Тетя круто сворачивает вправо, продолжая подъем в гору по дороге, по обеим сторонам которой растут кактусы, и я замечаю океан на горизонте… снова. Остров такой малюсенький, что видны оба его берега одновременно, а Ту-Харборс в ширину едва ли превышает полмили.

Поселившееся у меня в голове сомнение начинает растекаться, как чернильное пятно.

– Тебе в самом деле удастся здесь расслабиться, Эбби, – перекрикивая рев двигателя, обращается ко мне Синтия. – Тут очень тихо и до внешнего мира далеко. Даже интернет почти не ловит.

– Ух ты! Это… э-э-э… круто. – Схватившись за бортик квадроцикла, я мысленно молюсь, чтобы тетины слова оказались преувеличением.

Треньканье мобильного телефона напоминает об оставленных на Большой земле людях, с которыми я потеряла связь.

Мама: Как ты, милая? Все хорошо?

Ну конечно, своим мамским чутьем она выбрала именно этот момент, чтобы напомнить о себе. Вообще, она не вполне одобряла эту затею, но, переговорив с доктором Голдом, уступила. А теперь, вероятно, почувствовала мой страх. Меньше всего на свете мне хочется давать ей лишний повод для беспокойства. Пишу ответ: «Да, отлично!» и, прежде чем отправить, добавляю изображение пальмы.

– Приехали! – объявляет Синтия, останавливаясь у симпатичного голубого коттеджа, который со всех сторон обступают горшки с суккулентами. На опоясывающей дом веранде мягко покачиваются широкие деревянные качели, будто на них устроился приехавший в отпуск призрак.

Я стала было слезать с сиденья, как тетушка силой усадила меня обратно.

– Погоди-ка! Я забыла сказать тебе о Шанти – это мой африканский жако.

Час от часу не легче.

Тут из коттеджа выходит неряшливого вида загорелый бородатый дядька, на плече которого в самом деле восседает большой попугай.

Синтия кивком указывает на него.

– А это мой приятель Чип. Я попросила его вынести Шанти на улицу, чтобы вы встретились на нейтральной территории. Дело в том, что африканские жако могут вести себя враждебно по отношению к незнакомым людям. Вот я и подумала, что если вы познакомитесь вне стен дома, то сумеете избежать недопонимания. – Жестом она велит мне следовать за ней. – Готова?

Я изображаю улыбку, какой одарила бы человека с ужасной стрижкой, спросившего моего о ней мнения. Ни капельки я не готова. Вообще не ожидала ничего подобного.

– Здравствуй, Шанти, – воркует Синтия, подходя ближе.

– Здравствуй, Шанти, – отзывается попугай, в точности имитируя интонацию хозяйки.

– Ну, приветик, Шанти. – Я стараюсь смотреть птице в глаза, но она нарочно отворачивается, отказываясь признавать мое присутствие. Печально-то как!

– Не переживай, она оттает. – Синтия наклоняется, чтобы поцеловать Чипа, и Шанти трется головой о них обоих. – Чип работает над сохранением природы Каталины. Это на случай, если тебе захочется чем-нибудь заняться, пока будешь жить на острове.

Он обнимает мою тетю, и я задаюсь вопросом, рассказала ли она ему об истинной причине моего приезда.

– Добро пожаловать в одно из немногих оставшихся в стране мест, не получивших статус города. Это рай на земле, хоть в последние годы и переведенный на денежную основу.

Я чуть было не рассмеялась, но поняла, что в его голосе нет ни тени сарказма.

Стараясь держаться на расстоянии от Шанти, я тащусь за тетушкой и ее приятелем через огород в дом. Внутри чисто и, благодаря солнцу, очень светло, так что я удивляюсь, увидев крышу. Гостиная заставлена разношерстной мебелью и безделушками, привезенными, судя по всему, со всех уголков света.

Синтия похлопывает меня по плечу.

– Ну что, готова посмотреть свою комнату?

Она плавно скользит по коридору. Сначала мы подходим к ее спальне, где витает слабый аромат травки. Хотя, может, это какое-то особое аромамасло. Обе версии кажутся мне одинаково вероятными.

Синтия входит в комнату, расположенную напротив ее собственной.

– Вот и твое убежище.

Моему взгляду предстает кровать на гнутых кованых ножках, застеленная мягким белым покрывалом, так что я еле сдерживаю желание зарыться в него лицом. Остальная мебель столь же проста и незамысловата: беленая деревянная прикроватная тумбочка и небольшой письменный стол, не сочетающиеся между собой лампы и разрисованный морскими пейзажами туалетный столик.

Синтия раздвигает колышущиеся занавески и с треском распахивает окна, выходящие на неровный горный склон с виднеющимся вдали кусочком океана.

– Прошу любить и жаловать. Ты даже не представляешь, как сильно здесь изменилась энергия после того, как я воскурила шалфей.

Должно быть, именно этот древесный горелый запах я и почувствовала в воздухе. Мама предупреждала, что Синтия хиппи, но я решила, что дело ограничится несколькими нитками бус и предсказаниями судьбы по ладони (спойлер: слишком поздно – я уже знаю, что готовит мне будущее).

– В ящиках комода достаточно места, так что распаковывай вещи. А в ванной я положила несколько новых кусков мыла специально для тебя. – Стоя в дверном проеме, тетя не спешит уходить. – В общем, располагайся.

Я открываю рот, чтобы сказать спасибо, и вдруг понимаю, что одного этого слова недостаточно. «Спасибо, что связалась со мной именно тогда, когда мне это было нужнее всего. Спасибо, что предоставила укрытие от внешнего мира. Спасибо, что не засыпала вопросами – по крайней мере, пока». Все эти слова увязли в зыбучих песках моего мозга и так и не были произнесены вслух.

– Спасибо за… гостеприимство, – мямлю я.

Тетя улыбается уголками губ, пряча жалость.

– Чуть не забыла. У меня еще кое-что для тебя есть.

Шаркая босыми ногами по полу, она подходит к туалетному столику, берет лежащий на нем сверток в белой оберточной бумаге и протягивает мне.

– Это поможет найти свой путь нынешним летом.

Я осторожно отклеиваю скотч и разворачиваю бумагу. Внутри обнаруживается дневник с пеньковой закладкой-ляссе. Едва сдерживая стон, я выдавливаю из себя улыбку.

– Спасибо.

– Рефлексивное письмо – действенный способ разобраться в себе. Для меня оно стало спасением в трудные времена. – Она гладит меня по руке, улыбаясь, чтобы утешить, и я едва не отшатываюсь. Оказывается, у нее на левой щеке маленькая ямочка, точно такая же, как у меня. Как же я раньше этого не замечала?

И у папы аналогичная ямочка. Он, бывало, уверял, что раз она всего одна – это признак удачливости.

От горькой иронии у меня начинает покалывать кожа.

Как только Синтия выходит из комнаты, я поспешно бросаюсь на кровать и, схватив одну из подушек с бахромой, крепко прижимаю ее к животу.

В «Мэри Поппинс» есть момент, когда трубочист Берт обещает маленьким Джейн и Майклу Бэнксам, что если они просто зажмурятся и подпрыгнут, то магическим образом окажутся в нарисованном мелом рисунке. Они так и делают, а когда снова открывают глаза, то по-прежнему стоят на той же самой лондонской улице. Тогда Джейн смотрит на Берта и спрашивает: «Что-то должно было случиться, да?»

Вот и я задаюсь тем же вопросом, что Джейн Бэнкс. Что-то должно было случиться, когда я сюда приехала? Например, мне следовало расплакаться долго сдерживаемыми слезами. Или я надеялась, что, едва моя нога ступит на песок, я тут же пойму, как справиться со всей этой ситуацией?

Не было бы лучше просто остаться дома?

«Нет!» – пронзительно визжит голосок у меня в голове.

Существует большая разница между тоской по дому и томлением по тому, чего больше не существует. Мой дом, каким я его знала, определенно относится ко второй категории.

Внимание привлекает лежащий на прикроватной тумбочке дневник. Доктор Голд постоянно советовал нам с Брук их завести. «Вы делали записи в своих дневниках на этой неделе?» – бывало, вопрошал он.

Брук, конечно, прилежно заполняла страницы, поскольку терпеть не могла не выполнять задания. А всякая моя попытка оканчивалась бездумным созерцанием чистого листа, потому что я понятия не имела, о чем писать. Любые фразы казались банальными или не вполне правдивыми, будто я сочиняла, что должен испытывать на моем месте другой человек, ничего при этом не чувствуя.

Даже несколько недель спустя доктор Голд не оставил надежды однажды увидеть слова на чистых страницах моего дневника.

– Тебе не нужно придумывать ничего особенного или поэтического. Просто запиши то, что у тебя в голове. Можно даже в виде письма ко мне.

Мой творческий кризис продолжался целых полгода, а теперь, наконец, появились мысли для записи в дневнике.

Дорогой доктор Голд,

На прошлой неделе я сидела в вашем кабинете. Вы открыли маленький белый конверт и сообщили мне, какой будет моя смерть.

(тут я мысленно бросаю микрофон для пущего эффекта)

Эбби

Глава 2

Это случилось накануне Рождества. Так всегда и бывает – самые дерьмовые события происходят аккурат перед праздниками.

---