корней и обломанные пни.

– А помнишь?.. – веселил командующего Сегимиус. – В Амаране напутали, на союзных болотников напрыгнули? Как толстяки заорали: «Булог! Булог!!!», тряся трезубцами, так пятая сотня едва не обделалась!

Форк улыбнулся воспоминаниям и кивнул. Свита загомонила, оживленно переговариваясь, – воякам было что вспомнить. «Грубость, дикость и пустота…» – вздохнул Равар. Он развернул коня в хвост колонны. Трястись в седле и дальше, выслушивая глупые побасенки, казначей не собирался и лишь кисло кивнул в ответ на глумливую гримасу Форкса.

Следом за командующим выступала конная гвардия, лучшие из лучших, ветераны, прошедшие с Герсом не одну кампанию. Затем виднелись меховые накидки союзных толгувов, а за ними топал костяк войска и гордость империи – провинциалы и порубежники. Где-то посреди них затесались и наемные арзратцы, из которых, после недолгих колебаний, будущий наместник решил устроить свою Внутреннюю стражу. Первое время дико будет не хватать дорожников, их умения обращаться с пленными и рабами, их многолетнего опыта подавлений мятежей. Но… чего нет, того нет – дорожников давным-давно захомутал Торговый союз, а торговцам в новую провинцию путь заказан. Так что придется наемным арзратцам учиться на месте…

Вдруг с оставленной позади поляны послышались глухой стук, лязганье и приглушенный грохот. Имперское войско – рой опасных железных пчел – загудело, встревожилось; воины закрутили головами, ища опасность. Но голый лес молчал. Поднявшаяся сумятица волной докатилась до наместника.

– Местные! – верещал кто-то. – Ободрыши бородатые обоз потрошат!

– На обоз кинулись! – вторили следом.

– За яйца нас схватить решили! – возмущался третий.

Войско, стиснутое на узкой лесной дороге, взволновалось. Воины лапали мечи на поясе, с досадой вспоминая, что привычные копья и щиты покоятся позади, в телегах. Союзники-дикари гарцевали, громко переговариваясь по-своему. Из свиты командующего отделилась знакомая фигура молодого Сегимиуса.

– Я втопчу их в грязь, Форкс! В грязь! Не сомневайся! – громко и зло хохоча, толгув пронесся по обочине. Пешие разбегались перед ним, а соплеменники с гиканьем рванули следом. Вскоре союзники скрылись и со стороны поляны раздались крики и звуки схватки. Вдруг наместник, переводящий взгляд то назад, где скрывался невидимый обоз, то вперед, на застывшего в начале колонны командующего, краем глаза заметил движение в лесу. Равар увидел темные фигуры, словно выросшие из-под земли. Они ловко запрыгивали на завалы из бревен.

---