Видение смещается к береговой линии, где в камышах лежит безжизненный Джек. Над ним хлопочут его друзья: переламывают торчащие из его тела стрелы, делают искусственное дыхание. Обезумевшая от горя Флёр превратилась в свирепого демона мщения, черпающего больше стихийной силы, чем любое когда-либо виденное мной Время года. Оцепенев, я наблюдаю, как она заставляет землю дрожать, приказывая дюжине деревьев и лиан схватить Кроноса за запястья и лодыжки. Ее волосы потрескивают от статического электричества, а в глазах плещется безумие, когда она прижимает посох к его горлу. Она беспощадна и ужасна, и, наблюдая за ней, я испытываю одновременно и отвращение, и восхищение. Она – Время года… Время года, подпитываемое яростью, которое сумело одолеть Бога. В видении даже сам Лайон не решается подойти к ней слишком близко.

До тех пор, пока она не протягивает ему посох.

После чего, как и все остальные, падает на колени подле Джека. Она готова отказаться от всего ради него. Сражаться за него.

Он жив. Не пребывает ни в террариуме, ни в урне. Не развеялся по ветру. Он жив.

Плюхнувшись в кресло, я склоняюсь головой к коленям, борясь с подступающей тошнотой.

– Вы не единственный, кто понес потерю, Дуглас. Джек пережил это испытание и стал сильнее. Возможно, не так, как вы себе представляли, но сила – это нечто большее, чем власть и магия. Речь идет о вере, доверии и обязательствах. Он сделал выбор. Выбор принять свое… – Болтовня Лайона внезапно обрывается.

Я поднимаю голову. Но Лайон не смотрит на меня. Он глубоко хмурится, глядя в хрустальное око.

– …свое будущее, – заканчивает он. Тихонько откашлявшись, он снова оборачивает око бархатным поясом. – Надеюсь, вы сумеете жить дальше, Дуглас, как смог Джек. Очень важно, чтобы вы хотя бы попытались. Мир движется вперед, с нами или без нас, – говорит он, и морщинки вокруг его глаз становятся глубже. – Через неделю мы с Геей разберемся с последними Стражами Майкла. Все, кто еще остался, будут разбужены и освобождены от своих обязанностей, а также от магии, дарованной им прежним Кроносом.

Влажный комбинезон холодит мою кожу там, где он прижимается к кожаной обивке.

– Что это значит? Что ты хочешь сказать?

– Те, кто служил под началом Майкла, могут снова поддаться влиянию противоречивых ценностей и ложной преданности. Я не стану рисковать безопасностью Обсерватории и тех, кто предпочтет здесь жить.

– Предпочтет? – У этого слова, когда я его выплевываю, неправильный привкус. – О чем вообще речь?

– Вы можете уйти в отставку, – продолжает он, – в этом случае вас лишат магии и назначат на вакантную должность здесь, в школе, где вы сможете провести оставшиеся годы своей человеческой жизни. Ставлю вас в известность, что система изменилась. Теперь у нас другие правила, Дуглас. Времена года стремятся к мирному сосуществованию – как здесь, так и в надземном мире. И я никому не позволю нарушить эту установку.

Я захожусь в холодном сухом смехе.

– А что если я не хочу выходить в отставку?

– Тогда это решение приведет к Зачистке. Как и любое поползновение на причинение вреда Джеку или Флёр.

Лайон встречается со мной взглядом. В его глазах безошибочно угадывается невысказанная угроза. Так вот в чем дело. Речь идет не о защите Обсерватории. Речь о защите Джека. Лайон намерен держать меня бессильным здесь, внизу, чтобы я не сумел добраться до его любимчика.

– С тем же успехом можешь убить меня прямо сейчас, – цежу я сквозь зубы.

– Это важное решение…

Несмотря на легкость в голове, я вскакиваю на ноги.

– Нет, это наказание!

– Это тоже выбор, мистер Лаускс. – Лайон не встает. Не тянется к посоху.

– Может быть, я не совсем ясно выразился, старик. Я не отдам тебе свою магию. Скорее умру, чем буду служить тебе. Ты не мой Кронос. И никогда не будешь.

– Ваш Кронос и не подумал бы давать вам права выбора, – спокойно замечает он. – Я же, напротив, не стану его у вас отнимать. У вас будет неделя, чтобы обдумать свое решение. Изъятие магии утомляет тело, поэтому вы должны использовать это время для отдыха и размышлений. Вы устали, кроме того, вам нужно усвоить много информации.

Одна неделя. Достаточно долгий период для восстановления сил, которые понадобятся, чтобы пережить боль изъятия вырванной из тела магии. Но недостаточно долгий, чтобы собрать силы для борьбы.

– Что если я не изменю своего решения?

– В таком случае употребите эту неделю на то, чтобы привести свои дела в порядок. Мы с Геей рассмотрим любые последние распоряжения, которые вы пожелаете сделать в отношении вашей личной собственности. – Он поднимает на меня глаза. – Смерть не должна быть единственным выбором. Всегда есть путь вперед. Не торопитесь, – многозначительно добавляет он, произнося это слово так, словно сам его изобрел.

– Это все? – Насколько я понимаю, встреча подошла к концу.

– Дуглас, – окликает Лайон, останавливая меня у самой двери. – Я искренне сожалею о вашей утрате.

Он называет это утратой. Как будто все это лишь игра. Как будто несколько треклятых шахматных фигур сошли с доски, но мы можем начать новую партию. Я качаю головой и протискиваюсь в тяжелые двойные двери, чуть не врезавшись в того, кто съежился с другой стороны. Это Кай. Бледная и дрожащая, как будто только что очнулась от стазиса, она обхватывает себя руками. Кай Сэмпсон, лучший стрелок среди Стражей. Чемпионка по стрельбе из лука, поразившая Джека Соммерса своими стрелами. И к чему это привело?

Ни к чему.

– Дуг? – Ее голос срывается. Проходя мимо нее, ощущаю исходящий от нее запах холодного пота. – Дуг, что случилось? Чего он хотел?

Она ничего не знает. Даже не подозревает, что Джек жив. Понятия не имею, что произошло, пока мы все спали. Я не говорю ей, что сказал Лайон. Что мы проиграли битву. Что враги захватили контроль над нашим домом. Я не говорю ей, что мы вот-вот лишимся магии и даже жизни. Потому что у меня нет ни малейшего желания позволить мерзавцу зайти так далеко.

1. Терзающая сердце боль

Кричащий гитарный рифф просачивается сквозь стены виллы, заглушая утреннюю болтовню соек, и я иду на звук через веранду. К тому времени, как я добираюсь до тренажерного зала, любимый Джеком панк-микс восьмидесятых гулко пульсирует у меня в костях. Толчком открываю дверь, зажимая руками уши от грохота барабанов.

– Джек! – Из-за басов я даже саму себя не слышу. И он, по-видимому, тоже. – Джек, тебе в самом деле не следует…

Он лежит на спине на силовой скамье, ноги расставлены, босые ступни прижаты к полу. Стряхивает мел с рук и поудобнее хватается за перекладину штанги, нагруженную слишком большим весом. Я открываю рот, снова намереваясь закричать. Все еще не зная о моем присутствии, Джек делает несколько коротких вдохов и, стиснув зубы, толкает штангу вверх с подставки. Его мышцы напрягаются, складываются в красивые, ласкающие глаз узоры. Я наблюдаю за тем, как раздувается его покрасневшая шея, когда он опускает штангу и тут же снова ее поднимает.

Зажмурившись, он делает еще несколько подходов. Я наклоняюсь над ним, готовая схватиться за перекладину штанги, если Джек не сумеет ее удержать. Его челюсти крепко сжаты, а дыхание опаляет мне лицо, когда я помогаю ему вернуть штангу на подставку.

Железный стержень с гулким стуком встает на место, и серые глаза Джека распахиваются, а на губах появляется улыбка. Он лежит на скамье, весь в поту, и, глядя на меня снизу вверх, напевает слова какой-то песни, ревущей из динамиков. Протянув руку к его телефону, я выключаю музыку.

– Говорю, тебе не следует поднимать такой вес, не имея рядом кого-то, кто бы тебя подстраховал. – Мой голос звучит слишком громко, поскольку в ушах все еще звенит музыка.

– Не нужна мне никакая подстраховка. – Джек выгибает спину, на несколько сантиметров оторвавшись от скамейки, и, задрав край футболки, вытирает ею пот с лица. Мой взгляд немедленно устремляется к обнажившейся напряженной линии мышц, и его хитрая улыбка становится шире, более дразнящей. Мы живем вместе и спим в одной постели уже больше года, но при виде Джека у меня до сих пор иногда перехватывает дыхание. Он зажимает в кулаке мои собранные в хвост розовые волосы и тянет на себя, пока мое лицо не оказывается прямо над ним. Его темные волосы взмокли от пота, и капельки поблескивают на верхней губе, придавая восхитительно соленый вкус поцелую, похищенному у меня украдкой. Его глаза озорно сверкают в ярком свете ламп.

Раздражение, которое я испытывала всего пару минут назад, тает, когда Джек вылезает из-под штанги и мягко усаживает меня к себе на колени. Его мозолистые пальцы ложатся мне на юбку и ползут вверх по бедрам, оставляя белоснежные следы мела на темном хлопке, и, наконец, замирают у меня на пояснице.

– Если не проявишь осторожность, то навредишь себе, – говорю я с оттенком беспокойства. – Твой физиотерапевт…

– Мой физиотерапевт дал мне зеленый свет, – напоминает он.

Почти восемнадцать месяцев минуло с тех пор, как Гея вернула Джека на этот свет. На память о последней смерти у него остались три стреловидных шрама на спине и дыра в сердце, прежде являвшемся средоточием его магии. Он уверяет, что со временем эта зияющая пропасть затянется, но я в этом не уверена.

Я хмурю брови, и он притягивает меня ближе.

– Доктор сказал, что ты можешь вернуться к легкой тренировке. – Я стираю капельку пота с его щеки. – К которой трехчасовые нагрузки в тренажерном зале ну никак не относятся, Джек. А то, что ты поднимаешь два по двадцать…

– …точно меня не убьет, – заканчивает он фразу, переворачивает мою руку и прижимается поцелуем к ладони. Потом его губы скользят вверх к изгибу моей руки, отчего на коже появляются мурашки. – Мое тело в отличной форме, – шепчет он, и от прикосновения его покрытой утренней щетиной щеки к ключице я вздрагиваю. – Но если хочешь проверить мою выносливость, я полностью в твоем распоряжении.

Смеясь, я легонько толкаю его в грудь.

---