Я дрался в 41-м

Артем Драбкин

Фотография на обложке:

© Александр Устинов / РИА Новости

© Драбкин А.В., 2021

© ООО «Яуза-каталог», 2021

Орлов Николай Григорьевич

Буквально перед самой войной, за 10 дней до ее начала, состоялись выпуски во всех училищах всех родов войск наших вооруженных сил, в том числе и танковых училищах – Орловском, Ульяновском и Саратовском. Получив звание лейтенанта и два небольших кубаря в петлицы – хотел я того или не хотел, – вновь попал в учебное заведение. Меня направили в Минское Краснознаменное танковое училище, где я получил взвод курсантов. Из одного училища попасть в другое – это меня не особенно обрадовало. Ведь основная масса моих однокурсников, молодых танкистов, попала прямиком в войска. Но мои переживания оказались напрасны – война уже стояла на пороге…

22 июня 1941 года я находился в учебных лагерях под Минском в должности командира взвода. В воскресенье 22-го числа я заступил дежурным по курсантскому батальону (в училище числилось три батальона). Сначала училище было пехотным, но в апреле месяце наше правительство решило преобразовать его в танковое училище. Набрали новый контингент молодых курсантов. Всем остальным, кто отучился по программе двухлетнего обучения на пехотных командиров, добавили еще один год обучения. Преподавателей набирали из других училищ и, конечно, из центрального аппарата и военных частей. У нас даже был преподаватель, капитан, инженер, который прошел Испанскую войну. Очень опытный человек. Готовил курсантов с позиций приобретенного боевого опыта. Он мог поделиться навыками организации боя и опытом эксплуатации танков в боевых условиях. Нам, честно говоря, просто повезло с этим человеком – легче было осваивать технику. Однако в училище все еще только обустраивалось, еще не была по-настоящему развернута материальная база и спланирован учебный процесс. В общем, как всегда, когда идет перестройка. В такую я попал среду, принципиально новую, и с этого началась моя настоящая служба в Рабоче-крестьянской Красной армии.

Ночью 22 июня я дежурил по батальону. Учебный лагерь, палатки… Вечером в субботу все построились, прошла поверка, мы улеглись спать. Все вроде бы нормально, и вдруг с неба посыпались бомбы. На рассвете, примерно в 5.30 утра, фашистская авиация начала бомбить Минск. Мы стояли невдалеке от Минска, километров за двадцать, в так называемых Козыревских лагерях. Вообще, у нас сложилось впечатление, что это была не целенаправленная бомбежка, а случайная. Не такой уж мы были важный объект для нанесения первого удара, и скорее всего кто-то из немцев не выполнил свое задание, а, может быть, наши истребители их загнали, и летчикам пришлось сбросить бомбы абы как. По сути дела, мы и потерь-то больших не понесли. Но внезапность этого удара и наша неподготовленность добавили неразберихи. Сначала пошли слухи, что это случайно сбросили бомбы наши самолеты. Но потом разобрались, вернулось начальство из Минска, которое перед этим отбыло в семьи на воскресенье, и все понемножку встало на свои места.

Немцы быстро наступали, часто по 50–60 километров в день, и уже на четвертые сутки, по сути дела, подошли к Минску. Сначала было приняли решение бросить наше училище вместе с войсками на оборону Минска. Но потом наверху посчитали, что это будет не совсем правильное решение: по сути дела, неготовых невооруженных ребят с винтовками бросить в бой, и это при условии, что город вот-вот падет…

И действительно, на седьмой день войны Минск был сдан. Училище получило приказ отходить своим ходом. На дорогах царила паника: немецкие диверсанты подрывали мосты, уничтожали пункты управления, обрывали линии связи. Мы отходили уже несколько дней в тяжелой обстановке, порою по 50 километров в сутки. Попутно еще приходилось гоняться за немецкими парашютистами.

Как выглядели парашютисты?

Нам попадались разные группы. Чаще всего небольшие, от 5 до 20 человек. Встречались переодетые в нашу форму диверсанты. Одну группу взяли вообще в милицейской форме. Начали разбираться – а это «товарищи» из наших прибалтийских стран, литовцы и эстонцы! Легенды они себе придумывали самые разнообразные. Помню, я стоял рядом, когда троих из них допрашивали. Один говорит: «Мы отправляли из Прибалтики в Сибирь контингент арестованных. И вот сейчас возвращаемся к себе на родину». И вроде бы не подкопаешься!

Но потом присмотрелись внимательнее, чем они были вооружены: ножи, разные подрывные устройства, гранаты…

Но основной нашей задачей все же был отход. Я, как командир взвода, получил приказ вывести свой взвод в Могилев, потом через Могилев на Смоленск. Шли без карт по пересеченной местности – идти по дорогам мы не имели права.

А как ориентировались?

Ориентировались по солнцу. Генеральное направление – восток. Шли на Могилев, опираясь на магистраль. Как уже говорил, по ней нам двигаться запретили. Авиация противника господствовала. Справа и слева – там, где наши воинские части двигались с востока на запад к линии фронта большими колоннами, немцы утюжили дороги. Самолеты ходили буквально над головами.

Как вы питались по дороге?

Конечно, таковое училище имело свои полевые кухни. Но мы шли самостоятельно и поэтому питались очень просто, даже можно сказать – скудно. Бывало, заходили в какой-либо населенный пункт. Нас там тепло встречали, кормили, поили: жители тащили сало, картошку, туда-сюда… не так уже важно было. Вспоминается такой случай. Ребята во взводе в основном были белорусы. Был у меня во взводе курсант из тех мест. Он вдруг подошел ко мне и обратился с просьбой: «Товарищ лейтенант, вон там, в стороне моя деревня, километрах в трех. Разрешите мне сбегать, проведать своих! Товарищ лейтенант, я обязательно вернусь! Догоню вас и даже перегоню». Ну что я? Человек абсолютно не опытный, 19 лет, только-только начал командовать.

Черт его знает, да обстановка еще такая. Что делать?.. Посмотрел я на него внимательно – «Ну что ж, давай, иди».

На второй день прибегает, сумка за плечами набита харчами. Обнял его, спрашиваю: «И родители отпустили?», – «Не только отпустили, но даже не стали задерживать!»

Таких случаев у меня было два. Еще один курсант тоже бегал к родителям в деревню и тоже вернулся. Вообще, о настроениях курсантов вначале я мог только догадываться. Но в целом настроение у тех, кто преподавал, в том числе и у меня, было боевым. Мы знали, что наш округ мощный, и знали, что войск стоит невиданное количество. Мы знали, что только на западном направлении у нас стоят 10 тысяч танков. Только на западном! Это после войны начали разное говорить про эти танки… а тогда мы уходили и думали, что там, наверху, должно быть, решили спасти молодежь и что в Генштабе все понимают и правильно оценивают обстановку.

Вот я тебе привел два конкретных примера о настроениях тогдашней молодежи. Двое мальчишек, которым едва исполнилось по 18 лет, не остались дома и не убежали. И родители даже не попытались их уговаривать!

После Могилева мы немного заплутали. Карты нет! Но по просекам и наезженным проездам видно, что где-то здесь неподалеку есть дорога. Мы выбрали лесную, но довольно ухоженную дорогу, по которой ходили грузовики. Немного прошли по ней, и вдруг видим – эмка стоит, а возле нее полковник и два командира:

– Стой! Лейтенант ко мне!

Впереди взвода шел я с помощником, чуть сзади наиболее крепкие ребята из тех, что могут поддержать. Подхожу ближе, вижу – действительно полковник, три шпалы на петлицах. А для меня тогда это просто ужас! В те времена было понимание и уважение к такому званию.

– Кто такие? Откуда? Документы!

Первое, с чего все началось, – у меня не было вообще никаких документов, кроме комсомольского билета. В училище оформить документы я не успел. Пока получил направление, пока разбирался – училище расползлось. Я предъявил полковнику комсомольский билет и подозвал курсанта Орловского. Полковник спокойно выслушал нас, быстро разобрался в ситуации, задав несколько вопросов. Он произвел на меня исключительное впечатление. Чувствовалось, что это человек железной воли, необыкновенной энергии, обладающий решительностью и хладнокровием. Эта встреча сильно повлияла на меня. В дальнейшем я не раз вспоминал полковника и всегда ориентировался на его манеру действовать в сложной обстановке. А тогда тоном, не допускающим возражений, он отдавал короткие четкие приказы: «Лейтенант, взвод поступает в мое распоряжение. Будете останавливать и задерживать всех отходящих и бегущих. Здесь, на месте будем сколачивать подразделения, начиная с отделений, взводов и рот…»

Конечно, он имел особые полномочия и, вероятно, специальный приказ. Но сейчас я понимаю, что на нем лежала и особая ответственность. Мы тогда здорово отстали от училища, и нам пришлось догонять. Трое суток он нас там держал. Но за те трое суток мы остановили очень большое количество отступающего личного состава. Сначала формировались отделения, потом из них мы сколачивали взвод, ставили на него командира, вплоть до капитана. Тут же набиралась рота. Буквально через пару часов набиралось на батальон. Никаких исключений не допускалось, останавливались все подряд. К тому времени некуда было ставить машины, столько мы там задержали полуторок и прочих других машин. А оружие! Чего только не было: гранаты, пулеметы, винтовки и тому подобное. Все отправлялось на Березину, на фронт. Там тогда на какое-то время сформировалась линия фронта.

---